Жестяная корона (СИ) - Дмитрий Билик

   Ничего не помнил, лишь чело Крафтера, суровое, бровями сдвинутое, склонившееся над кулем. Присмотрелся, а то ни куль вовсе, а человек. Измученный, изможденный, и без того одни рёбры вперед выпирают, так еще и расковерканный пытками. Ясно, не жилец. Крафтер уста открывает, говорит, только Молчан не слышит ничего. В ушах звенит, да темя колотит. Даже сам, вроде, сказал что-то, а потом как сквозь сон меч вытащил, да вонзил в куль - только тогда попустило, воздух в грудь пошел.

   - Что ты сделал?! - Теперь Черепаха услышал Крафтера. На него стало быть кричит, - он не сказал еще ни одного слова.

   И стало тут Молчану все равно уже. Ни страха, ни дрожи, одно спокойствие на душе. Даже слово молвить захотелось.

   - Он бы и так не сказал, он уже был почти мертв, я лишь прервал его мучения.

   Говорил по-кантийскому обычаю, рубленным языком, с честью. Крафтер даже не преврал его, но смотрел со злостью. Понимал Молчан, что его судьба теперь предрешена.

   - Замолчите оба! - заговорил княжич. - Не хватало еще, чтобы мои люди перегрызли друг другу глотки. Крафтер, похороните этого человека, других пленных не трогать. Иллиан, вы свободны, Мойно, пойдем со мной.

   Вернулись в покои. Эдуар ему даже слова не сказал, лишь посмотрел так исподлобия, вроде, и без злобы, но с интересом. Точно только сейчас разглядел Молчана. "Смотри, родной, смотри, весь пред тобой теперь наизнанку. Хошь - на кол сажай, хошь - пороть прикажи, не молчи только" - думал гридь. Но княжич ни слова не обронил. Ногами лишь в сапожках своих махоньких стучит по каменному полу - тук-тук-тук-тук, остановится, тук-тук-тук-тук - в другую сторону. Так душу извел, что Молчан уж и открыться решил княжичу - мол, будь, что будет. Да снова мечник тот знакомый. Чего ж принесло его, окаянного?

   - Сир Иллиан просил передать, что сир Айвин... - парубок затих, глянул искоса на Молчана, да потом продолжил, - настаивает на собрании Малого Совета через час.

   - Прям-таки настаивает? - удивлся княжич.

   - Да, ваша светлость. Сир Иллиан именно так и сказал.

   - Хорошо, иди.

   Кметь ушел, а у Молчана сердце аж в пятки спряталось - все, кончено. Теперь уже не отвертишься, да и говорить ли теперь Эдуару? Какой толк с того? Погублен Черепаха, посрамлен Мойно, зарезан без ножа Молчан.

   В назначенный час пришли на собранию. Гридь уж внутрь заходить не стал, не положено ему, но каждого человека в отдельности разглядел: Крафтер справа, за ним Иллиан, и потом уже девка егойняя - Хелен. Вольность дикая, никогда за стол ее не сажали, да не про то у Молчана голова болела, дабы о ней думать-размышлять. Княжича завел, посадил, да вышел. Рядом с Иллианом Эдуару не грозит ничего.

   Теперь о себе думу подумкать надо. Хотя Молчан и так все решил, просто срок отодвинуть пытался. Все ж грех великий, посрамление. Не попадет он теперь в сады райские, да и не похоронят его, как православного. Подобно собаке зароют у стены, а душа неприкаянная так и станет по земле бродить. Но как в глаза после всего княжичу смотреть? А никак. Значит, решено.

   Рванул Молчан по лестнице, к себе, в покои. Бывал он тут редко, за княжичем пригляд денно и нощно нес, потчевался объедками с его стола, не брезговал, спал, где придется, так и не нажил добра. Одна вещица завалящая была у него, которой ой как дорожил - подарок от Эдуара за службу многолетнюю - меч с рукоятью широкой, узоречьем украшенный. Любо дорого на него смотреть, таким даже и воевать жалко. Но на придумку Молчана очень подходящ был. Положит его на пол, острием вверх, да упадет. Хоть позора своего не увидит.

   Только дверь отворил, как понял, не один он здесь. Молчан на такие вещи приучен был, потому до сих пор и дожил. Заскрыпело железо из ножен вынувшись, да рубанул Черепаха туда, где по сообращению его яруг затаился. Никогда с ним прежде такого не случалось, но завяз меч, как в дереве. Ни дернуть, не вытащить. Бросил его Молчан, да с кулаками полез. Силушки в нем было, не приведи Господь такого доброго человека во хмелю встретить, но и тут длани увязли. Дернулся раз, другой, ногой попытался пнуть, ни в какую.

