Истоки славянской письменности - Игорь Додонов

Либо мы под напором фактов просто признаем, что «Боянов гимн» — это действительно памятник IV века н. э.

Ещё более жаркие научные споры идут вокруг другого памятника докириллического славянского письма — «Велесовой (Влесовой) книги».

Памятники рунической славянской письменности: «Велесова книга». Вопрос её подлинности

В нашей стране (бывшем СССР) началось всё в 1959 году. Именно в этом году один из зарубежных исследователей «Велесовой книги» Сергей Лесной (Парамонов) прислал в Комитет славистов СССР фотографию одной из дощечек «Книги» (дощечка 16, сторона А). По неизвестным нам причинам первые исследователи этого текста решили, что фото было сделано не с самой дощечки, а с копии-прорисовки (II, 16; 202), (II, 28; 9, 232). Заметим, что буквально до конца 80х годов прошлого столетия это был практически единственный отрывок текста «Книги», которым располагали советские учёные. На его анализе и строились выводы (немногочисленные книги С. Лесного, Н. Ф. Скрипника, Б. Ребиндера, В. Качура, содержащие тексты отдельных дощечек памятника, сразу оказывались в спецхранилище и были доступны очень ограниченному кругу лиц) (II, 11; 296–297).

Первое заключение дал академик В. В. Виноградов. В своём отзыве от 15 апреля 1959 года он вынес вердикт: данный текст — подделка (II, 16; 202). Дальнейший углубленный анализ снимка был поручен известному языковеду Л. П. Жуковской (II, 10; 439). По результатам работы Лидия Петровна опубликовала в журнале «Вопросы языкознания» (1960, № 2) статью «Поддельная докириллическая рукопись (к вопросу о методе определения подделок)». Смысл статьи ясен из её заглавия. Интересную информацию по поводу этого отзыва приводит современный исследователь «Велесовой книги» А. И. Асов. В статье «Ещё раз о тайнах «Книги Велеса» («Наука и религия», 2000, № 5) он пишет дословно следующее: «Причину такой реакции объяснила, первой откликнувшись на «Книгу Велеса» в академической печати, палеограф Л. П. Жуковская. В своём выступлении в Доме учёных Лидия Петровна прямо говорила о том, что смысл её отзыва определялся чуть ли не на партийном собрании и, уж во всяком случае, был вызван давлением «органов» (хотя скорее тут сыграла роль её боязнь «как бы чего не вышло»)» (II, 5; 57). Нам не известно, в каком году состоялось данное выступление Л. П. Жуковской. Но то, что оно имело место, сомневаться не приходится (А. И. Асов, как честный исследователь, не стал бы помещать в своей статье ложную информацию). Не подлежит, на наш взгляд, сомнению и то, что на учёных могло оказываться определённое давление по партийной линии и даже со стороны «компетентных органов». Ведь шёл 1960 год. Борьба с «буржуазной псевдонаукой» была у нас в самом разгаре. Кроме того, фотография исходила из эмигрантских кругов (да ещё белоэмигрантских). А в то время в СССР от этих кругов ничего, кроме идеологических диверсий, не ждали.

Как бы там ни было, но советские учёные поставили на «Книге Велеса» «большой и жирный крест». Тут бы всему и закончиться, но… Видимо, отзывы В. В. Виноградова и Л. П. Жуковской убедили не всех. В 70х годах ряд публикаций о «Книге Велеса» появляется в популярных изданиях: «Техника — молодёжи», «Неделя». Не заставили себя долго ждать и разгромные критические отзывы маститых учёных на эти публикации. В частности, Л. П. Жуковская уже в соавторстве с двумя известными историками, академиком Б. А. Рыбаковым и В. И. Бугановым, опубликовала в журнале «Вопросы истории» (№ 6 за 1977 год) статью под недвусмысленным названием «Мнимая “Древнейшая летопись”». Однако, несмотря на заявления академиков, апологеты у «Велесовой книги» остались. С конца 80х годов происходит новый всплеск интереса к этому памятнику. Данный интерес не ослабевает по сей день. Характерным является то, что в наше время подлинность «Книги Велеса» доказывают не только энтузиасты-любители, но и профессионалы-учёные. Хотя и в 70х — начале 80х годов XX столетия в среде советских учёных находились такие, которые не только не клеймили «Велесову книгу» как подделку, призывая к её тщательнейшему изучению, но даже считали её подлинным памятником. Можно назвать кандидатов исторических наук В. Вилинбахова и В. Скурлатова, а также известнейшего археолога, открывателя берестяных грамот А. В. Арциховского (II, 11; 230–231, 299).

В 90е — 2000е годы в бывших советских республиках перестало ощущаться давление центральных (московских) политизированных академических структур. И, например, на Украине сложилась целая школа «влесоведения», которая заняла заметные позиции в украинской науке. За подлинность «Книги Велеса» в этой стране высказалась целая группа известных учёных: заведующий кафедрой истории украинского языка Киевского университета профессор О. И. Белодед, доктор филологических наук профессор Б. Яценко, кандидат филологических наук В. В. Цыбулькин, историки М. Ф. Слабошпицкий, В. Киркевич, С. П. Плачинда, кандидат исторических наук, известный археолог Ю. А. Шилов. И «Книгу Велеса» эти профессиональные учёные защищают не какими-то отдельными высказываниями, короткими рецензиями на чьи-то работы. Они публикуют монографии, статьи и брошюры по этой теме, делают переводы памятника (II, 11; 310–312). Можно сказать, что на Украине «Книга Велеса» на официальном уровне признана подлинным древним памятником, её изучают в школах и университетах. А вот статей и работ «антивлесоведов» в украинской академической печати практически нет (II, 11; 310, 312).

