Набоковская Европа - Алексей Филимонов

а это было более чем заманчиво для конторы, учитывая небезызвестную статью Уголовного кодекса), получать свою еду из «Березки» и питье из валютных баров, а за это не только не подвергаться гонениям, но даже и получать хоть скромную, но зарплату. Ему предлагался такой исключительный вариант, поскольку все понимали, что без какой-либо зарплаты ему сложно будет выжить, хотя вот, например, известный киноартист и любитель публики, на которого Вадим очень смахивал, трудится на них бесплатно, да никто ему денег и не предлагает, достаточно с него гонораров за фильмы. А ведь поссорься он с нами, и гонораров может не быть…

Эта чудная интеллигентная беседа длилась уже два часа и походила больше на коллективное изнасилование. Вадим пытался вспомнить, кого он так же ненавидел в своей жизни, как этих облеченных властью насильников – учителей в школе, комсомольских вожаков в институте, командиров всех сортов в армии, но пока еще ни один враг не смог его сломать, эти-то пострашнее всех будут. С другой стороны, от своих знакомых диссидентов он слыхал, что теперь не так, как прежде, яйца дверьми не отдавливают, иголки под ногти не запускают. Значит??? Значит, пошли они куда подальше.

– Я не хочу, – сказал Вадим негромко.

– А тебя, мудозвон, никто не спрашивает о твоих желаниях, – судя по ответу, интеллигентная беседа заканчивалась.

– И что дальше? – поинтересовался Вадим. – Расстреляете?

– Пуль на тебя жалко, так удавим, – сказал тот же уже не интеллигентный голос. – Можешь идти…

– А фамилию артиста, на которого я похож, случайно не подскажете?

– Ален Делон, – мрачно пошутил другой «киновед в штатском». – Не хочешь работать, так ты не Бродский, чтобы тебя сажать да делать из тебя героя, а трахать иностранок без пользы для Родины – не советуем, женись лучше на простой советской женщине и забудь свои глупости, живи как все…

Странно, но его отпустили, никаких бумаг подписывать не заставили и даже повязку на глаза не надевали, так что даже много лет спустя Вадим узнавал тот дом, где с ним велась профилактическая беседа с отеческим благословлением на брак. А вот уже в переходе к метро, где сначала не было ни души – метро было давно закрыто и идти по переходу было бессмысленно, – вдруг откуда-то появились трое подвыпивших весельчаков, которые, проходя мимо, сначала решили подшутить, а потом так же весело устроили ему мордобой. В конце, попинав от души, один из пьяных нагнулся и прошептал на ухо: «Женись, пока не поздно. Или все по своей Хиросиме сохнешь? И не ходи, куда тебе ходить не положено». Все встало на свои места, неизвестно только, откуда они узнали про детские Вадимовы фантазии о женщине-японке? И все же Вадим был рад своей победе, больше к нему с предложениями не обращались, а он держался от валютных мест, как и указывали, подальше, но приработки стали исчезать.

– Старик, сейчас не сезон на переводы, уж извини, – говорили его работодатели в творческих союзах, стараясь не смотреть прямо в глаза. К другу, у которого снимал угол, неожиданно должны были нагрянуть родственники из провинции. Жить без прописки, работы, жилья и денег в Москве было абсолютно невозможно. И дьявольское напутствие в брак все чаще приходило на ум. А раз пришло, больше не давало ни о чем думать. И пошли браки один за другим. Каждую последующую жену он ненавидел больше предыдущей, чувство носило кумулятивный эффект, и вот уже третья жена была не только плоха сама по себе, но и вызывала на себя раздражение предыдущими двумя.

– Ненавижу, всех баб ненавижу, подлые, коварные, с вечным инстинктом к размножению. И куда плодятся? Мир и так сошел с ума, все эти ракеты, экология, армии, говорят, и пресная вода скоро кончится, и льды в Антарктиде растают… Зачем плодить нищих, несчастных, когда и так полная неуверенность в завтрашнем дне, не говоря уже о дне сегодняшнем?

