Гретель и ее бесы - Герман Рыльский

поторопиться. Вспомнив этот разговор, Гретель вернулась к реальности и на минуту даже прекратила крутить головой направо и налево.

Конрад приобрел театральную программку и, пока Гретель разглядывала богато оформленный зал, углубился в чтение.

– Что пишут? – поинтересовалась Гретель.

– Самое главное, что меня здесь интересует, – это имена. – Конрад выразительно потряс программкой. – Никому не нравится, когда журналисты путают солиста с балетмейстером. А так здесь лишь краткое содержание.

– Дай взглянуть. – Гретель взяла программку у Конрада и пробежала глазами сюжет оперы. Она впервые была на подобном мероприятии и боялась, что ничего не поймет. История заинтриговала девушку – здесь присутствовали и Сатана, и любовь, и безумие. Если бы не обстоятельства, при которых Конрад получил билеты на «Фауста», Гретель могла бы подумать, что он выбрал эту оперу специально.

Прозвучали три коротких звонка, и зал погрузился во мрак. Сцена все еще была закрыта, и единственным источником света оставалась оркестровая яма. Несмотря на царящую вокруг тьму, Конрад достал блокнот и приготовился что-то записывать.

Оркестр заиграл чарующую мелодию, занавес поднялся, и на сцене появился главный герой. Фауст призывал Сатану, и его зов был услышан – к нему явился Мефистофель. Он предложил разные блага, но упрямому доктору требовалась лишь вечная молодость. Если Фауст подпишет договор, то до самой смерти Мефистофель будет ему помогать.

– Хорошие у него условия, однако! – не выдержала Гретель, повернувшись к Конраду. – Чего он вообще сомневается?..

– Потому что он понимает, что от дьявола ничего хорошего ждать нельзя. Все равно обманет.

– Зачем ему обманывать? Им тоже нужны души в аду! На одних праведниках далеко не уедешь.

– Не знаю, Гретель, давай смотреть, – не отрывая глаз от сцены, Конрад что-то записывал, всем своим видом показывая, что занят. Гретель подняла к глазам бинокль и продолжила следить за сюжетом.

Мефистофель запел куплеты («Они бы точно понравились регенту Пеймону!» – обрадовалась про себя Гретель), и вот он уже сходится в схватке с Валентином, братом прекрасной Маргариты. Дьявол очерчивает вокруг себя круг, но солдаты поднимают крестообразные рукоятки мечей, и Мефистофель теряет свою силу.

Не ожидая такого поворота, Гретель расхохоталась.

– Ты что? – шикнул на нее Конрад.

– Ну, ты сам это видел?.. – давясь от смеха, спросила девушка. – Это ж надо было такую глупость сочинить! Им бы там всем конец пришел, если б Мефистофель захотел. Кресты их спасли!.. Вот умора!..

Пожилая дама, занимавшая впередистоящее кресло, повернулась и строго посмотрела на Гретель:

– Тише, фройляйн!

– Да-да, простите, пожалуйста… – Чтобы немного успокоиться, Гретель несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула.

Тем временем чары Мефистофеля подействовали на Маргариту, и она влюбляется в Фауста. Девушка принимает его ухаживания, но, получив желаемое, доктор оставляет ее.

– То есть он, очарованный невинностью и красотой Маргариты, просто решил ее бросить?.. – уточнила Гретель, повернувшись к своему спутнику. – Он ведь душу, считай, из-за нее продавал.

– Фауст сейчас во власти Сатаны, – нетерпеливо пояснил Конрад.

– И? Зачем ее сразу бросать? Смысл?

Конрад вздохнул, на секунду перестав конспектировать происходящее на сцене, и встретился с Гретель глазами:

– Все претензии к Гёте.

Понимая, что отвлекает Конрада от работы, Гретель промолчала, но снова не сдержалась, когда Валентин проклял свою сестру Маргариту:

– Да что они все, сговорились, что ли?! Он сам от Бога только что отрекся, а Маргарита в чем виновата?!

– Автор пытается донести мысль, что ни при каких обстоятельствах нельзя вступать в сделку с Сатаной и поддаваться его искушениям, – терпеливо объяснил Конрад.

Остаток представления Гретель досмотрела молча. Она безумно сочувствовала ни в чем не повинной Маргарите, которая пыталась покаяться, но в итоге убила своего ребенка и была осуждена. В финальной сцене, увидев дьявола, героиня прочла молитву и умерла. Так ее душа обрела спасение. Финальный хор ангелов отзвучал, и зал взорвался аплодисментами.

Гретель тоже аплодировала, опера пришлась ей по душе, несмотря на то что к сюжету у нее имелось множество претензий.

– Жалко, что Маргарита не попала в ад! – сказала Гретель, перекрикивая шум аплодисментов.

– Как это понимать? – удивился Конрад.

– Она бы убедилась, что Мефистофель не желал ей зла! И вообще, ей бы там очень понравилось! Но… не попробуешь – не узнаешь!

* * *

Рассказывая на прошлой встрече о черных мессах в Церкви Сатаны, Гретель вскользь упомянула, что пела в хоре. Как ни странно, доктор Фонберг решил посвятить этой теме сегодняшний сеанс. Его интересовало все: начиная с репертуара и заканчивая порядком репетиции.

– …И чем же вам не нравился ваш регент? – поинтересовался доктор после рассказа Гретель о том, как сильно ее наказали за единственный прогул.

– Он слишком жесткий и требовательный. Всегда любил повторять: «Не я руковожу вами, а сам дьявол управляет службой!..» А потом орал как сумасшедший!

– Возможно, он просто хотел, чтобы вы лучше пели?

Девушка усмехнулась – в ее голове тут же всплыла сцена первого знакомства с Пеймоном. В тот день ее псевдосемья приказала им с Гензелем идти на прослушивание в хор. Человеческих детей брали охотно, даже если они не имели голоса и слуха, – видимо, потому, что ими было проще командовать.

Зайдя в репетиционное помещение, на месте регента дети увидели великолепно одетого мужчину с короной на голове. В принципе, это могло выглядеть вполне нормально, если бы при этом он не сидел на одногорбом верблюде. Вокруг регента расположилась группа адских духов с различными музыкальными инструментами: от арфы до мандолины, а чуть дальше на стульях сидели певчие – взрослые рогатые бесы и человеческие дети.

– Здравствуйте, мы хотели бы прослушаться в хор, – сказала Гретель, но в ответ услышала нечто невнятное. Она посмотрела на брата, который, судя по всему, тоже не понял ни слова. К счастью, им на помощь пришел Нильс Дельбрук – он махнул Гензелю и Гретель, показывая, чтобы они садились рядом.

– Что он сказал?.. – шепотом спросила Гретель, присаживаясь на лавку к Нильсу. – Что-то я вообще его не поняла…

– Обычное дело, – пожал плечами Дельбрук-младший. – Сначала никто его не понимает, но со временем это меняется. Он сказал вам остаться на репетицию.

– А-а… Ну, хорошо.

Как и обещал их приятель, спустя несколько репетиций речь Пеймона действительно стала казаться более или менее внятной. Обычно все сводилось к ругани за плохое пение. Когда же регент был максимально недоволен, то, даже ничего не объясняя, просто опускал голову, закрывал глаза рукой и сидел так несколько минут. Видимо, он считал, что всем от этого должно стать очень стыдно, ведь они срывали репетицию. Впрочем, опытные хористы обычно не впечатлялись этим театром одного актера.

– Дьявольский хор – это не всегда про чистое пение, – объяснила Гретель доктору Фонбергу. – В отличие от обычного церковного пения,