Рыцарь золотого веера - Алан Савадж

оседало, следовавшие за ним повозки, скрипя, замедляли ход и вставали. Дорога все так же бежала меж невысоких холмов, ограничивавших видимость, но вдалеке Уилл разглядел крыши домов — по-видимому, какой-то город. И с такого расстояния все услышали вой сигнальных рожков и крики людей.

— Подождите здесь, — приказал Уилл канонирам и поскакал к голове колонны. Солдаты смотрели ему вслед без всяких эмоций; они вполголоса разговаривали между собой, прислушиваясь к звукам битвы.

— Уилл Адамс?

— Господин Косукэ! — Доспехи на секретаре выглядели нелепо.

— Спешивайся, и поскорей.

Уилл скользнул вниз и опустился на колени. Он не заметил принца, сидящего на складном стуле у своего коня и окружённого офицерами.

— Поднимайся, Уилл Адамс, — сказал Иеясу. — Что за спешка?

— Я услышал звуки битвы, мой господин, и…

— …Поскакал туда. Это хорошо, Уилл Адамс. А вот и гонец.

Лошадь самурая была вся в мыле; всадник кинулся из седла прямо в ноги Иеясу.

— Передовые посты Западных, мой господин Иеясу. Наш авангард наткнулся на сильное сопротивление и отступил. Сейчас они ждут приказаний.

— Этот город — Огаки? — спросил Иеясу. — Пусть они разбивают лагерь. И все остальные тоже.

— Но, господин принц, — начал было протестовать один из генералов, Като Есиаки, худощавый, со злыми глазами ветеран корейской кампании, — они же скажут, что вынудили нас остановиться!

— Я умираю от жажды, — произнёс принц Иеясу и протянул руку. Сукэ быстро подал хозяину плод хурмы. Иеясу взял фрукт, посмотрел на него и улыбнулся.

— Вот что вас ждёт, господа: сегодня ночью Огаки будет нашим.

Он разжал пальцы, и хурма упала на землю. Его стража с криками кинулась подбирать её и делить между собой.

— Ну, а вот этого я никак не пойму, Сукэ, — прошептал Уилл.

— Все очень просто, Уилл Адамс. Этот фрукт по-японски называется «огаки». Они посчитали это знамением.

Дождило. Монотонный бесконечный мелкий дождь сыпался с неба, погружая окружающий мир в дымку. За ней расплывались очертания холмов, терялись контуры долины. Пыль сначала прибило дождём, потом развезло в грязь. Восточная армия замерла в своих палатках, обложив Огаки. Последний отдых перед битвой? Уилл надеялся, что дождь скоро кончится. Сегодня двадцатое октября 1600 года. Это по меркам европейцев. Для японцев это двенадцатый день поры Холодных Рос года Крысы, в правление императора, которого ни один солдат этой армии, за исключением даймио, никогда в жизни не видел. Точнее сказать — так как термин «холодные росы» оказался единственно правильным, — следовало помнить, что через три дня этот сезон кончается и придёт «Начало Седых Морозов». В любом случае, его пушки не смогут показать себя наилучшим образом.

А им, похоже, придавалось большое значение. Он стоял на задворках постоялого двора, конфискованного для размещения штаба. Принц Иеясу сидел в центре на вышитой циновке, его сыновья и офицеры стояли вокруг на коленях. Говорил Косукэ но-Сукэ, собирая воедино разрозненные кусочки полученной информации, показывая что-то на большой разноцветной карте, расстеленной на полу перед принцем.

— Наш авангард вышел сюда, мой господин, — сказал Сукэ, опуская ладонь на группу холмов милях в двадцати к северо-западу от Огаки. — Они хотели двигаться дальше между холмами к Большим топям, но перед нами сконцентрированы большие силы неприятеля.

— Сколько? — поинтересовался Иеясу, не повышая голоса.

