В садах Лицея. На брегах Невы - Марианна Басина

Так писал Батюшков в послании к Александру Ивановичу Тургеневу, приглашая его вместе отправиться в Приютино.

На мызе Олениных собиралось столько гостей, что мало было сливок от семнадцати коров. Гости жили привольно. В большом двухэтажном доме всем хватало места. У каждого была отдельная комната. Приезжающим объявляли: в девять часов утра пьют чай, в двенадцать часов завтрак, в четыре часа обед, в шесть часов полдничают, в девять часов вечерний чай. К трапезе созывали ударом колокола. А в остальное время каждый мог заниматься всем, чем вздумается: гулять, собирать ягоды, грибы, читать, ездить верхом, стрелять в лесу из ружья, пистолета или лука. Хозяева никого не стесняли. Только к своему любимцу Крылову Елизавета Марковна иногда применяла строгие меры. «Она, — рассказывала старшая дочь Олениных, — запирала его над баней дня на два, носила сама с прислугой ему кушанье и держала его там, покудова он басни две или три не написал».

Особенно многолюдный сельский праздник бывал в Приютине 5 сентября, в день именин хозяйки. Устраивали спектакли, танцы, шарады. Пьесы сочиняли гости-литераторы, декорации писали гости-художники, среди исполнителей кроме домочадцев бывали прославленные актеры.

5 сентября 1819 года на именины Елизаветы Марковны приехал в Приютино Пушкин.

Шарадами в этот день, как всегда, распоряжался Крылов. Жуковский и Пушкин ему помогали.

Пушкин делал это с радостью. Он благоговел перед Крыловым и, глядя на него, часто думал с любопытством: «Кто же он в действительности, этот человек? Талант его огромен, но в остальном он загадка».

Пушкин знал, что в прошедшем веке, при Екатерине II, Крылов был бунтарем. Неугомонный и дерзкий сатирик, он испортил немало крови престарелой императрице. Случайно не постигла его участь Новикова и Радищева. Теперь он иной — с виду добродушный чудак, про обжорство и лень которого рассказывают анекдоты. Один анекдот Пушкин записал: «У Крылова над диваном, где он обыкновенно сиживал, висела большая картина в тяжелой раме. Кто-то ему дал заметить, что гвоздь, на который она была повешена, не прочен и что картина когда-нибудь может сорваться и убить его. „Нет, — отвечал Крылов, — угол рамы должен будет в таком случае непременно описать косвенную линию и миновать мою голову“». Добродушный чудак… Но басни его отнюдь не добродушны, не безобидны.

Пушкин с детства любил творения Крылова, восхищался его «Подщипой». Злая сатира на царствование Павла I, не менее злая пародия на классическую трагедию, «Подщипа» ходила в списках. В Лицее ее знали. В лицейском стихотворении «Городок», перечисляя своих любимых писателей, Пушкин назвал и Крылова, вспомнил его «Подщипу».

И ты, шутник бесценный,Который МельпоменыКотурны и кинжалИгривой Талье дал,Чья кисть мне нарисует,Чья кисть скомпанируетТакой оригинал!Тут вижу я — с ЧернавкойПодщипа слезы льет;Здесь князь дрожит под лавкой,Там дремлет весь совет;В трагическом смятеньеПлененные цари,Забыв войну, сраженья,Играют в кубари…

И вот теперь в Приютине он разыгрывает шарады с «бесценным шутником», таким мастером на выдумки. На сей раз для шарады Крылов выбрал слово «баллада». Сперва представляли бал, потом девицу-ладу. А в заключение Жуковский для отгадывания целого прочитал стихотворение, первые полторы строки которого написал он сам, остальные — Пушкин:

Что ты, девица, грустна,             Молча присмирела,Хоровод забыв, одна             В уголку присела?«Именинницу, друзья,             Нечем позабавить.Думала в балладе я             Счастье наше славить,Но Жуковский наш заснул,             Гнедич заговелся,Пушкин бесом ускользнул,             А Крылов объелся».Вот в гостиной стол накрыт —             Поскорее сядем.В рюмках пена закипит             И балладу сладим:Вот и слажена она —             Нужны ли поэты? —Рюмки высушив до дна,             Скажем: многи летыТой, которую друзьям             Ввек любить не поздно!Многи лета также нам,             Только с ней не розно.

