Дети леса, дети звезд - Мерри Джинн

А Тесс, глядя вечерами, утрами и особо хмурыми днями на разоспавшегося кошака, вспоминал, как дрых свежеприползший Грин в первый день их знакомства, и мысленно ухмылялся — в способности спать красиво и вызывать улыбку бездельем рыжий сфинкс человеку нисколько не уступал, даром что голова у него оставалась обыкновенная, Ронова.

Впрочем, голове-то Серазан и озадачивался больше всего — как же она так прирастает к телу, что вроде и не задрана, и не опущена, и притом, когда сфинкс сидит, имеет он вполне обычный, а не плоский в шею затылок. Грива разглядывать все это мешала, а вообще Тессу очень хотелось надеть на сфинкса ошейник или, что ли там, ленточку, чтобы хотя бы искусственно очертить границу перехода человечьего тела в звериное и на том успокоиться.

А Грин свою форму считать нелепой, ущербной или смешной отказывался. Он ею поначалу очень гордился. Он учился когтями аккуратно цеплять то, что можно было подцепить, а для всего, что ловко так делали прежние пятипалые хваталки, применял левитацию. В этом отношении сфинкс со стороны казался сбывшейся мечтой лентяя: в его присутствии ложки скакали, как живые, летали по воздуху чашки и тарелки, аккуратно устраиваясь на столе, а по утрам, после завтрака, под ленивым прищуром лежащего на кровати полукота по дому прохаживалась метла, за которой заботливо ползала влажная половая тряпка. Эта идиллия удалась Грину, конечно, не сразу, а только спустя неделю тренировок. Тут важно было не выпускать предмет из поля внимания, хорошо представлять себе результат и ни в коем случае не терять сосредоточенности. С погодой ему повезло: несколько солнечных дней вновь сменились дождями пополам со снегом, и сфинкс впал в некое сонно-уютное состояние, а Тесс к тому времени уже устроил ему удобное лежбище — в дождь и слякоть вставать лишний раз Грин отказывался наотрез, с полуприкрытыми глазами тренируясь двигать предметы в доме.

В этом был свой резон, потому что когда промокший, замерзший под осенним дождем Тесс сбрасывал уделанный грязью плащ на крыльце под навесом и уходил переодеваться, промокшему замерзшему сфинксу приходилось на том же крыльце долго отряхиваться. Серазан сушил его сперва полотенцем «для шкуры» в сенях, потом помогал досушить-расчесать уже в доме, в тепле, мокрые гриву и волосы, и все равно это было… не так. Слишком грязно, слишком мокро и слишком холодно.

После очередной такой сушки Тесс, не выдержав, предложил подобрать-подшить сфинксу плащ вроде попонки — хотя бы для выходов недалеко, где не придется расправлять крылья. Рон оскорбился настолько, что моментально вспомнил, как разогревать воздух и пускать его горячим вихрем гулять по шкуре и по волосам, причем не только своим, но и учительским.

Тесс демонстрацией не вдохновился, мотнул головой, отбрасывая с лица упавшую прядь, и фыркнул.

— Предпочитаете промокнуть, сушиться, вновь промокнуть, сушиться, снова промокнуть… и так каждый раз, пока все-таки не простудитесь? Честное слово, надевать капюшон куда легче. И, кстати, могли бы выразить недовольство словами, а то что ж вы… как кошка.

— Как кот, — лаконично поправил учителя Рон и, в свою очередь, спросил:

— А почему вы боитесь дождя? — для деревенского ребенка, а впоследствии и бродяги, промокнуть было делом обычным.

— Да… кот, — Тесс выразительно покосился на кота обычного, дремавшего под столом, и тронул Рона за кисточку. — Почему сразу «боюсь»? Просто мокрую одежду можно сменить сразу, а волосы приходится сушить — голова замерзает… болит. А ваша грива еще дольше сохнет.

— И давно так? Отчего голова болит? — уточил Грин.

— Ранили в свое время, — просто ответил Тесс и непроизвольно поморщился. — Излишне удачно… С тех пор случается, по поводу и без. А что?

— Чем ранили? — насторожился Рон. Последствия приступов Тесса он уже отнаблюдал, о ранении знал, и теперь, как лекарь-самоучка, хотел поподробнее выяснить о нездоровье.

Серазан пожал было безразлично плечами, но потом устыдился собственной скрытности и виновато улыбнулся, попытавшись все-таки объяснить развернуто:

— Как действует бластер, вы уже видели. Но есть другое оружие, действующее изнутри, несколько видов — одно разрушает любую живую материю, другое действует на нервные окончания, третье еще… Много их, разных, — и все же оборвал сам себя нервно, почувствовав, что не хочет описывать это все в красках. — Нашей эскадре повезло попасть под два сразу, да так, что ни уйти из-под луча было нельзя, ни защититься энергии не хватило, а непосредственно у нас на «Вершителе» под конец и собственный реактор полетел. Вот комбинацией нескольких излучений и… «ранили». А сделать с этим что можно было, то уже сделали. Лечат на Мабри хорошо.

Рон заметно сник. Об оружии, которое ранит изнутри, он даже не слышал, но по общему действию похоже оно было на яд, и очень хотелось, чтобы Тесс не захлебывался временами собственным прошлым, тем более, что было там что-то явно кошмарное.

— Давайте, я попробую вам подобрать состав от головной боли, — наконец, задумчиво ответил юноша. — Мне только надо тщательно в вас посмотреть, если вы, конечно, не против.

Серазан вновь дернул плечом.

— Да вы и так насмотритесь — без двух-трех приступов за зиму не обойдется, не выгонять же вас каждый раз из дому.

О том, что именно это он и предпочел бы сделать, Тесс умолчал, только покосился в сторону кухни, словно там вдруг возникло срочное дело.

Грин взгляд перехватил, вздохнул выразительно:

— Может так случиться, что меня к тому времени уже не будет дома, — пояснил он.

— Это вы все за своими сфинксами хотите? — заинтересовался Серазан. — Интересно, где их все-таки лучше искать. Судя по вашим крыльям — где-то, где достаточно широко и просторно… в степи?

— Наверное, в степи, — нерешительно подтвердил Грин. — Вы отпустите меня, мастер Серазан?

Тесс вздохнул.

Спросил разрешения взглядом, поймал гринов хвост, погладил задумчиво кисточку.

— Я ведь знаю, как это неприятно — внезапно перестать быть приспособленным к привычному образу жизни. Но еще неприятнее бывает, когда хочешь уйти туда, где должно оказаться лучше, а тебе не дают. Я просто не могу не отпустить вас… Хотя и надеюсь, конечно, что вы с пользой попутешествуете и вернетесь.

Грин, как всегда, от вида своего хвоста в тессовых руках покраснел до ушей и поклялся себе, что никому, кроме Тесса, таких фамильярностей не спустит.

— А я не уйду, пока не буду уверен, что с вами все в порядке, — нарочито ехидно улыбнулся он Тессу и демонстративно выпустил — втянул когти.