«Теория заговора». Историко-философский очерк - М. Хлебников

Обратимся теперь более подробно к причинам ареста и последующего заключения Н. И. Новикова и попытаемся понять, насколько они отражают конспирологические настроения тех дней. Напомним, что Новиков сыграл важнейшую роль в культурном развитии России и как издатель сатирических журналов, и как книгоиздатель, благодаря усилиям которого книги стали доступны более широкому кругу читателей. Но кроме просветительской и книгоиздательской деятельности, Новикова интересовали проблемы духовно-нравственного плана. Духовные искания приводят Новикова к И. Г. Шварцу, видному масону и деятелю русского Просвещения. Уже вместе они составляют нечто вроде плана культурно-религиозной деятельности. План включал в себя следующие моменты: «1) делать общеизвестными правила хорошего воспитания; 2) издавать полезные книги. Поддерживая тем и типографское предприятие Новикова; 3) выписывать из-за границы способных учителей или, что ещё лучше, -воспитывать русских преподавателей»{326}.

Внешне обвинения были построены на том, что новиковская типография выпустила «Историю о страдальцах соловецких», анонимное сочинение, посвященное движению раскольников, которые описывались в сочувственных тонах. Именно данное издание послужило причиной Указа Екатерины князю А. А. Прозоровскому о проведении обыска в домах, принадлежащих Новикову, на предмет выявления там подпольной типографии{327}. Симптоматично, что вопрос об издании «Истории…» даже не поднимался во время следствия, исполнив свою роль, он оказался неактуальным.

Репрессии против масонов, в частности московского кружка Новикова, находят своё объяснение в том, что часть русских масонов, включая Новикова и сподвижников, были втянуты в сложную дворцовую интригу, включающую «закулисную» борьбу Екатерины со своим сыном, будущим Павлом I. В этой борьбе масоны играли принципиально подчинённую роль, выполняя чаще всего второстепенные задания, о сущности которых сами не имели ясного представления. Так, в своих сношениях с двором Фридриха-Вильгельма Павел активно использует в качестве курьеров видных масонов М. И. Багрянского и А. М. Кутузова. Поэтому мы не можем не согласиться со словами Г. В. Вернадского о том, что «сношения с цесаревичем и его берлинскими друзьями, конечно, и погубили Новикова, подвергнув разгрому весь кружок»{328}. Центральное место в допросах Новикова (мы можем судить о них по сохранившимся протоколам) занимают темы, связанные с его контактами с опальным цесаревичем. В контексте связей с Павлом всплывают вопросы, как сейчас говорят, о легитимности источников доходов Новикова и его компаньонов. Естественно затрагиваемые масонские темы не привлекают внимания следователей, для которых куда более важными остаются темы дворцовых и околодворцовых интриг.

Обратим внимание также на особенности мировоззренческой позиции русского масонства. Выше мы уже отмечали, что для значительного количества лиц участие в масонстве объяснялось соображениями карьерного или даже развлекательного характера. Но как выглядела ситуация с теми, кто руководствовался в масонской деятельности идейными принципами и устремлениями? Любопытные факты открываются при рассмотрении тех источников, которые формировали мировоззренческие позиции русских масонов. Так, состав библиотеки известного русского масона И. П. Тургенева открывает совсем неожиданную сторону его интересов. Тематика и содержание работ, представленных в библиотеке, весьма существенно изменяют наши представления о русских розенкрейцерах как о типических представителях отечественного Просвещения, с присущими им антиклерикальными тенденциями. Значительная часть библиотеки содержит сочинения католических иезуитских авторов. При этом тематика работ достаточно разнообразна: от католической апологетики, мистических сочинений до книг дидактического и морально-нравственного характера. Среди авторов явно выделяются такие фигуры, как оппонент Вольтера — аббат Ноннот, а также Ж. Н. Гру, Б. Бодран, Ж. Рейра.

