Набоковская Европа - Алексей Филимонов

никому бы не поздоровилось. Поэтому малодушный Мастер хотел развестись потихонечку, заочно, он прекрасно понимал, что, если он снова попадется Верочке на глаза, он не сможет удрать от этой прекрасной волчицы в облике Голубоглазого ангела Ветхого Завета. Верочка это отлично знала, для этого и вытянула его для очного разговора в Прагу, где положила конец его увиливаниям. И так прошла вся их жизнь. Без ее согласия он не давал интервью и не договаривался о встречах, без ее одобрения он не печатал ни строчки. Разве можно сказать, что он просто боялся Верочки? Нет, он ее беззаветно любил, больше всех на свете – больше своей матери, больше своего единственного сына, больше своего творчества. Но именно в Праге он поставил точку на себе как на отдельной от Верочки личности, и почему-то именно в Праге Герман задумал совершить убийство двойника при помощи своей жены. Значит, эта короткая поездка в Прагу была для него значительной? Может быть, я и ошибаюсь, все-таки я специалист по Достоевскому, а не по Набокову, вам виднее… – сбился со своего страстного литературоведческого рассказа отец Михаил и сам засмущался, не ожидая от себя такого многословия, да еще и с осуждением незнакомых ему людей в период рождественского поста.

– Да-да, кое-что из того, что вы мне сейчас рассказали, я уже слышал. Правда, с некоторыми оговорками, – Вадиму не хотелось спорить с отцом Михаилом, тем более что объективного знания о писателе и не могло быть, недаром все специалисты-биографы всегда ссорятся друг с другом до хрипоты, доказывая свою правду. А тут еще мы имеем дело с Набоковым, который нарочно старался завести своих будущих биографов в тупик, придумывая себе жизненные ситуации и уводя всех в желательном для него направлении. Эту же игру продолжили его жена и сын – не давали исследователям личную переписку, отрицали даже то, что уже было доказано из других источников, возможно, даже уничтожая какие-то документы – Набоков должен был остаться для всех таким, каким он сам себя вместе с женой Верой придумал. – Вот, например, анекдот с владельцем ресторана и Андрэ Жидом. Говорят, это реальная история, только произошла она не в Швейцарии или Америке после Холокоста, а еще до войны на юге Франции, где Владимир Владимирович пытался перевоспитать бывшего белого генерала. Мать свою он не приехал хоронить, потому что это был 39-й год, Набоков был тогда во Франции, в Европе бушевала война, и он просто физически не мог попасть на ее похороны, разве можно его в этом упрекать? А в 50-е годы, когда сестра предложила ему съездить на могилку, у него была паранойя, что его схватят и арестуют коммунисты, тогда не только у него одного такие испуги были. Роман «Отчаяние» был написан до всей этой мамы-драмы с женой, что же выходит, что он предвидел убийство своего «альтер эго»? Да и с женой к тому времени его семья уже была знакома, так что в Прагу Верочка ехала по своим делам, лечиться, что ли? И все это время Набоков каждый день писал ей письма, что, конечно, не исключает, что у них с Верочкой могли быть какие-то личные тайны интимного характера. Да и это ваше предположение о сложных отношениях между его матерью и Верочкой? Он воспитывался в семье, где антисемитизм считался одним из самых больших грехов, его покойный отец был одним из храбрейших людей своего времени, поднявшим голос против погромов. А любимая матушка? По предкам была из староверов, православные обряды почти не соблюдала, ее родной брат обратился в католичество, и, по словам самого Владимира Владимировича, передала ему стихийно-мистическое состояние души, не связанное с официальной религиозностью. Неужели бы она смогла противиться его браку с еврейкой? Никогда не поверю! А уж то, что Верочка готова была креститься, это уж вы извините! Если она бы слышала это сейчас, не поздоровилось бы вам, могла и пристрелить, она, говорят, женщина крутого нрава. Я состою в переписке со многими набоковедами, так вот у меня есть сведения, что она даже со своей любимой сестрой готова была порвать отношения, узнав, что та крестила своего сына, Вериного племянника, в католичество. Она настолько носилась со своим еврейским происхождением, что это уже становилось притчей во языцах. Но все равно, спасибо за ваш рассказ, биография Набокова еще не написана, все, что я знаю или что вы сейчас пытались мне рассказать, требуется еще много-много раз проверить, поговорить со знающими людьми, да и сама Вера Евсеевна жива пока. Будет любопытно попробовать до нее добраться, если Бог даст.