   Пропал, погиб. Щас резанут ему по горлу кинжалой острой, али меч в кишку воткнут, лучше б, конечно, кинжалой. Глаз к темноте попривык, стал яруга пристальней разглядывать. Молчан даже не поверил. Против него стоял Айвин-чужеземец, брат той самой Хелен. Самый что ни на есть настоящий, во плоти. Стоит, только руки егойные не держит, а глазом их буравит.

   - Не узнал? - спросил, да голос больно благоприветливый. От такой ласковости Молчан и испужался.

   - Не узнал.

   - Дело у меня к тебе, Мойно. - Молвил Айвин. Как только сказал, руки сами собой и попустились. - Поговорить надо. Серьезно поговорить.

   Тут Молчан вразумел, не избежать ему позора. Видит Господь, не избежать.

   Предатель

   Родриг Гордри не стал разговаривать с Иллианом, может, действительно не узнал в ладном капитане нищего рыцаря, а может, сделал вид, что не узнал. Но диалога не состоялось. Правого тайного мастера и остальных пленных заключили в темницу, где еще недавно теснились крестьяне с ближайших деревень.

   Что до мирных переговоров, то, несмотря на неодобрение людей, они состоялись. Хейле и Эдвар поклялись не враждовать друг с другом три года, а по истечении срока вновь встретиться в Утесе Гроз, чтобы продлить или расторгнуть мир. Конунг заверил, что в ближайшее время в замке окажутся все люди, бывшие в плену у северян.

   Простолюдины не выражали недовольства в открытую, переговаривались шепотом, неодобрительно качая головой и кивая на то, что с Айвином они уже никого не боялись и теперь сокрушили бы все племена. Но мальчик твердо настоял на своем. Иллиан сам удивился холодности и рассудительность его светлости. Лейтли думал, что Эдвар захочет отомстить за дядю, тем более теперь, когда у него есть такой козырь, как Айвин.

   Логика мальчика была другая - если он сейчас пойдет против северян, то в спину ему ударит Эриган Виссел. С практической точки зрения воевать на два фронта было гибельно, будь под началом мальчика хоть два Айвина. Поэтому его сиятельство переступил через себя - только Три Бога знают, чего это ему стоило - и общался с Хейле Шеерубом как достойным лордом.

   И они попрощались если не друзьями, то правителями, уважающими друг друга. Вернее, Иллиан понимал, что наносная вежливость лишь для окружающих, на самом деле единственная причина, по которой Хейле приходилось считаться с мальчиком - наличие в его армии Айвина. В свою очередь, Эдвар сам с презрением относился к вождю варваров, Лейтли видел все это в глазах лорда, но речи его светлости были учтивы и вежливы.

   К следующему утру прибыл Крафтер. Его глаза сверкали адским пламенем, в которое верили последователи Единого Бога, а движения были порывисты и резки. Он узнал о договоре с северянами в одной из дальних деревень. Лейтли даже не стал задаваться вопросом, как, и сразу же примчался в Утес Гроз. Но отправился не к лорду, а в темницу, к пленным.

   Иллиан был в замке, когда прибежал один из стражников, стерегущих привезенных северянами предателей, и сказал, что сир Крафтер запретил заходить в подземелье, но крики, разносящиеся оттуда, беспокоят его.

   Эдвар Энт, Черепаха и капитан его светлости незамедлительно отправились в темницу и, уже подойдя достаточно близко, услышали сдавленное мычание. Впрочем, такое громкое, что у бывалого Иллиана руки покрылись гусиной кожей. Внизу, подобно тарантулу, окутавшему муху тончайшей, но крепкой сетью, сидел Крафти. Под ним билось в конвульсиях изуродованное тело, в котором Лейтли с трудом узнал правого тайного мастера.

   - Крафтер, что вы делаете? - холодно и жестко спросил Эдвар.

   - А, ваша светлость, - Крафти посмотрел назад и осклабился, - эта мразь мне все скажет. Ведь подумайте, он должен был защищать вашего дядю, а он...

   - Крафтер, что вы делаете? - холодно повторил лорд.

   - Я... - разведчик будто соображал, что он делает. - Я пытаю его. Пытаю, ваша светлость. Он мне все скажет.

   - Сир Иллиан, - мальчик просто обратился к капитану по имени, но Лейтли все понял.

   Он подхватил Крафтера под руки и оттащил в сторону, заодно разглядев получше сира Родрига - рот несчастного был залит кровью, ногти на правой руке вырваны, а на груди виднелись глубокие порезы.

   - Бесчестье так обращаться с пленным, - внезапно раздался знакомый голос.

   Иллиан не сразу понял, что говорил Черепаха - не так часто открывал рот телохранитель лорда. Мойно вытащил меч и вонзил его в грудь отпрыска Гордри, прервав его мучения.

   - Что ты сделал?! - закричал Крафтер, - он не сказал еще ни одного слова.

   - Он бы и так не сказал, - зло ответил Черепаха, - он уже был почти мертв, я лишь прервал его мучения.