Особо охраняемый объект - Михаил Нестеров

Дьявольское число.

И – вслух:

– Дьявольское. Посмотрите, нет ли у меня под волосами трехзначного «штрихкода»?

Он улыбнулся проходящей мимо стюардессе и попросил коньяка. В голове прозвучали доселе неведомые мысли: «Оторвусь. Скоро оторвусь».

«Боже, – подумал Сергей, – сколько же лет я сдерживал себя, урезал порции вина, чувствовал голод после еды, и все ради того, чтобы держать форму. Но к черту форму». Сейчас он уже сомневался в том, что воздержанность позволяла ему копить силы, проявлять умение, всегда быть собранным. Но он предчувствовал, что идет к неведомой цели, и быть в форме – его мировоззрение.

– Спасибо, – поблагодарил он бортпроводницу. Посмаковав во рту французский напиток с неповторимым вкусом, Сергей посмотрел в иллюминатор. Вокруг раскинулось необъятное поле облаков, и он был выше их. Улыбнулся: «Я лечу в рай». Тут же поправился: «Мы летим». – Извини, я не предложил тебе выпить.

– Выпить не проблема. Стоит только поднять руку.

– Не подумай, что я сохну по тебе, но вот вопрос: почему хорошему мальчику нравится плохая девчонка?

– Это тебе кажется, что ты хороший, а я плохая. Знаешь, говорят, плохо быть отцом, но и дочери тоже приходится несладко. Я дважды за свою жизнь испытала такое счастье. С разными, но родными мне отцами. Странное чувство. Словно мое зачатие началось в банке спермы, под стоны двух онанирующих мужиков. Так что во мне плохого и хорошего поровну.

– Я тут дремал наяву, и мне привиделась странная картина. Я был готов убить Матвеева, Михея и тебя. Мысли противоречат сердцу. – Сергей коснулся своей груди. – Здравый смысл позорно отступил, что еще сказать? – Он выдержал паузу. – Не жалеешь о разрыве с Михеем?

– Он одинокий, неприкаянный. Он поймет меня. Я не в опасности – это все, что нужно ему знать. Он не станет бунтовать. Как сказал про него однажды Матвеев: в нем напрочь отсутствует тяга к социальному протесту. Я хорошо запомнила эти слова, но долго не могла вникнуть в их суть. Может, потому, что они для меня чужие. Скажи я их вслух, тот же Матвеев посмеялся бы надо мной. Обидно. Но у меня избирательная память, она заставляет забывать о неудачах.

– Снова Матвеева цитируешь?

– Просто издеваюсь над собой. Вполне возможно, что испортила кому-то день, два, но никто не спросил меня, кто и почему сломал мне жизнь. Меня не спрашивали, а просто запихнули в машину и отвезли в «Инкубатор». Там меня сломали. Это хуже, чем оказаться в зоне, уверяю тебя. Мне все время казалось, что из меня готовят смертницу. Но самое отвратное и пугающее то, что я смогу сесть за руль заминированной машины. Если бы не эта готовность, я бы не согласилась исполнять роль дочери Анвара.

– Тебе жалко его?

– Отец трагедии умер трагической смертью, – ушла от прямого ответа Дикарка. И поспешила сменить больную для нее тему. – Расскажи, – попросила она, – когда и с чего началась эта операция.

Красин улыбнулся, однако выражения самодовольства на его лице Тамира не обнаружила.

– Начало лежит в подольской колонии, где отбывал срок некогда преданный Анвару человек по имени Хаким Раух. Он был свидетелем гибели жены и дочери Эбеля, свидетелем двусторонней сделки между ним и Камелией, любовницей Анвара. На поверку сделка оказалась трехсторонней. Мне пришлось убрать Хакима как свидетеля, потому что я заболел «Шаммураматом» и поставил цель – добраться до него во что бы то ни стало. Я представлял себя даже седым стариком – в рубище, но с драгоценным камнем. Вся жизнь прошла в поисках, вся жизнь – большое приключение перед главным приключением. – Сергей указал рукой на облака. – Где-то здесь мое место…

Он вздохнул и продолжил:

– Я забегал вперед, но решил не упустить случая познакомиться с Юлием Хинштейном, который на несколько дней приехал в Москву. Через знакомого полковника службы я запросил его досье, из которого почерпнул главное: этот рьяный коллекционер, соривший миллионами, пожалуй, единственный человек, с которым можно договориться, в том числе и по цене. Я заинтересовал его и был уверен, что он о нашем разговоре будет молчать, но его не забудет. Он помог мне выправить паспорт гражданина Великобритании на имя Сергея Красинского.

– До вашей встречи он слышал о «Шаммурамате»?

