Тверской Баскак. Том Второй - Дмитрий Анатолиевич Емельянов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Казалось бы победа, но у меня щемит сердце в предчувствии беды.
'Ну куда вы, куда⁈ — Мысленно пытаюсь остановить Михаила и Якуна, потому что знаю. Где-то там за линией деревьев еще скрывается пять отборных монгольских сотен.
Снова бросаю взгляд направо. Там в окружении всего троих дружинников стоит юный князь Ярослав. На его лице смесь восторга и обиды. Еще бы, его не пустили преследовать разгромленного врага.
«Радуйся дурачок, — не могу удержаться от злой иронии, — может быть, этим тебя сегодня спасли от смерти».
Словно в ответ на мои мысли, в сознание вдруг врывается мощный клич сотен луженых глоток.
Урааааагх!
«Началось!» — Стискивая зубы от бессильной ярости, смотрю, как из леса вылетает монгольская конница, отрезая фланговым ударом дружинников Михаила. С другого края сотни Якуна атакуют еще невесть откуда взявшиеся ордынцы.
«Это те, из первой линии атаки. — Оцениваю я блестящую монгольскую тактику. — Отошли, перегруппировались и зашли в тыл нашим балбесам!»
И Якун со своими, и Михаил теперь в плотном кольце, и с каждой минутой их силы тают. Помочь им я никак не могу. Вывести своих из-за линии фургонов, значит, отправить всех на верную смерть. Единственно, что еще может спасти нашу кавалерию, это попытка прорваться к лесу, но это уже будет зависеть только от способности сплотиться в единый пробивной кулак.
Поворачиваюсь к стоящему за спиной Калиде и показываю ему на Ярослава.
— Приведи князя сюда, пока не поздно. Скоро здесь завертится такая свистопляска, что не приведи бог.
Он не сразу реагирует, и я читаю в его глазах то опустошающее разочарование, от которого до настоящего поражения остается лишь один шаг.
Вкладываю в голос всю силу и уверенность, какая у меня еще есть.
— Делай, что я говорю! Еще ничего не потеряно!
Моя твердость вытаскивает Калиду из прострации, и встряхнув головой, он бросается выполнять приказ.
Я так спокоен, потому что где-то в глубине души я был готов именно к такому повороту. Пока нет единоначалия, пока не трезвый расчет, а княжеский азарт и бравада руководят действиями отдельных отрядов, такое будет продолжаться и продолжаться.
«Без регулярной, повинующейся приказу только одного полководца армии, нам эту темную силу не одолеть!» — С этой мыслью спускаюсь вслед за Калидой.
Сейчас там у подножия холма монголы уничтожают элиту русского воинства. Уничтожают на глазах моих бойцов, многие из которых вообще первый раз в бою. От такого зрелища даже у бывалых вояк руки опускаются и появляется желание все бросить и бежать без оглядки. Это настроение надо пресечь во чтобы то ни стало!
Прохожу к линии фургонов и взбираюсь на один из них. Стрелки расступаются, давая мне место, а я, повернувшись лицом к своим бойцам, кричу так, чтобы заглушить шум идущей внизу битвы.
— Слушайте меня, бойцы! Слушайте и не верьте тому страху, что заворочался в ваших сердцах! Мы оступились, но не упали!
Я знаю, в такой ситуации, первое, надо привлечь внимание. Это мне удалось! Второе, надо вселить в них уверенность, что я все контролирую и все идет по плану. Если для этого требуется соврать, то врать следует убедительно. Все, чем я могу убедить этих людей, это мой завоеванный за эти годы авторитет и их слепая вера в мою невероятную удачливость.
«Что ж, пришло время поставить на кон и то, и другое!» — успеваю иронично хмыкнуть и, выдохнув, продолжаю свою речь.
— Вы знаете, я никогда не проигрываю! И потому сейчас я говорю вам, мы одолеем врага! Пока вы верите мне, мы непобедимы. Пока ваш глаз точен, а удар верен, никто не сможет нас одолеть! Нет такой силы на свете, что могла бы нас сломить! Это говорю вам я, ваш консул! Вы верите мне⁈
Пауза в долю секунды успевает показаться мне вечностью, пока ее не срывает оглушающий рев сотен солдатских глоток.
— Верим! Мы верит тебе, Фрязин!
Вытащив саблю, ору что есть силы, срывая горло.
— Твеееерь!
Ответ, кажется, может снести меня с фургона.
— Твеееерь!
Все, стрелки, алебардщики, расчеты баллист, даже обозники орут так, что сотрясаются небеса.