– Я же сказал, что не специалист по Набокову, – оправдывался отец Михаил. – Только мы тут в Праге тоже кое-что знаем о своих-то, еще живы люди, которые и семейство Набоковых хорошо знало, и эту историю с его последним приездом в Прагу. Сплетни-то сплетнями, но когда изучаешь писателя, необходимо знать все, даже сплетни, ведь из этих кусочков жизни и рождаются потом сюжеты и характеры. Так создаются апокрифы, в которых факты биографии меняются местами во времени, что-то совсем незначительное становится необыкновенно важным. Чтобы ни писал Набоков про себя и свои отношения с близкими, но в Прагу в тот злополучный приезд они прибыли по отдельности: он – из Франции, Верочка с сыном – из Берлина. Жена с ребенком жили в гостинице, сам Владимир Владимирович – у матери в ее маленькой квартирке. Там, во Франции, он пообещал своей любимой женщине, что едет за разводом, и потом из Праги посылал ей письма с заверениями, что все идет по плану. Верочка через какое-то время узнала, что он продолжает писать своей любовнице, и дожала до конца, победно уехав во Францию втроем, чтобы быть свидетельницей триумфа. Я вам скажу, что если бы крещение было единственным способом заставить мужа остаться с ней, она бы ни на минуту не задумывалась. Другое дело, тут я с вами не могу не согласиться, что самому-то Набокову на это было наплевать. И конечно, слухи эти были пущены здесь эмигрантами, в большинстве своем антисемитами, которые были потрясены таким браком и мечтали о такой вот развязке событий. Но все-таки, почему он так скрывал свою семейную жизнь от матери? Не сообщил ей о своей женитьбе, да и рождение внука было для нее сюрпризом? Да, мать Набокова, как и все его семейство, никак нельзя было обвинить в антисемитизме, и даже хорошими прихожанами они никогда не были. Но ведь крестили же они своих детей и праздники с постами соблюдали, так что женитьба на иноверке могла не понравиться его матери по самой простой причине: а что будет потом, после окончания жизни? Как разойдутся их души? Где будут находиться некрещеные? Будет ли считаться их сын, ее внук, рожденным в грехе и не перейдут ли на него грехи родителей? Вы сами-то, Вадим, никогда не задавались этими вопросами? И еще раз посмотрите на образы жен и матерей в набоковской прозе: подлые коварные жены и прекрасные возвышенные матери. О чем все-таки это говорит?

– Ох, отец Михаил, боюсь, что в вас действительно заговорил специалист по Достоевскому, которого, как мы с вами знаем, Владимир Владимирович терпеть не мог. Но все равно интересно. А что еще говорится в «апокрифах» про то, как Набоков все-таки предпочел семейное счастье страстному увлечению? Чем кончилась вся эта история?

– Говорят, что все закончилось в Каннах. По возвращении во Францию, куда на этот раз он приехал со своей семьей, Набоков продолжал свою двойную жизнь, бегал на свидания к любимой, дома не прекращались скандалы, адреналин зашкаливал… И тут его пассия сделала роковой ход, приведший к мату в три хода. Вы знаете, чего более всего ненавидел Набоков после психоанализа? Пошлость. Вот так можно оценить ту выходку, которую устроила та женщина. Она приехала в Канны во всем параде, в полной боевой раскраске, да еще на каблуках, чтобы повергнуть в прах домашнюю жену. Владимир Владимирович был на пляже с маленьким сыном, позже к ним присоединилась и Верочка, а красавица-злодейка сидела невдалеке и посылала злобные пасы