Пушкину не суждено было провести многие годы «не розно» с семейством Олениных. Судьба их разъединила. Но дружеские связи, возникшие в доме на Фонтанке и в Приютине, не оборвались.

«Тебя зовет на чашку чаю Раевский — слава наших дней»

Как-то, зайдя с приятелем к Жуковскому, Пушкин не застал его дома и оставил записку:

Раевский молоденец прежний,А там уже отважный сын,И Пушкин, школьник неприлежныйПарнасских девственниц-богинь,К тебе, Жуковский, заезжали,Но к неописанной печалиПоэта дома не нашли —И, увенчавшись кипарисом,С французской повестью БорисомДомой уныло побрели…

Записка кончалась приглашением:

Тебя зовет на чашку чаюРаевский — слава наших дней.

Прочитав это послание, Жуковский понял, что Пушкин заезжал к нему вместе с сыном генерала Николая Николаевича Раевского — Николаем Раевским-младшим. Они, очевидно, выполняли поручение Раевского-отца. Пушкин и тут не удержался от шалости: вставил в записку строчки из его, Жуковского, стихотворения, где воспевались герои 1812 года и среди них — Раевские.

Дружба Пушкина с Николаем Раевским-младшим началась еще в лицейские годы.

Как-то, зайдя в казармы к Чаадаеву, он встретил у него молоденького гусарского офицера богатырского сложения, с круглым детским лицом и едва заметными темными усиками.

Чаадаев представил их друг другу.

Пушкин был удивлен, узнав, что фамилия его нового знакомца — Раевский.

Раевский… Неужели из тех самых? Неужели сын генерала Раевского, один из двух его подростков-сыновей, которых в 1812 году для воодушевления солдат повел он с собой на вражескую батарею?

О подвиге Раевского узнала вся Россия. Жуковский прославил его в «Певце во стане русских воинов»:

Раевский — слава наших дней,        Хвала! Перед рядамиОн первый грудь против мечей        С отважными сынами.

«Отважного сына» и «славу наших дней» Пушкин и позаимствовал из его стихотворения.

Младший «отважный сын» стал его другом. У них было много общего. Несмотря на то что юный гусар с десятилетнего возраста служил в армии, участвовал в сражениях и походах, он был прекрасно образован, любил музыку, литературу, знал несколько языков.

В Петербурге их дружба продолжалась.

Николай Раевский ввел Пушкина в свою семью, познакомил с матерью, сестрами, отцом.

Раевские обычно жили в Киеве, где размещен был корпус, которым командовал генерал.

В конце 1817 года женская половина семейства приехала в Петербург, а Николай Николаевич-старший наезжал сюда время от времени.

Анна Петровна Керн рассказывала, что в Киеве она «имела счастье посетить бесподобное семейство Раевских. Впечатление незабвенное и вполне эстетическое».

Семейство Раевских с полным основанием слыло незаурядным. Младшая из дочерей генерала — София — писала о себе в старости: «Я — Раевская сердцем и умом, наш семейный круг состоял из людей самого высокого умственного развития, и ежедневное соприкосновение с ними не прошло для меня бесследно».

О генерале Раевском Пушкин был уже наслышан. «Под Лейпцигом мы бились, — рассказывал поэт Батюшков (в заграничную кампанию 1813/14 года он служил при Раевском адъютантом). — …Направо, налево все было опрокинуто. Одни гренадеры стояли грудью. Раевский стоял в цепи мрачен, безмолвен. Дело шло не весьма хорошо. Я видел неудовольствие на лице его, беспокойства — нималого. В опасности он истинный герой, он прелестен. Глаза его разгорятся как угли, и благородная осанка его поистине сделается величественною… Я заметил изменение в лице генерала и подумал: „Видно, дело идет дурно…“ Еще минута, еще другая — пули летели беспрестанно; наконец Раевский, наклонясь ко мне, прошептал: „Отъедем несколько шагов: я ранен жестоко“. Отъехали. „Скачи за лекарем!“ Поскакал. Нашли двоих. Один решился ехать под пули, другой воротился. Но я не нашел генерала там, где его оставил. Казак указал мне на деревню пикою, проговори: „Он там ожидает вас“.