Вашингтонская история - Джей Дайс

Джулия Вэнс заговорила первая.

— Фейс, дорогая, — сказала она, — ведь ты же простудишься насмерть!

Целую секунду Фейс была словно парализована и ничего не могла ответить.

— Дверь… дверь была заперта, — наконец произнесла она; от растерянности ей показалось, что это будет самым подходящим объяснением и приветствием.

— Ну разумеется, дорогая, — ответила Джулия. — В городе я никогда не чувствую себя в безопасности, если дверь не заперта на ключ. Но входи же скорее, — что ты стоишь, как нищая, на ступеньках собственного дома!

Фейс отряхнулась и вошла.

— Я совсем испортила платье! — жалобно сказала она, хотя знала, что бумажная ткань от воды не портится. Просто ей надо было дать какой-то выход своим чувствам. При виде Джулии ей захотелось плакать.

Джулия изящно подставила ей для поцелуя матовую, цвета слоновой кости щеку. Фейс поцеловала ее с выражением покорности долгу в глазах.

— Бедное дитя, ты должна сейчас же переодеться, не то схватишь воспаление легких! — воскликнула Джулия.

— Я не знала, что вы приедете, Джулия, — сказала Фейс, как бы извиняясь за недостаток родственных чувств. — Тэчер меня не предупредил…

— О да. Это вышло так неожиданно! Тэчер позвонил и сказал, что ты по горло занята какими-то правительственными делами и у тебя нет времени смотреть за Джини. Он просил немножко помочь и уверил меня, что ты будешь благодарна. Конечно, я все бросила и сейчас же примчалась. Раз я нужна Джини, сказала я себе, значит, надо пожертвовать всем. И вот я здесь!

Она склонилась к Фейс и обняла ее одной рукой, будто Фейс без ее помощи не смогла бы ступить и шагу.

Фейс резко отшатнулась от нее, словно обжегшись о невидимую крапиву.

— Что ты, что с тобой, дорогая? — с удивлением и обидой спросила Джулия.

— Ничего, ничего, — задыхаясь, ответила Фейс. — Мне просто не по себе из-за грозы. Вы же знаете, гроза на меня плохо действует.

— Ты всегда была такая нервная, — с кроткой улыбкой сказала Джулия. Фейс повернулась и пошла к лестнице.

В ванной Фейс сбросила мокрое платье и белье прямо на пол. Она слишком устала, чтобы развешивать вещи для просушки. Жестким полотенцем она принялась растирать тело досуха, пока не начала гореть кожа. Это было одно из средств, которое всегда возвращало ей бодрость; но сейчас и растирание не доставило ей удовольствия. Не одеваясь, Фейс побрела в спальню и печально присела к туалетному столику. Она поглядела на себя в зеркало. Золотистые, цвета спелой гречихи волосы повисли мокрыми прямыми прядями, под темными глазами лежали тени, плечи опущены, грудь, как ей показалось, поникла, словно у старухи. Что сделала с ней розовая повестка! Разрушила не только ее душу, но и тело. Фейс попробовала распрямить плечи, но тщетно. Она слишком устала. Вся чувственная радость исчезла для нее. Впереди — бесконечная, холодная, унылая и одинокая жизнь. Ни любви, ни страсти, ни радости. Только в Джини вся ее надежда.

Из детской доносился неясный голос Джулии и внезапные взрывы восторженного смеха Джини. Наверное, Джулия рассказывает ей сказки дядюшки Римуса — с таким же обаятельным юмором, которым обладает и Тэчер. Может, в конце концов и лучше, что она приехала. Заброшенный ребенок нуждается в надежном покровительстве хотя бы бабушки. Заброшенный ребенок нуждается в надежном покровительстве матери…

Но есть ли хоть что-то надежное в их семье? И откуда оно возьмется при всех этих скрытых и явных раздорах?

Фейс начала медленно одеваться.

Дождь яростно и отрывисто барабанил в окна. Фейс, как почти всегда во время грозы, вспомнила о реке Потомак, — сейчас бурливой, темной и предательски-опасной, — и о том, какую роль эта река сыграла в ее жизни. Вскоре после того дня, когда опрокинулась лодка и она спасла тонувшего Тэчера, он впервые предложил ей познакомиться с его матерью.

— Мама хочет познакомиться с тобой, Утеночек, — сказал он тогда. — Она хочет видеть тебя в своем уголке.

И Фейс, без всяких дурных предчувствий, согласилась.

