Второй брак - Анна Шварц, Екатерина Юдина

Контракт

Кай сделал шаг в мою сторону. Все внутри меня сжалось и сознание завопило о том, что мне из соображения безопасности лучше отойти, ведь с этим человеком жизненно необходимо держать расстояние, но я осталась на месте. Даже когда он приблизился настолько, что это расстояние уже можно было считать неприличным, я не отвела своего упрямого взгляда.

Мне требовалось подчинить этого зверя. Он дикий и необузданный, поэтому точно легко не будет. Особенно, если он хотя бы на мгновение почувствует во мне слабость. Я и так ее уже достаточно выказала, когда сказала, что нуждаюсь в нем.

— Ты согласен на мои условия? — спросила у него.

— Допустим.

— Тогда, ты должен понимать, что на ближайший год ты принадлежишь мне, — я говорила спокойно, но стойко. — И я не считаю допустимым то, что ты подошел ко мне настолько близко. Помни, что ты теперь собственность аристократки и соблюдай нормы приличия.

— Нормы приличия, — его взгляд оказался на моих губах. — Как скучно.

— Отойди. Я приказываю, Кай.

Я никогда и никому не приказывала. Делала это впервые, но ощущала себя так, словно взмахнула кнутом перед огромным волком. Вот только, для него это было не смертельно и даже не опасно. Для такого зверя я являлась слишком слабой хозяйкой, из-за чего он мог просто отобрать «хлыст» и перегрызть горло.

Но почему-то Кай все же отстранился. Теперь между нами было минимум два метра расстояния и мне даже дышать стало легче. В такой близости с ним я не могла сделать ни вдоха.

— Для начала я хочу обрисовать рамки нашего сотрудничества, — произнесла. — Сделать их для нас обоих более четкими.

Кай оперся плечом о стену. Посмотрел мне в глаза и спросил:

— Ты знаешь, что означает оформить попечительство над перечеркнутым? Когда ты спросила согласен ли я на твое предложение, я сказал «допустим». Мой остаточный ответ будет зависеть от того, что ты сейчас скажешь.

Я прекрасно знала, что означало попечительство. Еще пятьсот лет назад в нашей империи рабство было законно, но когда его отменили, осталось одно исключение. Им как раз являлись перечеркнутые и попечительство на ними.

«Попечительство» звучит красиво, но на самом деле за этим словом скрывалось совершенно другое действие. Оно означало полное владение человеком, с которым в последствии можно было сделать все, что угодно. Даже убить и это никаким образом не наказывалось законом.

Правило было лишь одно. Попечительство могло быть оформлено только между аристократом и перечеркнутым.

В прошлой жизни я с острым негативом относилась ко всему этому. В этой — тоже. Мне претила мысль, что в наше прогрессивное время пусть и в минимальном количестве, но все же существовало рабство. Особенно было жутко от того, что аристократы делали с перечеркнутыми, которыми владели.

Например, существовал клуб для знати. Там они устраивали бои на смерть, на которые выставляли своих перечеркнутых. А еще аристократы сами любили их бить, уродовать и истязать. Все законно и все возможно. Следовало понимать, что перечеркнутые нужны были не для какой-нибудь домашней работы. С ней могла справиться и прислуга. У них было совершенно иное предназначение. Жуткое и страшное. Такое, что от одной мысли о нем, у мою кожу сковывало холодом.

Не редко перечеркнутых сразу отправляли на органы. Многие аристократы именно из этого соображения оформляли попечительство. Для себя, или на продажу добыть почку, сердце, печень, костный мозг.

Каждый знал, что «попечительство» это так же синоним смерти.

Я действительно ненавидела эти остатки рабства и в прошлой жизни даже состояла в движении против него, но, конечно, на демонстрации ходить не могла, ведь мое положение являлось слишком шатким. Одно неверное движение и я бы за него поплатилась.

А сейчас я пыталась завладеть для себя перечеркнутым. От этой мысли становилось плохо, но пути назад уже не было. Тем более, я не имела другого выбора.

— Я знаю о нем все, — произнесла. — Если мы его оформим, ты станешь моей собственностью. Я этого и хочу, но со своей стороны могу пообещать, что ты ни о чем не пожалеешь. Я не буду относиться к тебе так, как принято относиться к перечеркнутым.

Кай ничего не ответил и молчание стало слишком длительным. В затхлом мрачном подъезде оно стало давить. Незримо обвивать шею и душить.

— Я дам тебе время подумать, — я расстегнула свою сумочку и достала оттуда блокнот. Написала свой номер телефона и оторванный лист положила на край перил. — Я буду ждать твоего звонка до завтра.

Отправив блокнот обратно в сумку, я по лестнице пошла вниз, но, остановившись, обернулась к Каю.

— Я хочу кое-что прояснить. Да, я предлагаю тебе отношения именно хозяйки и ее собственности, но только так мы сможем прийти к полному взаимодействию. Я хочу полностью обладать тобой и никогда и ни за что не перепродам тебя и не отдам кому-нибудь другому. За твою работу, как и обещала, достойно отплачу и ровно через год дам тебе свободу.

Это все, что я хотела сказать. Закончив последнюю фразу, пошла дальше.

Я прекрасно знала, что перечеркнутые ненавидели знать и не верили аристократам. Особенно тем, которые предлагали им попечительство. На него шли лишь те, кому уже нечего было терять и они были готовы к самому худшему исходу. Даже к смерти.

Боялась ли я, что Кай откажется? Еще как. Рядом с ним было страшно, но в тот же момент спокойнее. Я нутром ощущала, что для меня он может стать жизненно необходимым союзником, из-за чего выйдя на улицу я несколько раз порывалась вернуться обратно и еще раз поговорить с ним, но в тот же момент я понимала, что мне следует держаться. Я предложила ему единственный возможный вариант сотрудничества. Больше ни в чем я не могла уступить. Для нас обоих это было недопустимо.

Когда я вернулась домой, поймала себя на мысли, что мне резко захотелось опять куда-нибудь уехать.

А все потому, что рядом с нашим особняком стояло три машины с эмблемами императорской семьи.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