От «Акиры» до «Ходячего замка». Как японская анимация перевернула мировой кинематограф - Сюзан Нейпир

и значит, за этим стоит мужская решимость, но закрывшиеся райские врата красноречиво говорят о том, что мужественность больше не вознаграждается.

Рассмотренные в этой главе аниме показывают японскую мужественность в конфликте с самой собой. Мужественность видится здесь раздробленной, стесненной прошлым и страдающей от желания достичь невозможной самореализации, зачастую связанной с участием женщины. В то же время мужественность здесь намного сложнее, чем простоватый однобокий мачизм. Инуяся разрывается между демоническим авторитетом и человеческим состраданием, а Кэнсин выходит за пределы своего прошлого образа убийцы, становится защитником невинных и помогает с домашним хозяйством. Вдохновленный женщиной Спайк отказывается от своего бесцельного блуждания и погружается во власть эмоций и собственного прошлого. Персонажи «Волчьего дождя» хотя и ведут себя очень мужественно, им не чужда любовь, боль потери и желание.

Во всех четырех сериалах мужественность колеблется в жидкой среде, лишенной центра притяжения. Застрявшие в периферийных мирах персонажи ищут возможности приобрести лучшие аспекты мужественности – например, начать защищать невинных – в новой, жесткой среде. Нащупывая пути возвращения к реальности, они часто терпят неудачи, но их действия очень трогают и даже вдохновляют.

В этих аниме мы видим суть японской мужественности, лишенной связного, целостного самоосознания и без намека на цель и смысл существования, – возможно, это наследие позорного поражения во Второй мировой войне и кризиса девяностых годов. В результате большинство сюжетов разворачиваются в коррумпированных мирах, где лидеры не заслуживают доверия и единственным утешением служит общение с себе подобными.

Мужские персонажи в этих сериалах – это молодые люди, которые примеряют роли и ищут новые смыслы и способы самоопределения. Как и можно ожидать от молодежи, их личности еще не достигли целостности. Их невинность отделена от агрессии и сексуальности. Пока они движутся навстречу зрелости и взрослению, сексуальности и любви, на их пути часто разворачиваются трагедии. Пройдет еще много времени, прежде чем их психика преобразуется в зрелую мужественность, которая может защищать, не причиняя вреда.

Молодость характеризуется крайностями, такими как раздвоение личности и двойники – агрессия и зло против чистоты и благородства. Перед этими молодыми людьми стоит необходимость стать сильнее и вместе с тем сострадательнее, поставить перед собой цель и следовать ей, принимая победы и поражения прошлого и будущего.

Подчас действия, которые предпринимают молодые герои-мужчины, кажутся не более чем нигилистическими путешествиями напрямую к смерти. Но, по крайней мере, героев мотивируют идти вперед некие утопические видения. Хотя в финале «Волчьего дождя» Киба заявляет, что никакого рая нет, он совершенно точно не оставит попытки его найти до самого последнего вздоха[181].

Часть третья. Волшебные девушки и фэнтезийные миры

Рассмотренные в предыдущей части аниме затрагивали проблемные вопросы самоопределения в современном мире, художественно выраженные через такой широко распространенный троп, как метаморфозы тела. Тело помещается в различные формы и изучается с точки зрения различных проблем, в том числе вопросов гендерной самоидентификации и отношений между полами. Этим вопросам в настоящем разделе мы уделим наибольшее внимание.

Минако Саито в своей книге Koitenron предлагает разделить все существующее аниме на две категории, а именно «страна мальчиков» и «страна девочек», указывая на строгое гендерное разграничение при создании аниме, выборе целевой аудитории, нарративов и образов.

В своем анализе она отходит от традиционных предположений, что сериалы и фильмы в жанре меха чаще смотрят мужчины, а романтические фильмы с главными героинями-девушками больше предпочитают зрители женского пола. Она освещает любопытные особенности, например такой факт, что в мужских и женских сериалах присутствуют эпизоды с трансформациями (хэнсин). При этом мужские трансформации связаны с усиленной броней (например Сё в «Гайвере»), а женские персонажи обычно меняют одежду и макияж[182].

