Русские гусары. Мемуары офицера императорской кавалерии. 1911—1920 - Владимир Литтауэр

Во время нашего пребывания в Скирно в жизни полка не произошло никаких интересных событий. Позже нас перевели в резерв. Если у нас протекала жизнь, не слишком богатая событиями, то пехота вела более чем активную жизнь. В октябре, а затем в декабре пехота пыталась оттеснить противника. В ходе наступлений она несла огромные потери. Как-то в деревню, занятую 3-м эскадроном, прибыл квартирмейстер пехотного полка. Деревня была маленькой, всего из десятка домов. Наш командир эскадрона, зная, что численный состав обычного пехотного полка превышает 4000 человек, спросил квартирмейстера:

– Как, по вашему мнению, мы можем разместить здесь пехотный полк? Нам самим не хватает места.

– Дайте нам один большой сарай, – ответил квартирмейстер. – У нас всего девяносто солдат.

В декабре во время попытки оттеснить немцев нас разместили за пехотным корпусом, который должен был прорвать брешь в немецких линиях. Через образовавшуюся брешь мы должны были прорваться в тыл противника и нанести ему максимально возможный ущерб. В связи с этим мы получили консервы из неприкосновенного запаса. Хотя пехоте не удалось прорвать вражеские линии, гусары съели консервы. Мы вернулись в резерв.

Как-то ночью (мы еще находились в резерве) я пошел на вечеринку, организованную в одном из наших эскадронов, расположенном в соседней деревне, и жутко напился. Об этом сообщили Куровскому, моему денщику, и он приехал за мной на телеге. Дорога была в рытвинах и ухабах; у телеги, конечно, не было рессор, поэтому меня изрядно растрясло.

– Что это за чертово средство передвижения? – сердито спросил я Куровского.

– Автомобиль, – ехидно ответил мой денщик.

Между офицером и денщиком всегда существовали несколько фамильярные отношения.

Находясь в резерве, многие напивались исключительно от безделья. Однажды, к примеру, стоя на мосту, я стал свидетелем такой сцены. По течению одна за другой плыли две лодки, в каждой по несколько солдат. В первой лодке, кроме солдат, были офицер, крестьянская девушка и много бутылок. Солдаты с чувством, «со слезой», пели песню о Стеньке Разине.

Из-за острова на стрежень,На простор речной волны,Выплывают расписные,Острогрудые челны.На переднем Стенька Разин,Обнявшись, сидит с княжной,Свадьбу новую справляет,Сам веселый и хмельной.А княжна, потупив очи,Ни жива и ни мертва,Молча слушает хмельныеАтамановы слова.Позади их слышен ропот:«Нас на бабу променял!Только ночь с ней провозился,Сам наутро бабой стал...»Этот ропот и насмешкиСлышит грозный атаманИ могучею рукоюОбнял персиянки стан.Брови черные сошлися,Надвигается гроза.Буйной кровью налилисяАтамановы глаза«Волга, Волга, мать родная,Волга, русская река,Не видала ты подаркаОт донского казака!Чтобы не было раздораМежду вольными людьми,Волга, Волга, мать родная,На, красавицу возьми!»

Пьяный офицер вообразил себя Стенькой Разиным. Когда певцы дошли до слов «мощным взмахом поднимает он красавицу княжну и за борт ее бросает в набежавшую волну», офицер встал и выбросил за борт крестьянку. Солдаты из второй лодки вытащили из реки девушку, которую тут же переправили в лодку к офицеру. Пьянка продолжилась. Солдаты пели одну и ту же песню снова и снова. Понятно, что девушку взяли для исполнения роли персидской княжны. К тому моменту, когда я появился на мосту, никто уже не смеялся, когда девушку бросали в воду; вероятно, она уже не раз побывала за бортом.

В декабре наша дивизия переместилась в леса на западном берегу Двины. Наш сектор охватывал большой кусок заболоченного леса, пересеченный длинными узкими просеками. Мы стояли по одну сторону леса, немцы с противоположной стороны. Среднее расстояние между нами составляло около четырех миль. Обе стороны направляли в лес пешие взводы и эскадроны и устраивали засады; в этом заключались боевые действия. Как-то 3-й эскадрон нарвался на немецкую засаду. Завязалась ожесточенная борьба. Эскадрону удалось прорваться, но раненый корнет был захвачен в плен. Эти действия не приносили особого успеха ни одной из сторон.

Мое подразделение связи не принимало участия в этих вылазках, поэтому у меня была масса свободного времени. Я тратил его на то, чтобы обучить двух-трех солдат в каждом эскадроне, как обращаться со взывчатыми веществами. Бруски ТНТ (тринитротолуола) можно ронять и даже, как говорили, поджигать. Взрыв обеспечивает капсула с нитроглицерином, вставленная в брикет. К капсуле подсоединяется бикфордов шнур[44], полый водоупорный шнур, заполненный дымным порохом.

Вы сами определяете необходимую длину бикфордова шнура, а затем поджигаете его и, пока он горит, должны успеть отбежать на безопасное расстояние.

Шнур хранился в рулонах и за долгие месяцы войны протирался на сгибах. Одним словом, из-за поврежденных участков взрыва не происходило. Если подобное случалось во время занятий, то, по инструкции, офицер должен был подойти и отсоединить шнур от взрывателя. В моей практике было несколько таких случаев, и, хотя я понимал, что взрыва не произойдет, все-таки с большой опаской подходил и отсоединял шнур от капсулы с ТНТ. Мне запомнился один такой случай. Я шел к дереву, под которым была заложена взрывчатка, и услышал за спиной топот. Ко мне подбежал молодой солдат и, запыхавшись, сказал:

– Я сирота. У меня нет жены и детей, нет братьев и сестер. Я один в этом мире, и мне нечего терять. Я составлю вам компанию.

Хотя я оценил его душевный порыв, но в данный момент он сказал не то, что я бы хотел услышать.

В целом наше пребывание на этом участке фронта было тихим и скучным. 1-й эскадрон, пулеметная команда и мое подразделение связи были расквартированы в деревушке Арглан. Офицеры, человек двенадцать, заняли местную школу, где жили словно сельди в бочке.

Ради развлечения шесть или семь офицеров взялись за написание музыкальной пьесы, в которой в сатирической форме описывалась жизнь нашего полка. Мы подобрали популярные песни тех лет. Сочинили стихи и положили их на эту музыку. Большая часть стихов была написана Виленкиным.

В первую очередь мы высмеяли офицеров, оставивших полк ради бумажной работы. Затем принялись за тех, кто прошел с полком через все тяготы войны. Вспомнили все смешные случаи. Высмеивали не только слабые стороны товарищей, но иногда даже их боевые подвиги. Мы не стали приглашать офицеров из других подразделений: в жизни полка были такие моменты, которые мы не собирать придавать широкой огласке. В классе собралось порядка двадцати пяти зрителей, на суд которых мы и представили наш «шедевр». Каждый из авторов исполнял несколько ролей. Пели мы под гитару. Еще до поднятия занавеса зрители понимали, что их сегодня ждет; мы натянули колючую проволоку между зрителями и сценой.