Гагарин: дорога на Марс - Анатолий Евгеньевич Матвиенко

— Ты перегрелся или сканер?

Белорус Ковалёнок был материалист до мозга костей, ни в малой степени не суеверный. Даже если бы на станции материализовался дух Мефистофеля, сказал бы ему: вы у нас не в штате, товарищ, потрудитесь покинуть помещение.

— Квадратное сооружение пятьдесят на пятьдесят шагов. Крыша ровная. Стенки уходят отвесно вниз — до предела, измеряемого сканером. Если это природное явление, то новое слово в истории формирования Луны.

— Не поверю, пока сам не увижу. Ты до него дорубился?

— Никак нет. Протокол — о всё важном докладывать…

Ковалёнок шумно вздохнул.

— Никому. Особенно импортным. В ЦУП тоже. Сейчас иди и руби дальше. Открой одну стенку. Я завтра с тобой выйду.

— Завтра очередь Семченко.

— Я ему придумаю задание. Получится если не ты — то кто же.

То есть «наряд вне очереди», так сказать, «на свежем воздухе». Не страдая клаустрофобией, таких нет ни в отряде космонавтов, ни в корпусе астронавтов, тем не менее испытывал некоторое облегчение, имя возможность вырваться из подлунных коридоров, когда-то вместе с Пашей собственноручно вырубленных, на открытое пространство. Если не включать прожектора и дать освоиться глазам после освещения «Засядьки», глазам предстанет сравнительно ровная поверхность внутри кратера, плавно понижающаяся к ледяным залежам. Солнце не слепит, здесь царство серых теней без плавных переходов и полутонов — нет атмосферы. Лучи от далёких звёзд несут неизменное сияние вечности, не нарушаемое сменой дня и ночи. Люди живут по московскому времени чисто для удобства управления из Звёздного, с таким же успехом подстроились бы под Хьюстон… Если бы американцы успели и пожелали построить здесь своё. Им отдали на откуп старый спускаемый аппарат от «сапсана» с закреплённой короткой трубой биоотсека для выращивания рассады, безвозмездно — то есть даром. За кислород и электроэнергию они платят по твёрдым тарифам, дешевле, чем сами могли бы себя обеспечить, но, конечно, намного дороже, чем на Земле.

Несмотря на все усилия четы Мондейл и американского Госдепа, на станции имени Засядько не допускается никакое совместное использование, чтоб не возникало иллюзии, будто она — совместный объект. Всё — только за деньги по договорным тарифам и в установленных контрактом объёмах.

Что интересно, американе не особо стремились вглубь кратера и преимущественно сосредоточились на обследовании других зон около южного полюса, запуская низколетящие ракетные беспилотники. В качестве любезности присматривали за оранжереей, размещённой на гребне, выпросив в ней пару квадратных метров для своих опытов. Наверно, искали другую зону для колонизации к тому моменту, когда наладят свои малые челноки поверхность-орбита Луны, чтоб не сажать массивные спейс-шаттлы.

Их малая станция виднелась блестящей точкой на горизонте. Андрей повернулся к ней спиной и снова оседлал «фордзон». Сегодняшняя смена — ладно, она плановая. Но медики настойчиво рекомендовали чередовать рабочий день под укрытием лунных пород с днём на поверхности, подобрав какой-то хитрый коктейль выводить радиацию из организма, неизбежно получаемую в повышенных количествах под открытым звёздным небом. Спорить с Ковалёнком глупо — сам напросился, а инициатива наказуема. И полковник сто раз прав: сначала разберёмся сами, потом будем писать победные реляции.

Ситуацию осложняло, что на станции находятся двое иностранцев — Дитер Ранке из Европейского космического агентства и по программе «Интеркосмос» болгарин Стойко Пенчев. Немцы оплачивают пребывание специалиста и аренду специально вырубленной ниши, заставленную немецким оборудованием по выращиванию чего-то там суперважного и дорогого. Делятся описанием результата, но не самой технологией, имеют право. За Пенчева никто не платит Госкосмосу, но он нагружается наравне с советскими космонавтами, в том числе внестанционными работами. Хорошо, что не он был отправлен в наряд по заготовке льда.

В отличие от Андрея, снова обрядившегося в скафандр, пахнущий горелым порохом. Как ни стряхивай лунную пыль, часть её непременно просочится из шлюза в тамбур, а когда раскроешь шлем и люк, что-то забивается внутрь.

Советские скафы рассчитаны на помощь второго космонавта при надевании, но все научились справляться сами. Достаёшь его из ниши, проверяешь состояние АКБ, заправку воздухом, водой и питательным бульоном. Систему удаления пи-пи и ка-ка. Патроны поглощения углекислоты. Комплектность поясных инструментов. Далее, подкравшись к нему сзади как партизан к фашистскому часовому, влезаешь в люк на спине, голова попадает в шлем, он несъёмный. Потом, осторожно упираясь ранцем с баллонами о стену, захлопываешь люк на спине, включаешь герметизацию, потом проверку герметизации. Перед глазами один за другим вспыхивают крохотные зелёные светодиоды самопроверки систем, скафандр настолько сложен, что его порой называют космическим кораблём в миниатюре. Во всяком случае, после каждого использования хлопот с ним почти столько же — выбросить лишнее, истраченное возместить, вычистить, проверить. Надевание с тестом систем занимает больше получаса, вот почему полковник изумился, увидев Андрея в кубрике раньше времени — лишняя возня с амуницией никого не радует.

Шаг в шлюз. Он маленький — на двоих с минимумом ручной клади, иначе придётся задействовать грузовой. Шипение воздуха, отсасываемого вакуумным насосом. Зелёная лампочка — можно откручивать штурвал наружного люка.

Андрей проверил связь. Стойко, дежуривший на терминале, связь подтвердил. Можно в дорогу.

Прицепив измельчитель, космонавт повёл его вплотную к грани квадрата, и скоро острия фрезы шкрябнули о камень. Неслышно, но какая-то вибрация передалась через сцепное устройство и сиденье ровера. Андрей сдал на метр назад, включив реверс, а потом полез в разрез льда.

Действительно, камень, выглядящий… как камень. Ну, да, ровный, хоть ровность сложно оценить на столь малом участке. Ничего не остаётся кроме как продолжать.

Трактор проскрёб канаву глубиной сантиметров тридцать по периметру булыжника. Или сооружения. Геометрическая точность формы открылась с очевидностью, и это не глюк сканера. Лёд поверх каменной поверхности не был таким ровным, как верхние рёбра квадрата.

Сделав два рейса к «Засядьке» с полным контейнером, Андрей выполнил дневную норму. Можно привести ещё, но обратят внимание на излишнюю стахановость. В космосе сто лет не нужны «перевыполнения социалистических обязательств», котируется чёткое исполнение. Поэтому космонавт повернул шнек и транспортёр на девяносто градусов и продолжил объезд периметра, углубляясь и выбрасывая лёд на внешний бруствер.

Углубился на метр и закончил: слишком длительное пребывание вне станции вызовет подозрения.

По возвращении долго ухаживал за скафандром, опоздав к общему ужину. Разогрел остатки еды. Что интересно, в невесомости она субъективно становится безвкусной, теряя оттенки если не полностью, то частично. Даже малая гравитация Луны влияет на еду благотворно.

За столом сидели двое — Ковалёнок и Атьков. Второй, дежурный медик на станции, а Земля постоянно держала на Луне одного врача для медико-биологических экспериментов и