Свет в объятиях тьмы. Азим и Чёрный рубин - Бехруз Курбанов

он заметил, что пленник неохотно повернул своё грузное тело и одним лишь глазом недоверчиво посмотрел на пленителя. В этом однобоком взгляде, выражающим гнев, была и надежда снова обрести свободу.

— Ненадолго, разумеется, — уточнил Расим с ехидной ухмылкой. — Ты ведь мне нужен.

Пленник снова скрылся в углу. Он ничего не ответил, и даже его дыхание затихло.

— Может, ты не понимаешь, что я тебе говорю?! — Расим вышел из себя. — Хм?! Прими моё предложение, и нашим подвигам не будет конца! — уверенно обещал он, встав посередине напротив решётки. — Представь, чего бы мы достигли вместе, — Расим показательно сжал кулак — будь у него в руке яйцо, оно бы точно раздавилось.

Расим опустил руку и выжидал. Его терпение все эти годы не приносило плоды, и сейчас ответом ему была тишина. Ему надоело упорное молчание пленника, но он не мог ничего с этим поделать. Поняв, что говорить с пленником без толку, Расим снова сжал кулак. Он был готов применить силу, но это пошло бы на вред его долгосрочным планам. Этот проклятый молчун нужен ему для достижения целей.

— Ты упрям как осёл, — процедил в досаде Расим, протянув «с». Не было больше смысла что-то говорить или предлагать. Вместо этого Расим косо посмотрел во мрак и пригрозил, — И на тебя управу найду.

Вытянув руку, Фозил освещал камеру единственного пленника. Однако этого было недостаточно. Свет от короткого факела проходил не дальше двух газов от самой решётки. Сама камера была довольной большой и, чтобы увидеть пленника, нужно много света, что озадачило Фозила. Расим никогда не разрешал зажигать все свечи и масляные лампы, когда он навещал пленника. За одиннадцать лет службы пленник ни разу не ответил Расиму, и Фозил порой сомневался в том, есть ли кто-либо в этой камере. Лишь дыхание пленника развевали его сомнения. Фозил иногда тоже пытался поговорить с пленником, узнать кто он и за что заперт здесь, но и его попытки оказались тщетными. За эти годы ему даже не удалось уговорить пленника выйти на свет свечей, потому Фозилу было трудно представить, как может выглядеть этот молчаливый пленник. Странным было то, что Расим тоже ни разу не призывал его к свету. Он лишь, приходил, говорил и без ответа уходил, а Фозил с недоумением наблюдал за этим.

— Кто ваш пленник, господин? — как-то спрашивал Фозил.

— Я даже имени его не знаю, — пожал тогда плечами Расим.

Теперь же, после очередного безответного диалога Расим резко повернулся и недовольно направился к лестнице. Фозил последовал за ним.

— Останься, — велел ему Расим, не оглядываясь.

Через несколько шагов Расим свернул направо и скрылся в проёме.

За годы службы Фозил успел хорошо узнать Расима и его характер. Потому в его угрюмом тоне Фозил уловил недосказанные «если что-то изменится, немедленно сообщи мне».

С каждым шагом по долгой лестнице, сворачивающие при подъёме один раз направо и один раз налево, Расим остывал и его злость оставалась позади. Уже почти наверху он услышал быстрый перестук деревянных сандалий. Он поднял взгляд и снова увидел Одила.

— Господин… Вы здесь? — придворный слуга вздохнул с облегчением. Пока Расим поднимался к нему, Одил пытался справиться с отдышкой.

— В чём дело, Одил? Какие-то новости? — Расим понадеялся, что в этот раз этот писарь принёс ему добрую весть… Ту самую весть.

Покинув двор Расима, он не успел дойти до дворца, как его нашёл младший придворный гонец и сообщил о прибытии представителей из Ангурана. Одил решил, что это срочно, а это так и было, потому он побежал обратно к Расиму.

— Прибыли представители султана Бузурга ибн Махмуда, мой господин, — вдохнув, ответил Одил. Его большие чёрные глаза снизу верх уставились на Расима, который на три головы был выше него. — Они ожидают вас во дворце.

«Снова разочаровал». Расим прошёл мимо Одила и, схватив правое запястье левой рукой, он продолжил подниматься.

— Ты бы меня не удивил, сказав что-нибудь иное, — проворчал Расим. В его голосе был скрытый вопрос, который Одил не понял бы и с сотней подсказками, потому Расим задал его в слух. — Новости из Джоду?

— Нет, мой господин, — промедлив, ответил Одил и поспешил за ним.

— Как только будут… — Расим вошёл в коридор, — немедленно сообщи мне! — велел он, когда и Одил вошёл в коридор.

— Да, господин, — Одил закрыл дверь в потайной проём, которая слилась в едино с полками на стене. На этих полках лежала различная утварь, немного книг и сменная одежда для надзирателей.

Перестроенный дом Расима был достаточно большим. В нём было пять спальных комнат, две жилых, кухня, одна обеденная и большая гостиная, хотя в ней Расим редко принимал гостей. Две спальни он выделил своим слугам, а одну служанке. Они могли оставаться там или уходить к себе домой после работы, Расим не настаивал. Он, наоборот, обеспечивал их всеми удобствами и хорошим жалованьем в обмен на их неуклонную верность. При этом он не делился своими планами со всеми, и не все его слуги знали о потайных комнатах в его доме.

В отличие от богатой внутренней отделки, где на стенах висели сюзане, резные картины и кундаль, а на полу лежали роскошные ковры, стены с наружи были обмазаны смесью из глины и соломы. Их убогий вид худо-бедно приукрашивали окна веранд и комнат с зеленоватыми стеклами.

Расим надел короткие расшитые сапоги и вышел во двор через задние двери крытой веранды и мимо стойл неспешно пошёл к восточным воротам.

— Господин, вам оседлать лошадь? — спросил Одил. В его голосе звучал дерзкий намек на то, что ему следует поторопиться. Расим оглянулся на писаря, смерил его строгим взглядом и бесстрастно наказал:

— Скачи во дворец. Скажи гостям, я скоро буду. — «Мне нужно обдумать, что им сказать», — договорил про себя Расим.

От его двора до дворца пеший путь занимал две сойи. Это время он провёл, обдумывая свои дальнейшие шаги и особенно то, что он скажет султану на следующем приёме. По дороге он проходил мимо торговых лавок на алее Расула Второго, где в основном продают печеное, сладости и специи. Он заметил женщину сорока лет с двумя детьми — мальчиком и девочкой. Женщина купила несколько лепёшек и, проходя мимо лавки со сладостями, её сын указал ей на миндаль в сахаре. Женщина посчитала свои монеты и, с сожалением посмотрев на сына, покачала головой. Она не могла себе этого позволить. Из-за Чёрной напасти цены росли вместе с безработицей. Мальчик понурился и вышел вперед. Его матери стало неловко перед хозяином лавки. Взяв дочь за