Ему казалось, что он вообще бесплодный и дети эти берутся не пойми откуда, в каждом пытался найти чужие черты, а потом безвольно соглашался со случившимся, расплачиваясь таким образом за прописку, домашний уют, обеды и однообразный семейный секс. Секс ему нужен был постоянно, и с тех пор как чудные западные женщины стали для него «табу», можно было надеяться только на случайные встречи с соотечественницами, дважды приносившими ему несчастье в виде неприличных болезней. С женами было безопасно, секс и любовь были у него по разным ведомствам. Любовь, вернее увлеченность конкретной женщиной, приводила к нервным гормональным срывам, а секс – все равно с кем – успокаивал, как будто вместе со спермой выходили из него все тревоги, психозы и наступало временное затишье, покой. Как молоко с медом успокаивает перед сном, так и секс был лечением, уходом от повседневных кошмаров, называемых жизнью. Когда нынешняя жена перестала вызывать у него желание, а это случилось довольно скоро – сразу же, как только он узнал про ее беременность, – Вадим начал придумывать себе разные женские образы, с которыми он хотел бы иметь секс, но как-то не довелось: с горячими и страстными негритянками, со звездами кино и модельного бизнеса, но лучше всего у него получался секс с вображаемой бразильской проституткой, а жена, наверное, относила эти неуемные порывы страсти на свой счет. Бог с ней, ему это было все равно – днем он ее не видел, она была на работе, а ночи он проводил в дорогих борделях Рио… Почему не с японскими гейшами, он и сам не знал. Наверное, боялся влюбиться, а бразильянку можно было трахать и трахать, но не мечтать о ней, забывая про все на следующее же утро.

…Давай, попробуем разобраться с твоими снами. Я, правда, не очень силен во всех этих символах, но кое-что из лекций по разоблачению психоанализа помню. Например, снится ли тебе комната? Если без дверей, то это символ мужского начала, если с балконом и дверьми – то женского, хотя мне до сих непонятно, при чем здесь балкон? Или вот, например, гора. Гора-то уж точно фаллический символ, но еще это и восхождение, духовность, и даже, в некоторой степени, свобода…

…А кстати, сколько раз в день мастурбируешь? Чего раскраснелся, как красная девица? Это так же нормально, как и папашу убить, не знаю только, как это было у царя Эдипа, в истории ничего про этого не сказано. Мне, священнику и еще одной организации необходимо знать точное количество, и вообще все: что? где? когда? и с кем? Ну, допустим, мастубируешь ты сам с собой по определению, но все остальное я должен знать в подробностях…

Нет, комнаты не снились, ни с балконами, ни без. И горы не снились. Снилось только, как он все время трахается, причем объект желания все время менялся, как качественно, так и количественно. Вадим старался, но не мог припомнить, где он занимался сексом во снах – было ли это в комнате, на балконе или на горе. А уж что касается мастурбации, то как без этого, особенно при таких-то снах?

«Между прочим, все мы дрочим» – была любимая его детская присказка. – Что лучше – мастурбация или обладание женщиной – решалось всегда по-разному. Подростком он мог дрочить по 10 – 15 раз в день, до мозоли на руке и другом работающем органе. Где же можно было достать такое количество желающих отдаться ему? При отсутствии сексуального образования в стране он взял на себя роль просветителя и учил мальчиков в пионерском лагере преимуществу дрочения левой рукой, за бешеную популярность своих семинаров был избран председателем совета отряда. Успех занятий был колоссальный, стали приходить и вожатые, которые внесли возрастной ценз на посещение семинаров, и те, кому это надо было больше других, пионеры до 14 лет включительно, лишились своего наставника, а к Вадиму стал настойчиво приставать вожатый его отряда, полагавший, что мальчик, может, и в других утехах разбирается лучше других. Но пионерское лето закончилось, прощай, мой педагогический дар, до следующего года, – говорил себе Вадим.

В тринадцать-четырнадцать лет, когда у мальчиков начинает пробуждаться первый интерес к противоположному полу, девочки не представляли для Вадима чего-то важного в жизни, обсуждать на переменках, какая из них симпатичнее, только в более грубой форме выражения «даст – не даст», не видел смысла, и выпендривался он больше, чтрбы его могли оценить друзья. Он мог на спор