Луна жестко стелет - Роберт Хайнлайн

Я ответил в том же стиле, причем почти будто так и надо. Мой старик-то в чистом виде политики не признавал, такие редко попадаются. Так что уж если он такие финты выдает на публику, значит, стоит продолжать.

Так что прибыл я в Эл-сити веселый и не слишком уставши, поскольку покимарил после Торричелли. С Южного вокзала вышел на Пояс, на Пересечке неохота было толкаться, так что спустился и через Придонный переулок домой нацелился. Иду мимо участкового суда, где судья Броди заседает, дай, думаю, зайду, поздороваюсь. Старый дружок, мы с ним вместе на ампутации лежали. Ему ногу отхватили по колено, после чего подался он в судьи, причем не без успеха. В то время он в Эл-сити единственный судья был, которому не приходилось прирабатывать страхагентом или букмекером.

Бывало, явятся к дяде Броди двое со своей сварой, так он, если ему их помирить не удастся, как положено, то каждой стороне гонорар возвратит и, решись они на драку, без залога идет к ним в рефери, только уговаривает ножами не пользоваться, так или иначе без крови обойтись.

Захожу, а его нет на месте, только цилиндр судейский на столе стоит. Повернул на выход, а тут целая толпа валит, по виду – стиляги. При них девчонка, и мужика постарше волокут. Мужик помятый, но одет примерно как турист.

Туристы у нас и в ту пору не в новинку были. Правда, не толпами, а помалу. Прилетали с Эрзли, на неделю останавливались в гостинице и с тем же бортом обратно или следующего борта дожидались. Большинство денек-два пошляется по открытой поверхности, вылупя глаза, как психи, а потом в казино, и там уж до упора. Большинство лунтиков на эту публику внимания не обращало и относилось снисходительно.

Один парнишка, самый старший из них, лет восемнадцати, явно ихний коновод, спрашивает у меня:

– Где судья?

– Не знаю. По крайней мере, здесь его нет.

Вижу, он озадачен, губу жует. Спрашиваю:

– А в чем дело?

– А хотим этого чмура ликвиднуть, – отвечает без балды. – Но вперед, чтобы судья добро дал.

– Пошарьте, – говорю, – по ближним харчевням. Авоусь найдете.

И тут парнишка лет четырнадцати отзывается.

– Э, а вы случайно не гаспадин О'Келли?

– Он самый.

– А вы нам не посудите?

Коновод аж засиял.

– Слушайте, давайте, а?

Я тык-мык. Бывал судьей, кому не случалось? Но без особой охоты: не любитель я взваливать ответ на себя. Однако задело меня: как так? молодежь такая, и вдруг туриста ликвиднуть! Разобраться надо.

«Ладно», – думаю. И спрашиваю у туриста:

– Нет ли у вас отводов моей кандидатуре? Он удивился.

– А у меня есть право выбора?

– Разумеется, – терпеливо отвечаю. – Если я вам не подхожу, насильно слушать ваше дело не стану. И вас не неволю. Ваша жизнь на кону, не моя.

Он еще больше удивился, но глядит смело, глаза засветились.

– На кону, говорите?

– И не иначе. Вы же слышали, эти молодые люди склонны ликвиднуть вас. Так что, если хотите, дождитесь судьи Броди.

А он без суеты. Улыбнулся и говорит:

– Ничего не имею против вашего судейства, сэр.

– Как вам угодно, – отвечаю и гляжу на коновода. – Кто истцы? Только вы и ваша подруга?

– Нет-нет, ваше судейство, мы все.

– Еще не «ваше судейство», – отвечаю и всех оглядываю. – Все ли просят меня быть судьей?

Они закивали, никто не вякнул, нет, мол. Коновод повернулся к девчонке, спросил:

– Тиш, что скажешь? Ты согласна на судью О'Келли?

– Чего? А, да!

А сама, что называется, ни уму, ни сердцу, пухленькая, лет четырнадцати. На раз, причем без претензий. Из тех, кому по-настоящему замуж не светит, так хоть стилягами покомандовать. Причем ребят не осуждаю: женщин мало, вот и гоняют за ними по коридорам. Целыми днями вкалывают, а вечером домой незачем.

– Окей, – говорю. – Суду отводов нет, так что мой вердикт обязателен к исполнению. Теперь насчет гонорара. Мальчики, ваше предложение. Причем поимейте в виду, что по дешевке насчет ликвиднуть у меня не пройдет. Так что извольте ставки посолидней, а то я его отпущу на все четыре.

Коновод заморгал, загалдели они в кружок. Мигом повернулся он и говорит:

– У нас не дюже. По пять гонконгских с носа сойдет?

А их шесть душ.

– Нет, – говорю. – За такие гроши дела такого сорта суд не рассматривает. Они опять загалдели.

– Ваше судейство, а за полсотни?

– Шестьдесят долларов. По десятке с носа. И еще десятка с вас, Тиш.

Она шары выкатила, фыркнула.

– Давай-давай, – говорю. – Элдээнбэ.

Поморгала, полезла в сумку. У нее-то гроши были.

У таких, как она, что-что, а гроши всегда есть. Сложил я семьдесят долларов пачкой, положил на стол, говорю туристу:

– Ваша встречная ставка?

– Извините, не понял.

– Ребятишки платят семьдесят гонконгскими за рассмотрение дела. Вам надо сделать встречную ставку. Если не можете, докажите и будете мне должны. Это ваше долевое участие. Учитывая заявку на приговор, очень недорого. Но ребятишки – народ небогатый, так что делаю скидку.

– Понял. Думаю, что понял. Выложил он семьдесят гонконгских.

– Благодарю. Желают ли стороны участия присяжных?

У девчонки глаза загорелись.

– Еще бы! Чтобы всё тип-топ.

– Учитывая обстоятельства, – эрзлик говорит, – в таковых нуждаюсь.

– Это как вам угодно, – говорю. – Советчика нужно?

– Нну, неплохо бы и адвоката.

– Я сказал «советчика», а не «адвоката». Адвокатов здесь не водится.

Он опять улыбится.

– Полагаю, советчик, если я его пожелаю иметь, будет в ту же степь, то есть неформальный, как и вся прочая процедура?

– Может, да, может, нет. Насчет судьи, так я неформальный, и точка.

– Ммм. Полагаюсь на вашу неформальность, ваша честь.

Коновод говорит:

– А как насчет присяжных? Вы расписку дадите или мы?

– Не расписку, а я плачу. Я сто сорок взял за весь суд чохом. Ты что, в суде никогда раньше не был? Но не собираюсь всю выручку просадить на то, без чего могу обойтись. Шестерых хватит по пятерке на рыло. Пошарьте по переулку.

Один парнишка юркнул наружу, крикнул:

– Кто в присяжные пойдет? По пятерке за всё.

Заловили шестерых, причем из тамошней публики, с Придонного. А мне до фени, я не за мудрость ихнюю платить собрался. Просто, когда в судьи идешь, лучше иметь поддержку окружающих из местных уважаемых граждан.

Прошел к столу, сел, цилиндр дяди Броди нахлобучил – и где он только такую штуку надыбал? Поди-ка, на чьем-то мусорнике.

– Суд идет, – говорю. – Назовитесь и изложите дело.

Коновод назвался Слимом Лемке, девчонку звали Патришиа Кармен Жукова, остальных не припомню. Турист шагнул ко мне, пошарил в сумке и говорит: