Гретель и тьма - Элайза Грэнвилл

– Не хочу, – ответил Беньямин столь подчеркнуто, что Вильгельм просиял и толкнул его локтем.

– У Курта по-своему все хорошо. Сплошная мышца и никакого мозга. Селянин. Но в драке годен. Хотя, пока я рядом, тебя никто не тронет. – Вильгельм глянул на Беньямина сквозь сигаретный дым, а затем втоптал окурок пяткой. – Мне кажется, тебе лучше с кем-нибудь… хм-м… – он сложил губы бантиком, – …поутонченнее, так сказать. – Он протянул портсигар – серебряный, с чеканной головой орла, явленной из рога изобилия, в котором были еще цветы и папоротники. – Закуришь?

Беньямин поколебался, но потом взял одну и склонил голову к зажигалке, с которой Вильгельм нажатием кнопки откинул крышку. Беньямин глубоко затянулся, набрал полные легкие дыма – и тут же принялся кашлять и давиться. Мир вокруг завертелся. Юноша вцепился в колченогий стол, почувствовал, как тот опасно шатается, и услышал за своими пыхтением и стонами смех приятеля. Вильгельм выхватил у него сигарету, сунул себе в зубы.

– Первый раз? Что ж ты не сказал?

Беньямин крякнул. Внутренности будто развезло. Может и вырвать.

– Думал, попробую. – Несколько раз глубоко вздохнул и помассировал горло. – Больше не буду.

– Дальше проще. – Вильгельм знающе улыбнулся. – Как со всяким новым удовольствием. Кофе поможет. – Он исчез и вернулся с двумя чашками, курившимися паром. Беньямина вновь поразило изящество фарфора. Его натруженные пальцы не пролезали в ручку. Край у чашки был такой тонкий, что едва ли существовал, а блюдце не толще цветочного лепестка. Такие вещи – от хорошей жизни. Может, работа здесь и впрямь что надо.

– Ты собирался спросить о возможной работе, Вильгельм, – произнес Беньямин. – Есть ли новости?

Вильгельм поставил чашку на стол.

– Ты только ради этого пришел?

– Нет, – ответил Беньямин. И это правда. – Совсем нет, – повторил он, чувствуя, как лицо заливает румянец.

– В таком случае – да. Можешь начать с первого числа месяца.

– Правда? Но это же всего через несколько дней.

– Но одна оговорка. – Вильгельм склонился к нему и заговорил тише: – Я сказал, что ты мой племянник, сын моей старшей сестры, только что приехал из Бургенланда. Так сподручнее всего. Тут чужаков не любят. – Он выпрямился. – Вопросов, правда, тоже не задают. В общем, я пригляжу, чтоб тебе не надоедали.

– Не знаю, как тебя и благодарить, – заикаясь, выговорил Беньямин, ошарашенный скоростью, с какой все решилось.

– Ой, Бен, уверен, мы что-нибудь придумаем. – Вильгельм потрепал его по коленке, но руку не убрал.

– Каковы будут мои обязанности? – спросил Беньямин, чтобы как-то скрыть неловкость.

– Желаешь осмотреться? Проще объяснять попутно.

Беньямин вскочил на ноги.

– Конечно.

– Да ты горяч, – воскликнул Вильгельм, забирая чашки и направляясь к темневшему входу в дом. – Тебе сначала положено повидаться с начальником, но чего б не наоборот? В конце концов, ты же тут работать будешь уже на той неделе. Давай, Бен, пошли за мной.

По короткому коридору они попали в просторную кухню – раза в четыре больше, чем в доме Бройеров, – где молчаливые молодые люди в полосатых робах чистили котлы, резали мясо и готовили овощи под присмотром поварихи – женщины, в ширину такой же, как в высоту, с бюстом, выпиравшим, как форштевень. На ней был крахмальный фартук, а заплетенные волосы почти целиком скрывал белый колпак, однако щеки, накрашенные ярко-розовым, делали ее похожей на голландскую куклу-переростка. Одной рукой с красными костяшками она сжимала тесак. На колоде перед ней лежала туша – свинья, подумал Беньямин, хотя уж очень стройная, без головы и ножек. Вильгельм с Беньямином прошли мимо бочком, и она хихикнула им вслед.

– Нового себе нашел, Вильгельм?

– Отстань, Хайке. – Вильгельм нахмурился, но Беньямин таращился, разинув рот: голос у женщины был настолько низким и хриплым, что мог быть только мужским. Он вгляделся еще раз и увидел, что, хотя сверху и виднелась шелковая блузка, внизу на кухарке были брюки и здоровенные ботинки. Он подождал, надеясь на продолжение разговора, но та явно потеряла к ним интерес. Тесак низвергнулся. Во все стороны полетели осколки кости. На фартуке Хайке расцвели красные хризантемы. Да, должно быть, свинья. Двигаясь вдоль плиты, Беньямин глянул в тихонько кипевший котел и увидел, что бульон почти прозрачный, и плавает в нем всего несколько фасолин и пряди тонко порезанных лука и капусты.

