Дьявол и Дэниэл Уэбстер - Стивен Винсент Бене

тактика могла быть и более совершенной. Я лишь рассмеялся и перевел разговор. Временами мы с ним играем в военные игры его пробками и картами, и когда я поддаюсь, позволяя ему победить, он радуется, как дитя… Его болезнь усиливается, несмотря на лечение водами, а моего общества он ищет с воодушевлением, которое я не могу не находить трогательным… Если уж на то пошло, он человек недюжинного ума, и общество, в котором он вынужден вращаться, наверняка порой досаждает ему…

Ради развлечения время от времени строю догадки о том, как могла сложиться его жизнь, если бы он выбрал иной род деятельности, не связанный с военной службой. Как я уже упоминал, у него имеется явное актерское дарование, однако при таком телосложении и внешности трагических ролей ему бы не досталось, а юмором комедийного актера он не обладает. Пожалуй, лучше всего ему было бы примкнуть к папистам, ибо даже в последнем из рыбаков может хотя бы теплиться надежда унаследовать ключи святого Петра… Но Бог свидетель, священник из него вышел бы хуже некуда!…

Однако вернемся к моему рассказу. Соскучившись за несколько дней по прогулкам, ставшим для нас привычными, однажды вечером я отправился к нему – он живет в доме, который носит название «Святая Елена»; мы здесь повсюду окружены именами святых, – чтобы выяснить, что с ним. Шума перепалки я не слышал, пока встрепанный слуга не впустил меня, а тогда отступать было уже слишком поздно. Тут и мой приятель с усталостью и гневом на бледном лице выскочил в коридор.

– А, генерал Эсткорт! – воскликнул он, и при виде меня выражение его лица сразу изменилось. – Какая удача! А я как раз надеялся, что вы навестите нас, – хотел представить вам мое семейство.

Ранее он уже упоминал о двух детях от первого брака его жены, и мне, признаться, было любопытно увидеть их. Но вскоре стало ясно, что он имеет в виду других близких.

– Да, – продолжал он, – мои братья и сестры, или большинство таковых, съехались сюда на семейный совет. Вы пришли как раз вовремя! – Он крепко сжал мою руку, и его лицо озарила злорадная детская наивность. – Они не верят, что я и вправду знаком с английским генералом – какой жестокий удар их ждет! – шепотом говорил он, пока мы шли по коридору. – Ах, если бы еще на вас был мундир и эти ваши подвязки! Но надо радоваться и тому, что есть!

Дорогая сестра, что за общество встретило нас в гостиной! Она представляла собой тесную комнату с дешевой обстановкой в худшем французском вкусе, которую мадам дополнила беспорядочной мешаниной дамских вещиц и сувениров с Маврикия. Все присутствующие сидели, на французский манер попивая послеобеденный травяной чай и препираясь. В сущности, даже будь эта комната длиной с неф собора Святого Петра, то и тогда она показалась бы слишком тесной для этого сборища! Старуха мать, прямая как палка и столь же неприветливая, с горящими глазами и желчным достоинством, как на лицах некоторых итальянских крестьян, – видно было, что ее побаиваются все присутствующие, кроме моего приятеля, а он, к его немалой чести, обращался к ней с сыновней почтительностью. Две сестры, одна полноватая, чернявая и язвительная, другая – с остатками несомненной красоты и столь красноречивыми признаками занятий известного рода, как некогда шикарный туалет и нарумяненные щеки. Зять, с виду хозяин постоялого двора, по фамилии Бюрат или Дюрат, с брыластым и массивным, но привлекательным лицом и замашками сержанта кавалерии, женатый на язвительной сестре. И два брата, один похожий на овцу, другой на лису, и вместе с тем имеющих явное внешнее сходство с моим приятелем.

Овцеподобный брат хотя бы респектабелен – полагаю, провинциальный юрист с небольшой конторой, безмерно гордый выступлениями в апелляционном суде Марселя. Другой же, подобный лисе, зарабатывает на жизнь более сомнительным образом – похоже, он из тех, кто витийствует в пивных о правах человека и прочем вздоре месье Руссо. Я бы и часов своих ему не доверил, а он пытается добиться избрания в Генеральные штаты. Что касается согласия в семье, с первого же взгляда было очевидно, что ни один из этих людей не доверяет остальным. А между тем это еще не все их племя. Ты не поверишь, но у них есть еще два брата, и семейный совет был созван по поводу дел предпоследнего из них, который даже в этой пестрой компании считается, видимо, паршивой овцой.

Смею тебя заверить, голова у меня пошла кругом, и когда мой приятель с гордостью представил меня как рыцаря ордена Подвязки, я не удосужился даже поправить его. Ибо меня сразу же приняли в свой тесный круг, это не вызывало никаких сомнений. Лишь пожилая дама осталась отчужденной, говорила мало и попивала свой ромашковый чай так, словно это была кровь ее врагов. Остальные один за другим с непрошеной откровенностью посвящали меня в самые интимные и скандальные подробности жизни своих братьев и сестер. По-видимому, сходились во мнении они лишь по двум пунктам – в зависти к моему приятелю-майору как любимцу их матушки и неприязни к мадам Жозефине из-за ее заносчивости. Разве что потасканная красавица, замечания которой в адрес ее невестки я не решусь повторить, искренне привязана к своему брату-майору, о чьих достоинствах она распространялась, обдавая меня запахом духов.

Это было все равно что очутиться в логове итальянских контрабандистов или среди драчливых лис, ибо все они говорили, или, скорее, тявкали одновременно, даже зять не отставал, и лишь одна «мадам мать» могла призвать их к молчанию. А моему приятелю все это доставляло удовольствие. Он явно хвалился ими передо мной, как мог бы показывать фокусы труппы дрессированных животных. И что самое непостижимое, питал к ним некоторую привязанность. Не знаю, какое из чувств преобладало во мне, – уважение к человеку, столь преданному родным, или сочувствие к тому, кто обременен таким семейным кланом.

Ибо он, не самый старший среди них, наиболее силен, и они об этом знают. И бунтуют, но он правит семейным конклавом, словно мелкий царек. Посмеяться над этим фарсом я мог бы, но гораздо охотнее – заплакать. Потому что хотя бы здесь мой приятель оказался видным лицом.

Я постарался уйти как можно скорее, несмотря на настойчивые взгляды потасканной красавицы. Мой приятель проводил меня до двери.

– Так-то, – говорил он, усмехаясь и потирая руки. – Я бесконечно признателен вам, генерал. Это они забудут нескоро. Перед вашим приходом Жозеф, – так звали брата, похожего на овцу, – хвалился знакомством с майором интендантской службы,