Даже в Латвии, где, как известно, русское население всячески притесняется (а может быть, как раз благодаря этому), на кафедре славяноведения Латвийского государственного университета (заведующий кафедрой профессор Лев Сидяков) с 1996 года идут защиты по «Книге Велеса», что очень ярко характеризует отношение профессиональных учёных-славяноведов данного учебного заведения в ближнем зарубежье к этому памятнику (II, 10; 440).

Что же касается собственно российской академической науки, то вслед за А. И. Асовым мы можем лишь посетовать на неоправданный скептицизм и, не побоимся этого слова, отсталость российских славистов (II, 11; 312). Один из критиков «Велесовой книги», доктор филологических наук профессор Б. И. Осипов, практически не ошибается, указывая, «что среди серьёзных учёных почти никто не принимает «Велесову книгу» за подлинник. Одним из случаев является литературовед Ю. К. Бегунов…» (II, 43; 223). Да, в России среди профессионалов исследователей дощечек мало. Что очень прискорбно. Это не триумф, а беда российской науки. Иначе и нельзя назвать столь глухое, столь непонятное невнимание к своему историческому наследию, памятнику, который признан и изучается учёными в других странах.

И всё же в России не всё так уж безнадёжно. Профессора Б. И. Осипова можно дополнить. Упоминаемый им литературовед Ю. К. Бегунов — академик и доктор филологических наук, известный специалист по средневековой русской литературе. Мнение такого учёного дорогого стоит. Кроме него аутентичность «Книги Велеса» отстаивает профессиональный филолог Н. В. Слатин (из рецензии на работу которого мы и цитировали уважаемого профессора Б. И. Осипова), а также санкт-петербургский профессор И. В. Базиленко, которым в 1999 году был прочитан доклад «Русь и Иран: общеарийское прошлое (по «Книге Велеса»). Проблемы историографии» (II, 11; 314–315).

Так что, учитывая постсоветское пространство и выражаясь образно, мы смело можем сказать, что теперь в бой с обеих сторон (и сторонников, и противников подлинности памятника) идут профессионалы.

Если же говорить об исследованиях «Книги Велеса» в странах так называемого дальнего зарубежья, то надо заметить, что интерес к ней проявляли и проявляют самые что ни на есть профессионалы, причём некоторые из них являются учёными с мировой известностью. Достаточно назвать имена П. Е. Ковалевского, Р. Пешича, русских профессоров старой школы Константинова и Башилова, учеников Г. В. Вернадского (II, 11; 300). Отдельно следует отметить югославскую школу «влесоведов». У её истока стоял вышеупомянутый Радивой Пешич. Он был генеральным секретарём Балканологического общества в Риме, ведущим сотрудником Института раннеславянских исследований в Лондоне, профессором Миланского и Белградского университетов (вот уж действительно учёный с мировым именем) (II, 11; 313). Пешич организовал центр по изучению «Влесовой книги» в Аахене (Германия), где живёт супруга первого исследователя книги Ю. П. Миролюбова Жанна и находится его архив. После смерти академика Р. Пешича (в 1991 году) его дело продолжила целая группа учёных: доктор филологических наук, декан филологического факультета Белградского университета Радмило Мароевич, доктор филологических наук А. М. Петрович, археолог С. Давидович-Живанович, дети Р. Пешича, также являющиеся учёными, и ряд других исследователей (II, 11; 312–313).

Однако таким акцентом на участии учёных-профессионалов в изучении «Велесовой книги» мы ни в коей мере не хотим умалить заслуги тех исследователей памятника, кого принято именовать любителями. Эти любители сделали для изучения памятника, распространения знаний о нём столько, что «профи», пожалуй, здесь оказываются на втором месте. Достаточно сказать, что практически все первые зарубежные исследователи и публикаторы «Велесовой книги» (а все они были из среды русской эмиграции) принадлежат к числу дилетантов-любителей. Имена этих людей мы назовём несколько ниже. Здесь упомянем отечественного исследователя, который, не имея научных степеней и званий, тем не менее посвятил работе с «Велесовой книгой» много лет своей жизни. Речь идёт об Александре Игоревиче Асове. Филолог по образованию, он — не профессиональный учёный, а писатель. Своими публикациями исходных текстов памятника и его переводов Александр Игоревич сделал «Велесову книгу» достоянием широкого читателя. Он первым обобщил аргументы сторонников подлинности «Велесовой книги» и опубликовал их в своих статьях и монографиях. По сей день он ведёт поиски самих дощечек и их копий, состоит в переписке с супругой Ю. П. Миролюбова Жанной Миролюбовой, Музеем русской культуры в Сан-Франциско, где хранятся бумаги первого издателя «Велесовой книги» А. А. Куренкова. Одним словом, им проделана огромная работа. Его заслуги признаются даже теми, кто ему оппонирует по ряду вопросов (при общей исходной позиции: «Велесова книга» — подлинна) (II, 52; 133,178–179).