Вильгельм наморщил нос.

– Суп – это для одалисок. Им больше не надо. Да и жирнеть им ни к чему уж всяко. Не волнуйся, мой юный друг, вот увидишь: работники тут питаются куда лучше.

– Это свинью разделывают? – обеспокоенно спросил Беньямин. Ответа на этот вопрос он не жаждал, однако другого вежливого пути подобраться к теме, мужчина или женщина повар, не представлялось. Вильгельм покосился на него.

– А ты не ешь свинину?

– Ем, конечно, – соврал Беньямин. – Я просто никогда не видел столько мяса в одном месте.

– У нас тут всякое мясо бывает. Привередничать не приходится.

– Нет-нет. Привередничай – и ходи голодный, как говаривала моя Großmutter.

– Молодцом. – Вильгельм возложил Беньямину руку на плечо и повел его из кухни вдоль по вестибюлю, уставленному десятком жардиньерок с цветущим жасмином: каждую поддерживала обнаженная мраморная нимфа. Все стены и потолок там были расписаны узнаваемыми сюжетами из французских сказок, рамы их образовывали цветы и растения, вьющиеся и свисавшие так, что не было там ни единой прямой линии. Такой акцент на природных формах Беньямину всегда нравился. Его спутник уже открывал перед ними дальнюю дверь, а Беньямин обернулся и, как и с лавками у парадного входа, вдруг понял, что упустил с первого взгляда: все картины были охальными. Словно шайка пакостников-школьников переписала каждую сказку и сделала из простых историй нечто неузнаваемо непристойное. Королевский двор – лица озарены сладострастием – смотрит, как принц пробуждает Спящую красавицу куда большим, чем поцелуй. Золушка…

– Пойдем. – Вильгельм дернул его. – У тебя еще будет навалом времени. – Он погнал Беньямина по коридору с бесчисленными дверями, между которыми висели ростовые зеркала в позолоченных рамах.

– Длинный какой коридор, – озадаченно сказал Беньямин. – Странно. Дом изнутри кажется больше, чем снаружи.

– Это потому, что он занимает почти всю южную часть улицы. Каждый дом связан со следующим. Ты еще ничего не видал. Погоди, скоро наверх придем. – Вильгельм быстро посмотрел на них обоих в зеркало. – Экий контраст – ты такой темненький, а я такой светлый. Красиво смотримся, верно? – Он потрепал Беньямина по щеке. – В общем, здесь они делают зарядку. Дважды в день, по десять за раз, сорок кругов каждая. Ты будешь отвечать за то, чтобы никаких перепалок. Они дерутся, как уличные кошки, только дай им хоть полстолька воли.

– А если дерутся, то что? Вы их наказываете? По мне, так не годится. – Может, в этом ключ к состоянию Лили. Беньямин понял, что затаил дыхание.

– Ничего такого. – Вильгельм нажал на раму одного из зеркал. Рама подалась в сторону, он поманил Беньямина за собой. – Сейчас покажу.

Лестница была темной и узкой; навстречу им поднялся сырой, зеленый дух, и Беньямин подумал о пещерах. Когда добрались до низа, он понял, что стоит в погребе куда древнее дома, который построен сверху, и свет в погреб проникал лишь через воздуховод в потолке. За прошедшие времена ничто не изменилось: пол сырой и неровный, стены покрыты плесенью – кроме здоровенных ниш, в которых когда-то размещались бочки, а теперь их превратили в грубые клети. Запах здесь был сильнее. Воняло как на помойке. Вильгельм извлек носовой платок и прикрыл им нос, заглушив голос.

– Чуток посидят тут с мышами да пауками – и любой норов усмиряется.

– То есть никого не секут? – переспросил Беньямин. – Голов не бреют?

– Конечно, нет. Зачем же портить им внешний вид? – Вильгельм отвернулся и направился к лестнице. Беньямин собрался следом, и тут краем глаза уловил какое-то движение. Молоденькая девушка, почти ребенок, встала с кучи тряпья и на ощупь пошла по стенке, пока не добралась до решетки, в которую и вцепилась, чтобы устоять на ногах. Громадные глаза и такое худое лицо, что скулы торчали шишками. Копна спутанных грязных волос свисала ей почти до пояса. Было в ней что-то знакомое, и Беньямин испугался, что она, похоже, дочь друзей семьи – или, может, соседка, вот так плохо кончила.

– Тебе здесь нельзя, – прошептала она.

– Как вам помочь? – спросил он, бросив быстрый взгляд на удаляющуюся спину Вильгельма. – Кому сообщить?

– Тебе здесь нельзя, – повторила она и растворилась в омуте теней.

Беньямин догнал Вильгельма.