— Много, господин Иеясу. Господин Хосокава сообщает, что число их установить затруднительно, но никак не меньше восьмидесяти тысяч воинов.

Восемьдесят тысяч! Армия, которая потребовала бы напряжения всех сил любого европейского государства: а ведь это была гражданская война.

— Есть ли новости от Кобаякавы из Чикудзена? — спросил Иеясу. — Он уже присоединился к Западной армии?

— Пока нет, мой господин. Но сообщают, что он движется к нам.

Иеясу кивнул.

— Мы выступим завтра и присоединимся к авангарду.

— Разве Западная армия не будет сражаться перед Огаки, господин Иеясу?

— Лучше, если бы они занялись именно этим, — сказал принц. — Но они втянутся в проход между горами. «Полицейский» — не генерал. Он предпочитает прятаться, а не сражаться. Косукэ но-Сукэ, сообщай мне постоянно о местонахождении Кобаякавы. А теперь оставьте меня. — Его рука приподнялась. — Ты останешься, Уилл Адамс.

Все головы повернулись в его сторону и тотчас снова отвернулись. Командиры выполнили коутоу и подались к выходу, Уилл слышал шорох их шагов и перешёптывание. Комната опустела, и он остался наедине с Токугавой. Для чего? Как бьётся его сердце.

Но ширма сдвинулась вновь, и вошёл юноша. Очень молодой, едва ли ему больше пятнадцати, прикинул Уилл. В руках у него был поднос с маленькой бутылочкой сакэ и чашкой. Встав на колени у ног хозяина, он замер.

— Готовы ли твои пушки открыть огонь, Уилл Адамс? — спросил Иеясу.

— Думаю, что да, мой господин принц, — ответил Уилл. — Хотя дождь неблагоприятен для пороха.

— Дождь прекратился. Подойди ближе.

Уилл пересёк комнату и преклонил колени рядом с принцем. Юноша смотрел на них обоих из-под полуприкрытых век и, казалось, почти не дышал. На нём было кимоно, но без нижней набедренной повязки. Пояс уже развязан. Его нетерпеливая юность являла собой незабываемую картину.

Иеясу наполнил чашку, отхлебнул.

— Я беседовал о тебе со своим секретарём, Косукэ но-Сукэ. И за эти месяцы я много думал о тебе, Уилл Адамс.

Он снова наполнил чашку, протянул её Уиллу:

— Пей.

Уилл осторожно отхлебнул тёплую жидкость. Оба продолжали напряжённо разглядывать возбуждённую наготу юноши, прислушиваясь, несомненно, к собственному телу. Боже мой, подумал Уилл, меня гипнотизируют.

— Что бы ты сейчас делал дома, Уилл Адамс?

Не задумываясь, Уилл отхлебнул ещё глоток сакэ — без приглашения — и заметил, как вздрогнули ресницы юноши.

— Без сомнения, я был бы сейчас в море, мой господин Иеясу, но стремился бы оказаться на суше. В октябре у нас погода очень похожа на здешнюю.

— В октябре?

— Это название месяца, мой господин Иеясу.

— А что оно означает?

— Это очень просто, мой господин Иеясу. Оно означает восьмой месяц года.

Иеясу снова наполнил чашку и, сделав глоток, усмехнулся.

— Твой народ полностью подчинён математике в своём подходе к жизни. Я хотел бы, Уилл Адамс, чтобы ты обучил меня математике. В Японии она используется недостаточно.

— Сделаю всё, что могу, мой господин принц.

— И звёздам. Косукэ но-Сукэ говорит, что ты сведущ в звёздах, знаешь их все по именам и даже можешь предсказывать их положение на небесах.

— Это часть науки навигации, мой господин Иеясу, в которой должен разбираться каждый моряк.

— Я изучу и её. Я хочу узнать побольше о кораблях и морях. Ты построишь для меня корабли, Уилл Адамс.

— Я, мой господин? Последний корабль я строил много лет назад, но даже тогда я был всего лишь плотником на