Намеренности подобного подбора литературы противоречит, однако, то, что часть книг — это подарки, сделанные лицами одного с И. П. Тургеневым идейного круга. Например, сочинение Жана Николя Гру «Черты истинного благочестия» было подарено Тургеневу известным масоном И. П. Лопухиным. В совокупности подобные факты свидетельствуют о мировоззренческой открытости русских розенкрейцеров различного рода духовно-религиозным объединениям, об отказе от узкой партийной закрытости. Нельзя не согласиться в данном контексте со словами современного отечественного исследователя по поводу идейных особенностей русских мистиков Новиковского кружка: «Основа духовного облика подобного типа — настойчивый и неуклонный поиск “крупиц истины”, разбросанных в многообразных явлениях действительности, открывающихся сознанию. Многогранность религиозных интересов московских масонов, обращенных практически ко всем направлениям современной им религиозной мысли, средневековью, тайным учениям, — весьма интересное явление, заслуживающее интерпретации и изучения»{329}.

Совокупность изложенных доводов даёт нам возможность говорить об отсутствии конспирологического дискурса в конце XVIII столетия. Антимасонские репрессии находят своё объяснение в конкретных политических событиях того времени. Конечно, хронологическое сопряжение личной борьбы Екатерины с Павлом с европейской реакцией на Французскую революцию было оперативно использовано первой. Но в данный период общественное сознание не связывает масонские организации с тайными обществами как таковыми. Само отечественное масонство весьма негативно восприняло не только эксцессы в ходе революции, но и идеологическую составляющую французских событий. Один из лидеров русского масонства, уже упомянутый И. В. Лопухин в 1794 г. издаёт работу, название которой точно отражает её содержание — «Излияния сердца, чтущаго благодать единоначалия и ужасающегося, взирая на пагубные плоды мечтания равенства и буйной свободы». Равнодушие к прелестям «буйной свободы» в среде русского масонства заставляет даже авторов, подчёркивающих её социально-политическую активность, признать следующее: «Исследователи единодушны в том, что идеи эмансипации крепостных и введения демократических учреждений были чужды русскому масонству Екатерининского времени»{330}. Все приведённые примеры служат убедительным доказательством отсутствия в отечественном социокультурном пространстве

XVIII столетия конспирологического сознания. Даже такой потенциально продуктивный объект «теории заговора», как масонство, не стал детонатором для развития отечественной конспирологии. По этому следует обратиться к анализу следующего за этим веком пери ода и попытаться обнаружить истоки отечественной конспирологии в XIX веке.

Больший интерес вызывают события в начале 1831 года, имевшие место на самом верху российского общества. Именно тогда князь А. Б. Голицын подаёт на имя Николая I доклад о тайных обществах, действующих в Российской империи. Нельзя сказать, что данный факт не вызывал интереса со стороны исследователей как прошлого, так и настоящего времени. Н. Шильдером ещё в конце XIX века были опубликованы важные материалы, касающиеся при чин и последствий доклада Голицына. Среди современных работ на эту тему отметим публикации того же А. Зорина и фундаментальный труд Я. А. Гордина «Мистики и охранители». Предваряя непосредственный анализ концептуальных построений одного из первых отечественных «конспирологов», следует обратиться к особенностям эпохи начала XIX века, без учёта которых наше исследование не может считаться полным.

Князь Александр Борисович Голицын принадлежал к одному из знатнейших родов страны, давшему истории многих выдающихся деятелей (фельдмаршал М. М. Голицын, глава Верховного Тайного Совета Д. М. Голицын). Сам А. Б. Голицын также входил в элиту того времени. Участник Отечественной войны, генерал-майор и, наконец, флигель-адъютант, он был весьма заметной фигурой александровской, а затем и николаевской эпохи. Как отмечают современники, князь отличался религиозностью и склонностью к мистицизму{331}. Мистицизм, сыгравший не последнюю роль в событиях 1831 года, в первой трети XIX века не был явлением исключительным для социокультурного климата российского общества. Сама фигура Александра I, особенности его личности, способствовали подъёму интереса к различного рода мистическим и оккультным учениям и концепциям. Будучи человеком космополитического образования, не стремившимся поддерживать национальную форму религии, Александр объективно способствовал неофициальной или полуофициальной реабилитации масонства в России, находившегося под запретом после Французской революции. С другой стороны, сам государь испытывал живейший интерес к мистико-оккультным учениям той поры.