С запахом лаванды и пепла - Светлана Панина

class="p1">На этот раз не спорю. Сперва укол холодом, потом раны вспыхивают огнем. Больно. Вся шея горит и жжется, из-за этого не сразу замечаю, что Гера делает вдох. А когда соображаю, кидаюсь к нему, стискиваю в объятиях.

– Ты идиот! Какой же ты идиот! Черный пояс у него…

Мешаю ему откашляться, и Гектор снова оттаскивает меня:

– Все хорошо, Яна, с ним порядок! Ты его вытащила…

Гера с трудом садится, и мы помогаем ему встать на ноги.

– Она тебе отдала Живую воду, – Гектор удивлен и растерян, наверное, в такой ситуации это и не удивительно.

Гера упирается своим лбом в мой:

– Значит, квиты, сестренка…

Глава 15. Чье я дитя

Просыпаюсь оттого, что затекла рука. В первый момент не понимаю, где нахожусь. Потом вспоминаю – дедулина гостиная, диван. Вчерашняя схватка нас так вымотала, что мы упали вповалку прямо тут, в надежде, что силы Источника и Живой воды к утру поставят нас на ноги. Ну, по крайней мере я на это надеялась.

Моя голова лежит на коленях Геры, ноги заботливо укрыты любимым дедулиным пледом. Ярик уютно устроился на моем боку, обнимая меня крошечными лапками. Гера же развалился в углу дивана: голова упала на грудь, одна рука на моем плече, вторая свисает с подлокотника. Мы все еще во вчерашней одежде, и от нас воняет серой.

Мягко высвобождаюсь, стараясь не разбудить Геру, и сажусь, подтянув под себя ноги. Разбуженный Ярик недовольно спрыгивает с дивана и бредет к черной и рыжей кошкам, что спят неподалеку – надо же, и они тут. Гера что-то недовольно бурчит, пытается устроиться удобнее, сонно шарит рукой, нащупывает плед, стаскивает с меня и заворачивается с головой. Возмущаться нет ни сил, ни желания. Все равно надо вставать – солнце светит во всю, стало быть время позднее. И в душ хочется. Нюхаю свои волосы и морщусь. Осторожно трогаю шею и нащупываю несколько тонких шрамов. Зато щеки и колени целы, от поездки по асфальту не осталось и следа. Штаны, правда, погибли. Жаль, я любила этот костюм.

Замечаю, что Гектор открыл глаза и теперь наблюдает за мной. Смутно помню, что он уходил домой – видимо, вернулся. Глядим друг на друга, потом Гектор улыбается мне, легко, уголки губ едва приподнимаются, но тепло. Отвечаю тем же. Мы не произносим ни слова, но будто заключаем соглашение. Не перемирие, нет, ведь мы никогда не были по разную сторону баррикад. Соглашение. О дружбе. Прошлая ночь нас сблизила, всех троих. И теперь, глядя на Гектора, такого непривычно взъерошенного, я понимаю: мне все равно что он там обо мне думает. Нам не обязательно быть братом и сестрой. Мы ведь можем быть просто друзьями. Это хороший старт.

– А как называется, когда ты только проснулся, а уже задолбался? – мычит из-под пледа Гера, откидывает его и недовольно оглядывает комнату.

– Жизнь, родной, – отзывается Гектор. – Это называется жизнь.

– Или депрессия, – добавляю я.

Снова переглядываемся с Гектором и робко улыбаемся друг другу.

– Это у вас в Питере депрессия, а у нас тут в Севастополе жизнь, – Гера скептически оглядывает меня, тянет носом воздух, карикатурно морщится и машет перед собой рукой. – Выглядишь ужасно. Культурная столица, ты вообще моешься?

– Кто бы говорил…

– Да оба вы хороши.

Только теперь замечаю, что Гектор, в отличие от нас с Герой, хоть и помятый после неудобной ночевки в кресле, зато чистый, без следов ночных приключений. На нем свежая футболка и удобные джоггеры, волосы вымыты. Наверное, и пахнет от него приятно, в отличие от нас с Герой. Черт, я не должна хотеть его нюхать, он же мой брат, это противоестественно! Или братьев нюхать можно?

– Я в душ, – встаю и чуть не падаю обратно на диван, в глазах на мгновение темнеет и голова кружится.

Гектор подрывается мне навстречу.

– Все нормально, – смущаюсь я. Но мне приятен его порыв.

Да, что-то изменила прошлая ночь. Надеюсь, Гектор убедился, что я им не враг, а я хоть немного искупила дедулины “грехи”.

– Нам всем нужен кофе. И гранатовый сок, – решает Гектор.

– Или бокал кагора, – подхватывает Гера.

– По утрам помнишь кто пьет? – с улыбкой напоминаю я.

Дохожу до ванной и только тогда вспоминаю, что электричества нет. Уныло щелкаю выключателем несколько раз, размышляя, что делать.

– Я уже позвонил в аварийку, – тут же реагирует Гектор. – Еще вчера ночью. Но там работы на пару дней, а с их темпами – так на неделю.

– Не знаешь, где у дедули свечи?

Гектор пожимает плечами:

– Можешь не закрывать дверь, будет светлее.

Чувствую, что краснею. Но мы вроде как родственники. В конце концов, в ванной есть шторка.

– Там еще колонка, – мямлю смущенно. Дедуля так и не успел меня научить, как ею пользоваться. Он всегда вставал раньше, а мне всегда было не до того.

Гектор встает:

– Я помогу.

Провожаю его взглядом.

– Прости, систер, я без сил, – стонет с дивана Гера. Слишком театрально, чтобы его беспомощность была правдой.

Оборачиваюсь к нему.

– Впрочем, как всегда по утрам, – с улыбкой добавляет он. – И мне тоже надо в душ.

Гера отбрасывает плед и встает… и тут же оказывается обратно на диване.

– Воу-воу… Занятное ощущение. Ранее неизведанное.

Да уж, понимаю. Не каждую ночь тебя убивают, а потом возрождают к жизни. Хотя, раз Живая вода подействовала, Гера умереть не успел. Мы выдернули его прямо с берега Стикса, когда он шарил по карманам в поисках монетки для Харона.

– Ты как?

Он смотрит неожиданно серьезно:

– Твоими молитвами. Спасибо. Без шуток.

– Брось. Сам же говорит: мы не чужие.

– Рад, что ты это признала. А то все “мне никто не нужен!”, “я не навязываюсь!”.

– Ой, иди ты… в баню…

С улыбкой скрываюсь в ванной. Мне приятно, что Гера так сказал. Не потому, что я спасла ему жизнь и теперь он благодарен. Я не чувствую, что сделала что-то особенное, я лишь отдала Гере Живую воду. У меня и выбора-то не было. Мне приятно, что он искренне хочет быть мне братом. Настоящим.

Выхожу из ванной, кутаясь в просторный дедулин махровый халат, и на миг испытываю дежа вю. В доме пахнет кофе и слышен недовольный голос Гектора, точно в тот день, когда я только приехала. Вот только теперь дедуля ему не ответит. Всего два дня прошло – я так быстро пережила его смерть? Но в горле першит и глаза наполняются слезами – не пережила. Но приняла, как неизбежное. Я ведь ехала сюда,