Проклятие красной стены - Алексей Витаков

Хайду стало вдруг необычайно легко, словно тяжелый камень свалился с души. Он встал и заходил по юрте вокруг очага. Окрыленный дух бился, хлопал крыльями в распрямившемся теле — долгожданный час, ради которого мужчина рождается, живет и умирает, приближался.

ГЛАВА 2

В древности те, кто был способен к учености, знали мельчайшие и тончайшие вещи. Но другим их глубина неведома. Поскольку она неведома, вот их описание. Они были робкими, как будто переходили зимой поток, они были нерешительными, как будто боялись своих соседей, они были важными, как гости, они были осторожными, как будто переходили по тающему льду; они были простыми, подобно неотделанному дереву; они были необъятными, подобно долине; они были непроницаемыми, подобно мутной воде. Это были те, которые, соблюдая спокойствие, умели грязное сделать чистым. Это были те, которые своим умением сделать долговечное движение спокойным содействовали жизни.

Дао Дэ Цзин, книга первая, стих пятнадцатый

Тысяцкий Меркурий не стал отводить войско к Смоленску, а, продвинувшись вперед, приказал разбить лагерь на склоне того самого холма, с которого совсем недавно наблюдал монгольский джихангир, напротив наведенных неприятелем переправ через овраг, сочтя нужным лишь послать с гонцом весть о первой победе. Слишком рано было еще готовиться к триумфальному шествию по мостовым города.

Голята справился с непростым заданием, приведя монголов туда, где все было готово к встрече непрошеных гостей.

В начале лета толпа оборванных, тощих рязанцев подошла к городским воротам и попросила защиты и крова. Для решения этого вопроса собрали вече. Представители зажиточного класса по большей части настаивали на том, чтобы отправить рязанцев обратно под бунчуки их новых хозяев, дабы не накликать беды. Мнения ремесленников разделились. Зато городская беднота и посадские вступились за обездоленных. Шумели долго, но до драки, как случалось нередко на вечевых сходах, дело не дошло. Рязанцев взяли к себе посадские, переспорив богатых горожан и враждебно настроенных ремесленников.

Среди беглых был отрок Андрейко, сразу же прозванный смолянами Голятой, потому что на нем почти не было одежды. Тысяцкий объявил мальчика приемным сыном. Дом сорокалетнего мужчины наполнился иной осмысленностью бытия, а главное, жена Вита обрела утешение.

Прошло около двадцати лет с тех пор, как молодой крестоносец из монашеского ордена тамплиеров осел в Смоленске. Объявленный персоной нон грата католическим престолом за то, что отказался участвовать в сожжении деревень сербских схизматиков, проклятый братьями ордена, лишенный наследства, Меркурий встал на путь вольных рыцарей и вскоре предложил свой меч смоленскому князю. Его взяли на службу. Дела у Смоленска шли плохо: с запада литовцы совершали набеги на пограничные земли, проявляя крайнюю свирепость и назойливость; с востока налетали половецкие банды. Несколько раз древний город оказывался в осаде, то у тех, то у других. Внутри не было единоверия: язычники дрались с христианами люто, порой переходя от кулаков к топорам и вилам. Своих воевод не любили, дружинников считали захребетниками. Нужен был кто-то сильный, желательно со стороны, беспристрастный и знающий военное дело. Смоленский князь почувствовал в молодом, но уже закаленном в боях рыцаре-католике свое спасение и сразу доверил малую дружину, с которой Меркурий трижды сходил на Литву и заставил неприятеля просить мира. Литвины не только поклялись не воевать со Смоленском, но и предложили Меркурию взять в жены католичку Виту, дочь богатого и знатного воина. Свадьба была большой и шумной. Столы накрывали прямо в поле. Кривичи и литвины братались, пили из одного кубка, пели вместе песни. Князь возвысил бывшего крестоносца до тысяцкого и повелел командовать войском. Но судьба показала Меркурию свой страшный оскал: первый сын умер в родах, второго унесла хворь на десятом году жизни, третьего, почти достигшего совершеннолетия, не уберегли во время половодья.

Скоро Голята поправился, окреп и стал незаменимым помощником в доме тысяцкого. Монгол Илха, друг Голяты, пришедший вместе с ним, захотел принять монашеский постриг. По вечерам, после тяжелого трудового дня, Голята и Илха садились в беседке перед домом и в живом общении учились друг у друга языковым премудростям. Голята, обладая цепкой памятью, схватывал на лету, заглатывал знания, с каждым днем все свободнее общаясь на чужом языке. Илха тоже не был тугодумом. За несколько месяцев они продвинулись настолько, что на бытовом уровне разговаривали без запинок и дополнительных пояснений.

В конце сентября того же года весть о приближении татар громовым раскатом пронеслась по смоленскому краю. Илха одним из первых попросился в ополчение, его знания о монгольской тактике ведения боя оказались бесценными. Меркурий назначил монгола командовать стрелками и пращниками.

Какое-то время смоленская чаша весов колебалась между войной и миром: народное вече и боярская дума не могли решить, принять сражение или открыть ворота. В довершение ко всему князя хватил удар, лишив речи и движения. Меркурий выступал на стороне меча: рожденный в далекой римской провинции, в семье воина-наемника, он с ранних лет познал, что такое доблесть и отвага. Когда слухи о неведомых доселе степняках переросли в настоящую угрозу, он, никогда не повышающий голоса и во многом за счет этого умевший брать верх в любом споре, лично ходил по кварталам ремесленников и призывал к открытой борьбе. Особенно охотно его поддержали сапожники и кожевенники, сдержанно согласились кузнецы и каменщики, против выступили перчаточники и калашники, но они оказались в меньшинстве — смоляне очень хорошо помнили подвиги бывшего рыцаря.

С середины октября смоленская рать стала выходить на тренировочные занятия: учились держать строй, одновременно выпускать стрелы и камни, дружно наступать и откатываться. На кузнечной улице не смолкали молотки, шумно гудели меха. На кожевенной изготавливали доспехи. На сапожной — шили специальную обувь, в которой воин должен уверенно себя чувствовать на скользкой поверхности.

Меркурий, скрепя сердце, благословил Голяту, вызвавшегося пройти по лезвию судьбы. Задача была немыслимо сложная, но с ней мог справиться только один человек — его приемный сын.

В конце ноября орда степняков численностью в пять тысяч всадников вышла на дальние подступы и двинулась к заранее подготовленному полю. А в последнюю ночь накануне сражения в русский стан пришел еле державшийся на ногах разведчик Голята. Меркурий чуть не закричал от радости. Он хотел сразу отправить сына в Смоленск под прикрытие стен, но тот, насупившись, сказал, что имеет право увидеть бой с высоты холма.