Потому что я – отец - Михаил Калинин

выбирались к нам из Лондона редко, прилетали «чтобы побыть с сыном» на две недели, судорожно старались в этот крохотный период втиснуть встречи с друзьями. Они так и не попали на его день рождения, каждый раз находили убедительный довод – у мамы срочные проекты, у папы важные выступления, съёмки.

Встречи всегда проходили напряжённо. Я с трудом сдерживался от упрёков. Даже жена очень тщательно подбирала выражения, боясь спугнуть эмигрантов. Болезненную тему старались лишний раз не поднимать, сидели на пороховой бочке, опасаясь взрывной реакции на неосторожное слово. Гостям некомфортно, может быть, даже стыдно, но ничего менять они не хотели. Мы как могли охраняли это шаткое равновесие. Мальчику нужно общение с родителями, и, если его судьба – получать крохи любви от двух самых главных в жизни людей, мы должны оберегать эти крохи. Уж лучше редкие приезды, чем ничего.

Прощание всегда давалось тяжело. Неделю я жил в условиях артобстрела вопросами, когда вернутся мама с папой. Неугомонный проказник менялся на глазах, замирал, сидел молчаливо на полу, часто плакал и уходил себя.

Иногда нас упрекали – в Лондон мы так и не выбрались. До двух лет не хотели утомлять ребёнка перелётами. Потом постоянно откладывали. Я всерьёз опасался, что поездка закончится крупным скандалом и мы оставим малыша родителям. Это навредит всем, но больше всего ему.

Жена несколько раз ездила в командировку в Лондон, встречалась с сыном, пыталась достучаться до него. Он просил подождать ещё немного.

Однажды запланировали совместный отпуск на море, но незадолго до вылета переругались, жена вернула авиабилеты, мы остались в России.

Общаясь по видеосвязи вдвоём, мы всегда балансировали на грани конфликта.

– Тебе он мешает? Надоело? Так и скажи!

– Не мешает. Но у него есть родители.

– Не очень подходящий момент. У меня концерты, жена каждый день до девяти работает.

– Как насчёт нянечки?

– Мы не доверяем чужим людям.

– Но вы сможете видеться.

– Папа, ещё раз – если ты устал, мы заберём.

– Снова здорово. Я не устал. Три года с ним просидел, могу ещё десять. Не за себя боюсь, как ты этого не понимаешь. Родительскую любовь не заменит ничто.

– Потерпи ещё немного. Ему же с тобой очень нравится.

– Я могу терпеть сколько угодно. А вы даже ни разу в футбол не играли.

– Пап, ну хватит уже манипулировать. Скоро заберём.

– Манипулирует кран тяжёлыми грузами. А я, похоже, один забочусь о мелком.

– Потом поговорим.

Сын стал избегать видеозвонков без участия ребёнка, прикрывался им как щитом.

* * *

Наконец они созрели. Пора семье воссоединяться. Снова предложили провести отпуск вместе. Сын тоном всезнайки заявил: «Так передача пройдёт более гладко». Передача! Гладко… Как гангстеры в американском фильме наркоту на деньги меняют.

Молодые купили нам авиабилеты в Болгарию, забронировали отель. В последний момент они изменили планы, обещали прилететь за несколько дней до нашего возвращения домой. Мы уже ничему не удивлялись. Супруга ёрничала: «Ничего, лет четырнадцать ещё подождут и сэкономят на билетах. На самолёт посадим, а они встретят».

Я наслаждался каждой минутой на море. Шум волн, обжигающее солнце, небо без облачка наполняли меня силой, а жизнь новыми смыслами. Прохожие бросают взгляды на супругу: мужчины – восторженные, женщины – завистливо оценивающие. Отточенная утомительными тренировками в зале фигурка, яркий, из пары тонких ниток купальник, спина балерины, умиротворённая улыбка, белоснежные зубы – если бы Афродита существовала, именно такой она предстала бы перед человечеством. Даже многочисленные звонки по работе не искажали образ умиротворённой женщины, влюблённой в жизнь.

А рядом непоседа носится без остановки. Белобрысый, счастливый исследует окружающий мир, знакомится со всеми, без стеснений начинает разговор и провоцирует улыбки даже самых жадных на проявление эмоций.

Я не мог без умиления смотреть на окружающих меня молодых отцов. Весёлые, лёгкие, растатуированные, со странными причёсками, они бесились с детьми, сбрасывали с себя серьёзность, ржали над шутками своих сорванцов.

Попадались, конечно, и похожие на меня экземпляры. Излишне серьёзные в своей боязни ошибок, одержимые перестраховками. Я с брезгливостью смотрел на своих клонов и удивлялся множеству ребят, воспитывающих детей в очень непосредственной манере.

– Родная, всё-таки ты права – мне нужно проще относиться к воспитанию детей.

– Я тебе всегда это говорила. Чаще выдыхай.

– Почему-то раньше я не замечал, насколько расслабленно себя ведут некоторые отцы. Но, самое главное, в этом нет никакого наплевательства, они естественны, получают удовольствие и не переламываются.

– Ты был не готов к такому наблюдению, вот и не замечал.

– Наверное.

– Хотя бы сейчас твой перфекционизм поубавился.

– Всё-таки это не сын. Вот его отцу не помешало бы немного перфекционизма.

– Он направил его в танцы без остатка.

Расставание с малышом всё ближе, я решил окончательно победить свою сосредоточенность. Боролся с ней несколько лет, кое в чём преуспел. Наблюдая за папашами-европейцами, хотел быть похожим на них.

Мы нарушали устоявшийся режим, покупали игрушки пачками, долго плескались в бассейне и море, ложились спать позже обычного – прекрасные дни. Пока жена поглощала детективы, мы бегали, резвились, как ровесники, я всё реже примерял маску взрослого и, наконец, ощутил себя настоящим дедом, который в первую очередь балует, а не воспитывает.

За два дня до приезда родителей, оставив супругу в номере, мы взяли матрас и пошли на море. Мне было почти по шею. Я порадовал хулигана, он давно хотел забраться подальше от берега, но раньше я был непреклонен. Всё-таки проникся этой самоуверенной бесшабашностью, стал веселее, уступал во многом. Подбрасывал его даже выше, чем отцы своих детей с мускулистых плеч.

Мелкий увидел двух девчонок, с которыми познакомился несколько дней назад, подплыл на матрасе поближе. Я, расслабленный лучами солнца и приятной морской водой, стоял в метре от него, контролируя ситуацию; всё-таки мой новый подход не отменял обычные меры предосторожности. Вокруг шум, дети ныряют, перекрикиваются, стреляют друг в друга из водных пистолетов, бросают мячи, яркие пятна мелькают тут и там.

Внезапно что-то ударилось о мой затылок, я резко обернулся. В пяти-шести метрах увидел большие извиняющиеся глаза, и тут же последовал окрик мамаши, она выговаривала мальчишке, чтобы тот не бросал мячиком в людей. Я попытался заступиться за провинившегося, но на меня посмотрели без должного дружелюбия. Вернул мяч насупившемуся хозяину, перебросился с ним парой слов. Всё это заняло несколько секунд. Когда я наконец отвернулся, увидел пустой матрас, покорно качающийся на волнах. Девчушки во что-то играли вдвоём.

– Где он?

– Нырнул.

Перестаю соображать. Сердце колотится. Никогда под водой не держал глаза открытыми. Они инстинктивно закрываются. Паника. Всё же разомкнул веки. Размыто. Жжение.