«Уголок», в котором жила миссис Вэнс, оказался поистине великолепным. Дом стоял у обрыва над рекой Раппаханок, усеянной рифами, когда спадала вода, и превращавшейся в широкую синюю гладь при полноводье. Подходы к дому охраняли вековые дубы, потом открывалась широкая, похожая на парковую лужайку поляна, которую огибала подковообразная дорога, ведущая прямо к подъезду. В сущности, дом был средней величины, но огромные дымовые трубы, высившиеся по бокам, и маленькие решетчатые окна, выкрашенные в белый цвет, своими пропорциями придавали двухэтажному строению вид большого особняка. Стены его были почти сплошь увиты английским плющом, но кое-где сквозили кирпичи неправильной формы и густого терракотового цвета — по этим признакам можно было безошибочно определить, что они сделаны вручную в восемнадцатом веке.

— Как здесь красиво! — воскликнула Фейс. — Когда был построен этот дом?

— Главный дом примерно в тысяча семьсот девяностом году, — сказал Тэчер. Они приехали из Вашингтона на машине, и Тэчер, подъезжая, сбавил скорость. — Он называется Торнвуд и выстроен предками Вэнсов по материнской линии. Собственно говоря, это один из очень немногих старинных домов в Виргинии, где до сих пор живут потомки его первых владельцев. — Он произнес это с гордостью, потом добавил: — Здесь есть прямо сказочный самшитовый парк, его отсюда не видно. Первый самшит был привезен из Англии на том же корабле, который привез шотландских каменщиков, построивших этот дом. А в комнатах ты увидишь массу любопытных безделушек.

— И твоя мать живет здесь совсем одна?

— Если не считать слуг — одна.

— Значит, — мечтательно сказала Фейс, — у нас с ней есть уже хоть что-то общее — собственные дома.

Тэчер поглядел на нее с неожиданной нежностью.

— У вас очень много общего, моя дорогая!

Войдя в дом, Фейс была поражена тишиной, царившей там в этот воскресный день, и особым запахом всегда затененных шторами гостиных. Здесь чувствовалась атмосфера музейной чистоты, как в Арлингтоне и Маунт-Верноне, словно этот дом был заранее подготовлен для музея. Но те знаменитые дома были тщательно реставрированы и, казалось, им суждено простоять еще тысячу лет, а здесь повсюду виднелись признаки медленного разрушения. Двери не закрывались вплотную, доски пола покоробились, штукатурка потрескалась, а краска на стенах облупилась. Понадобилось бы целое состояние или множество рабов, чтобы содержать такой дом в порядке, а у Вэнсов не было ни того, ни другого. Вероятно, сейчас здесь осталась половина или треть прежнего количества слуг. Мельком увидев в окно самшитовый парк, Фейс заметила, что и он томится по настоящему уходу. Самшиты разлохматились, нуждались в подрезке, а кое-где были почти заглушены виноградом. К горлу Фейс подкатил комок. Ей стало грустно при виде этого запустения.

Джулия Вэнс поджидала их в маленькой гостиной. Она занималась каким-то тонким рукоделием и уронила его, когда они вошли.

— Сын! — воскликнула она, бросившись в объятия Тэчера.

Через мгновение она легонько высвободилась и грациозным жестом протянула руку Фейс.

— Значит, это и есть мисс… Роблес? — сказала Джулия. Прежде чем произнести эту фамилию, она замялась, чуть-чуть, еле уловимо, но все же выговорила ее не сразу. В манере ее речи, в интонациях чувствовался мягкий виргинский акцент. Она была чуть пониже Фейс, тонкая и хрупкая. Ее мягкие белые волосы окружали лицо пушистым ореолом, а глаза — чуть светлее, чем у Тэчера — казались голубыми, как небо. На ней было черное летнее платье из легкой ткани, отделанное у шеи кружевами. Быстрым порхающим шагом она подошла к Фейс и подставила ей бледно-матовую, как у камеи, почти без единой морщинки щеку. Фейс поцеловала ее, и Джулия отступила назад.

— Видите ли, дорогая моя, — заговорила она, — у меня такое чувство, будто я знаю вас очень близко. Тэчер так много писал о вас. И, разумеется, я видела вашу фотографию! На вас так приятно смотреть! И какое редкое сочетание — ваши волосы и эти бездонные темные глаза! Не удивительно, что наш Тэчер писал такие восторженные письма!

«Наш Тэчер», сказала она. По-видимому, она уже была готова поделиться своей собственностью. Это хороший знак. Тэчер просто сиял — Фейс никогда еще не видела его таким. Должно быть, одобрение матери значило для него очень много… да, очень много.

— Как я благодарна за то, что вы пригласили меня, миссис Вэнс, — услышала она свой голос. — Тэчер столько рассказывал мне о Торнвуде и его хозяйке. Мне кажется, маленькая частичка вас всегда находится при нем.

Джулия Вэнс подняла брови и улыбнулась.

— Маленькая частичка, дорогая?.. Наоборот, по-моему очень много… да, очень много.

Фейс заметила, что эти же самые слова только что мелькнули у нее в голове.