Но на практике во многих аниме эти разграничения становятся менее заметными или упраздняются. Эпизоды интроспекции и психологического взаимодействия в «Евангелионе» уравновешивают сцены битв. Кроме того, Синдзи действительно трансформируется при помощи бронированного костюма Евы, но то же самое происходит и с его напарницами. В финале реальные трансформации у героев происходят внутри, так как они начинают глубже понимать себя и свои отношения с противоположным полом. Даже кровожадное и жесткое меха-аниме «Призрак в доспехах» окутано эфирной воздушностью, которую никак нельзя назвать иначе, кроме как женственностью. Еще раньше в восьмидесятые годы «Ранма ½» незавуалированно демонстрирует гендерное смятение, юмористически переходя границы «страны мальчиков» и «страны девочек» то в одну, то в другую сторону. Но самое интересное в сюжетах аниме – это тщательный анализ сложных отношений между полами и проблематика гендерной идентификации.

Проблема гендерного разграничения и напряженность в отношениях между полами, конечно, существуют не только в Японии, но необходимо отметить, что в японском обществе развились такие стратегии сдерживания, которые обладают отличительными особенностями. Одной из наиболее интересных стратегий можно назвать появление культуры сёдзё. Буквально сёдзё переводится как «молодая девушка» и относится к девочкам в возрасте 12–13 лет. За последние двадцать лет этот термин превратился в условное обозначение переходного периода личности на пороге между детством и взрослой жизнью, который характеризуется условно невинным эротизмом, сексуальной незрелостью, культурой потребления «милых» (каваи) материальных благ и тоской по недавнему прошлому или ностальгией в свободном полете[183]. Эта ностальгия, как заключил Джон Трит на основании работ знаменитой писательницы в стиле сёдзё Бананы Ёсимото, имеет тенденцию «фокусироваться точно на тех моментах, где «обычная» жизнь Японии теряет устойчивость и становится хрупкой»[184]. Главным образом это касается исчезновения традиционного семейного уклада.

Сёдзё можно встретить в большинстве миров манги и аниме. В восьмидесятых они занимали скрытые позиции, обладали таинственными и даже сверхъестественными свойствами (например, мистическая молодая вампирша Мию из «Принцессы-вампира Мию», которая обладает оккультными силами, хихикает, как маленькая девочка, и носит бантики[185]). В более поздних аниме сёдзё уже действуют открыто и крайне активно. Например, появились очаровательные и ранимые Воины-марионетки, которые охраняют альтернативный исторический мир Японии, или восхитительная длинноволосая Серена из невероятно популярного сериала «Сейлор Мун». Излюбленный зрителями (и читателями) мужского и женского пола мечтательный и очаровательный мир сёдзё прямо противопоставлен мрачному и жестокому пространству научно-фантастического аниме[186].

Хотя раньше жанр сёдзё встречался только в аниме и манге (особенно в манге, так как разнообразные сёдзё-комиксы постоянно выпускаются уже несколько десятилетий), сегодня феномен «молодой девушки» пронизывает всю современную японскую культуру. По словам Тамаэ Приндл:

«Определенно, нация начинает пристальнее рассматривать девочек. Девочкам отведено особое место в японских масс-медиа, в том числе в кино и литературе. Японцев восхищает, что сёдзё уютно расположилась в небольшой лакуне, лежащей между взрослой жизнью и детством, силой и бессилием, осознанностью и невинностью, а также мужественностью и женственностью»[187].

В современном японском обществе девочки, якобы обладающие пока что аморфными самоидентификациями, олицетворяют потенциал для раскрепляющих изменений и эмоциональности, которая недоступна японским мужчинам, попавшим в ловушку выполнения обязанностей для требовательного начальства. Неудивительно, что именно женщина Кусанаги в «Призраке в доспехах» растворяется в Кукловоде или что трансформации Ранмы в девочку придают истории очарование. Даже в порнографии трансформация женщин придает эмоциональность достаточно традиционным нарративам, хотя