– О нем знали многие коллекционеры. Одни считали его мифом, другие свято верили, что камень существует. Немногие боялись его воскрешения. Он мог наделать много шума. Права на него могли предъявить несколько стран, включая Индию, главного претендента, где и появился на свет алмаз, ставший бесценным бриллиантом. Так спорят сейчас Египет и Германия из-за скульптурного портрета Нефертити. Он принадлежит Египту, но выставлен в музее Берлина. От продажи билетов, буклетов, сувениров и прочего, что касается скульптурного портрета Нефертити, Берлин выручает ежегодно до пятисот миллионов евро. Уверен, «Шаммурамат» мог бы принести не меньше. Но у него такая судьба: он отторгает хозяев. Его многочисленные владельцы не чувствовали себя его обладателями. Пролившись раз, кровь повсюду следовала за ним. И почти все его владельцы были убиты.

С минуту Красин провел в полном молчании, затем вернулся к теме разговора.

– Я не мог справиться в одиночку и рассказал обо всем Полякову и Ленарту. Как нельзя вовремя в плен группировки Садыка попали российские журналисты. Мы подтасовали факты о заложниках – привлекли к работе специалиста, который изучил стиль подачи информации Плотниковой. Я написал несколько статей слогом Плотниковой. Одни разместил в Сети, другие были опубликованы в прессе. Тем самым мы заимели поддержку со стороны родственников пропавших журналистов. Руководство службы не выдержало такого давления, и наша группа получила карт-бланш. Остальное ты знаешь. Хотя нет. У меня было два варианта: уйти в Англию или вернуться в Россию. Я мог вернуться, отписавшись: операция по спасению заложников провалилась: Эбель освободился от Плотниковой; следов ее пребывания на вилле не обнаружено; скорее всего, она все-таки разделила участь своих коллег. Так на месте Эбеля поступил бы любой.

В это время возле занавеса, отделяющего камбуз от салона, остановилась стюардесса. Красивая, стройная, она была олицетворением знаменитой фразы Джоан Коллинз: «Нет мужчины, который бы меня не хотел, и нет женщины, которая бы не хотела быть мной». Во всяком случае, Красин прочел по ее лицу именно это утверждение. Демонстрируя белоснежные зубы в приветственной улыбке, она объявила о том, что самолет подлетает к столице Соединенного Королевства. Посадка будет осуществлена в международном аэропорту Хитроу…

– Нас встретят? – спросила Тамира.

– Конечно, – уверенно подтвердил Красин. Он с улыбкой припомнил телефонный разговор с Юлием Хинштейном. «Привет, это Красин Сергей. Ты в Лондоне?» – «В Оксфорде», – с небольшой задержкой ответил Хинштейн. «Это рядом с Лондоном, да?» – «Не больше сотни километров». – «Я прилетаю в Лондон в половине второго. Не мог бы меня встретить, скажем, в два часа?» – «Конечно… Есть результаты? Ты понимаешь, о чем я спрашиваю?» – «Сегодня ты увидишь его». – «Господи…»

2

Руки ювелира задрожали, в уголках глаз от напряжения скопились слезы. Он сто раз видел восстановленное по эскизам изображение «Шаммурамата» в специальных иллюстрированных журналах. Неизвестная фирма, специализирующаяся на трехмерной графике, разместила в Интернете объемное изображение камня. Даже на экране монитора он завораживал, притягивал к себе; если и был инструмент для гипноза, то в первую очередь он, до сей поры прославляющий воинственную царицу Ассирии. Ювелиру показалось, что он первый за много десятилетий смотрит на камень, что ему принадлежит слава возрождения «Шаммурамата». На языке вертелось слово «публичный». Он походил на адвоката при именитом и богатом человеке. При дворе Юлия Хинштейна, коллекционера, ценителя и знатока ювелирного дела, он находился на положении личного ювелира и эксперта, и работы у него было не отнять. И все же он противился тому, что бесценное сокровище в очередной раз скроется в частной коллекции и никто, кроме его владельца, его не увидит. Раб камня. Ах, как было бы здорово выставить его в музее, напечатать десятки тысяч буклетов и распространить их по всему миру! Ценители и простые люди единой рекой потекут в ту страну, где будет выставлен на обозрение «Шаммурамат». Этот шедевр обязан стать народным достоянием. Он никогда не открывал книг таких авторов, как Карл Маркс, Фридрих Энгельс и Ульянов-Ленин, тем не менее почувствовал в себе коммунистическое начало: отнять и разделить. Пусть даже каждому достанутся горькие слезы. Из нервных раздумий его вывел голос Хинштейна:

– Что скажешь?

– У меня нет слов. Ты только представь, что неподалеку отсюда, в королевском дворце, меркнет былая слава «Большой звезды Африки», вправленная в скипетр. И мне, ей-богу, кажется, что, представь мы камень публично, падет британская монархия. И это не громкие слова. Не знаю, почему я чувствую себя вором, укравшим этот камень.