Троецарствие - Иван Алексин

Жеребцова весточку жду, — объяснил я князю уже на скаку. — Да и обоз с мехами Давид привезти с собой должен был. Я ему о том в своей грамотке особо отписал.

Привезённой пушнине я был, наверное, рад чуть ли не больше воинской силе, что пришла вместе с Жеребцовым. Армию я и без того неплохую успел собрать, а вот казна опять дно показала. С этими иноземными купцами я скоро с протянутой рукой пойду. Мда. В какой век не сунься; и там Запад за счёт России жирует. Симптоматично, однако.

Жеребцова я заметил сразу. Да и довольно трудно не заметить этакого гиганта, почти на полголовы возвышающегося над остальными воинами своего отряда. Лицо грубое, заросшее густой, лопатообразной бородой, глаза колючие, недобрые, так и буравят взглядом собеседника, грозя на куски порвать. И держится настороже. Вроде и недалеко от ворот со своим отрядом расположился, а случись что, мигом в один из проулков, что в слободу кожевников ведёт, свернёт.

— Ну, здравствуй, Давид Васильевич, — решительно тронул я коня в сторону застывшего гиганта. — Заждался я тебя. Всё зову тебя, зову да всё бестолку.

— И вправду, Фёдор Борисович! Живой! — свирепое лицо бородача неожиданно расплылось в широкой улыбке. — Не соврал, выходит, Василий. А я ведь поначалу его чуть в поруб не сунул.

— А как же моя грамота с царёвой печатью? — заулыбался я в ответ, чувствуя как разжимаются на сердце тиски сдавившей его печали. Радость этого здоровяка была почти осязаемой, наполняя душу теплом. — Или Васька её по дороге потерял?

— Не, государь, — тряхнул гривой волос воевода. — Грамотка была. Иначе я бы его вместо себя воеводой в Мангазее не оставил. Но грамотку и подделать можно. Вдруг меня очередной самозванец вместе с пушным обозом сюда выманить решил? Не обессудь, государь, но слишком много их на Руси развелось. Слух дошёл, что уже пытались воровские отряды до наших мест добраться да не вышло у них ничего. Поэтому, хоть и поверил я Чемоданову, а всё же опаска до тех пор была, пока тебя, государь, своими глазами не увидел. А что не скоро явился, то прости. С весны к тебе добираемся. Временами думалось; не дойдём. Там и сгинем в тундре этой проклятой.

— Главное дошёл, — неожиданно для себя самого, я соскочил с коня и обнял этого бесстрашного человека, решившегося на беспримерный переход, чтобы прийти мне на выручку. — Рад тебя видеть, Давид Васильевич. А за то что и сам не сгинул, и людишек воинских в целости довёл, жалую тебя в стольники.

— Благодарствую, государь, — грохнулся здоровяк на колени. — Я холоп твой верный. Нужда придёт и живота не пожалею.

— По заслугам и награда, — поднял я воеводу с колен. — Фёдор Петрович, — обернулся я к князю Барятинскому. — Не угостишь ли ты нас с Давидом мёдом хмельным? О том, что дальше делать будем, поговорим. Никиту, опять же, помянем.

— Так сколько ты, Давид, с собой людей привёл,? — спросил я, когда мы втроём расположились в хоромах князя Барятинского.

— Тысячу двести воинов с собой из Сибири и ещё шесть сотен стрельцов в Архангельске, Холмогорах и окрестных острожках и городках набрал, — пробасил в ответ Жеребцов. — Нечего им там без дела сидеть, когда царь к себе на подмогу зовёт. Дня через три сюда подойдут. В том, надёжа, не сомневайся.

— И обоз с ними?

— Обоз я в Костроме оставил, — покачал головой воевода. — Чего его всюду за собой таскать. По повелению патриарха Иакова всё сдали в Ипатьевский монастырь на хранение отцу Феодосию.

— Тот сохранит! — задорно фыркнул Барятинский. — Тут можно не сомневаться. Только забрать назад сохранённое добро, даже Фёдору Борисовичу непросто будет.

— Пожалуюсь отцу Иакову, — усмехнулся я. — Тот его пастырским словом усовестит. Мне другое интересно. Как ты, Давид, с этаким грузом по тундре пройти смог?

— Так я местных нанял, — опрокинул в себя кубок с медовухой Жеребцов. — У них по тем местам с оленями шагать, ловко получается.

— Мда. Олени — хорошо. Это тебе не самолёт.

— Прости, государь, что молвил ты, не разобрал.

— Молодец, говорю, — отмахнулся я и замер, вспомнив одну деталь из прошлого Жеребцова — Слушай, Давид, а ты не со Ржева родом?

— Со Ржева.

— Всё, тогда собирайся со мной в дорогу. Хотел я тебя с твоим войском в Переяславль отправить. Осенью на Москву пойдём, — пояснил я воеводе. — Но твои люди и без тебя до города дойдут. А мы с тобой вдогонку войска, что к Вязьме идёт, поскачем. Ну, и по дороге, в Ржев заглянем. Может, хоть ты им объяснишь, что негоже перед своим государем ворота закрывать.

* * *

— Идут, Иван Александрович! Как есть идут!

— Да вижу, что идут, — мрачно процедил в ответ Колтовский. — Значит, будем встречать. Жаль только, что гостинцев для дорогих гостей приготовить не успели.

Сетовать на отсутствие времени, каширский дворянин имел полное право. Ещё и двух дней не прошло, когда он, неожиданно назначенный государем воеводой в Вязьму, прискакал в город. Чего стоило ему проскользнуть мимо разъездов тушинского вора, один Бог ведает! Нет теперь из Москвы безопасной дороги на Запад. Хотя, если здраво рассудить, а в какую сторону она есть? На Юге всё те же отряды самозванца хозяйничают, с Севера Фёдор Годунов со своими полками над столицей нависает. Разве только на Восток, через Троице-Сергиев монастырь или Коломну ещё проехать можно. И то недалече. Сразу за Владимиром опять города подконтрольные Годунову лежат, чуть дальше Рязани, людишки руку Тушинского вора держат. Эти две силищи так Москву с двух сторон сжали, не продохнуть. А тут ещё, государь, с князем Михаилом Скопином-Шуйским рассорился да в тюрьму своего четвероюродного племянника заключил.

Князя Михаила новоявленный вяземский воевода уважал. Молод ещё совсем, а своё умение полки в бой водить, уже успел показать. Великим полководцем может стать, если на то Божья воля будет.

И вот сейчас, смотря на вытянувшуюся вдалеке длинную колонну всадников, двигающуюся в сторону города, воевода понимал, что теперь его черёд пришёл, воинскую доблесть проявить. Только вместо славы и милости царской, смерть ему за то единственной наградой будет.

— Эва их скока! — зычно протянул молодой детина из посадских людишек, зачем-то крепко прижав топор к