— Твеееерь! Твеееерь!
Не прекращая орать, оборачиваюсь и бросаю взгляд вниз, к подножию холма. Там сражение уже заканчивается. Наш неожиданный рев отвлек монголов, и часть отрядов с обоих флангов, прорвавшись, уходят к лесу.
«Ну и слава богу!» — Как-то враз успокаиваюсь и, подняв руку, призываю своих бойцов к тишине.
Волна криков стихает, и я же по-другому обращаюсь к смотрящим на меня шеренгам.
— Пришло время показать этой сволочи, где ее место! Не пустим супостатов на нашу землю! Пусть все, кто пришел на нашу землю с мечом, здесь в сырой земле и останутся навечно!
Под бешеный рев бойцов спрыгиваю с фургона и освобождаю место для стрелков.
Калида уже рядом, и я приказываю ему на ходу.
— Из третьей бригады оставь две роты в резерве, а остальных на позиции. Занимаем круговую оборону!
«Не зря я все-таки вкруг оборону построил, — мысленно поздравляю себя с предусмотрительностью, — как в воду смотрел!»
На вышку лезть некогда, и я протискиваюсь между фургоном и рядами алебардщиков. Всего пара шагов вперед и передо мной только поле, заваленное трупами лошадей и людей.
Отгоняю мрачные мысли и осматриваю поле боя. Как раз вовремя! Неравная сеча уже закончилась, и ордынцы начали перестраиваться. Действуют супостаты быстро и слаженно. Всего несколько минут, и напротив нас уже вновь вытянулись три линии, готовых к атаке степных всадников.
Вздрагиваю от неожиданности. Сзади меня хватает за руку Калида.
— Ты куда полез?
Успокаивающе улыбаюсь своему ангелу хранителю.
— Нет, сразу монголы в атаку не пойдут. Они уже обожглись и попытаются сначала нас взять на понт.
И точно, от выстроившихся внизу всадников оторвалась важная троица и неторопливой рысцой направилась к нам.
Не оборачиваясь, кидаю Калиде.
— Пусть стрелки не расслабляются и постоянно держат этих посланцев на прицеле. От монголов все, что хочешь, можно ожидать! У них правила и законы только для своих, а для врага у них любая подлость называется хитростью.
Подъехавшие монголы остановились в шагах пяти, и косясь на нацеленные арбалеты, их старший обратился ко мне.
— Нойон Сахыр Менгу говорит тебе. Уводи своих воинов, и вы все останетесь в живых. Вы храбро сражались, и Сахыр Менгу уважает такого врага. Он не будет вас преследовать и дарит вам жизнь!
Отвечаю на прозвучавшем мангутском диалекте. Широко улыбаясь и в той же торжественной манере.
— Благодарю покорно великого нойона за его милость, но, к сожалению, никак не могу выполнить его волю.
Монгол покупается на мою улыбку и слова, и переспрашивает.
— Почему же? Если ты старший над своими людьми, то прикажи им.
— Не могу! — Демонстративно развожу руками. — Мои воины так страстно хотят закопать на этом холме тебя, твоего поганого нойона и все ваше жалкое воинство, что я не могу отказать им в этом удовольствии.
До посланника, наконец, доходит, что над ним издеваются, и его лицо искривляет злая гримаса. Побагровев, он потрясает камчой.
— Да ты… Ты еще будешь умолять о смерти!
Перестав улыбаться, срываю травинку и добавляю льда в голос.
— Если ты все-еще будешь здесь, когда она коснется земли. — Подбрасываю травинку в воздух. — То получишь стрелу в башку! Усек⁈
Выражение моего лица убеждает монгола в том, что это не пустая угроза, и он нервным рывком разворачивает своего коня. Его спутники тут же срываются вслед за ним, и обратно они уже несутся во весь опор.
«Вот так-то! — Зло резюмирую про себя. — Слава киевского князя Мстислава Старого меня не прельщает!»
Часть 2
Глава 9
Земля дрогнула под копытами почти двух тысяч всадников. Эхом понеслось жутковатое урааагх, и три линии ордынских всадников сорвались с места.
Растягиваясь полумесяцем, конная лава понеслась к вершине холма, стараясь сразу же взять нас в кольцо. Уже по тому, что впереди всех плывет двухвостый бунчук, понимаю, тактика поменялась. Никакого обстрела больше не будет, сразу пойдут на штурм.
Поэтому на взгляд старшины первой баллисты командую:
— Заряжай тяжелым!
Он тут же с азартом гаркает на своих.
— Тяжелым…!
Вслед ему по всей линии пошло
