Из века в век - Тамара Шаркова

Старик повернулся и молча пошел к себе в комнату. За ним, совершенно сбитый с толку, отправился и я, ведомый за плечи нисколько не смутившимся Стояном. В комнате, где нестерпимо пахло кошками, сосед сел спиной ко мне, лицом к телевизору. Голова моя была свободна от каких бы то ни было мыслей.

Стоян появился минут через десять в куртке и сапогах.

— Моисей Рафаилович! Век благодарности!

— Я не доживу, — мрачно ответил старик, не оборачиваясь.

Стоян проводил меня до автобуса, не снимая руки с моих плеч.

На остановке развернул, поцеловал в щеку.

— До завтра! И не вводи профессора в штопор. А главное, помни: много будешь знать — рано состаришься.

Мое «Логово».

Сейчас это хоббитанский Шир, эльфийский Лориен. А до этого, чем только ни была моя детская: островом Робинзона, пещерой доисторических людей, да мало ли еще чем. Но это была наша с ней тайна.

Только однажды случилось непредвиденное, и комната, помимо моей воли, обрела имя собственное. И все из-за того, что Стоян вытащил у меня из-под подушки девчоночью книгу «Добывайки», которую мне принесла Сонечка.

Не то, чтобы книга мне не нравилась, хотя взял я ее исключительно из чувства любви к ее хозяйке. Но все-таки я уже сознавал, что для девятилетнего пацана это сомнительное чтение. Изъяв у меня книгу, Стоян прочел ее залпом и радостно объявил за ужином, что она открыла ему глаза на правду жизни.

Пошарив по углам моей комнаты, он нашел полдюжины предметов, которые давно были в розыске у него и отца. И с тех пор, если что-нибудь пропадало, Стоян говорил:

— Пойдем, потрясем Логово Добывайки!

Или просто «Логово».

В моем Логове три окна, и в ясную погоду солнце передвигается в ней, как на земле алеутов, целый день по горизонту.

Вплотную к стене отцовского кабинета стоят два старых книжных шкафа и гардероб для одежды. За ним — кровать. Я давно борюсь за право заменить ее диваном, но у отца «пунктик»: ребенок должен иметь постель для сна, а не место для валяния днем. Поэтому днем я валяюсь на старой медвежьей шкуре у кровати либо на ковре посреди комнаты.

Слева от двери самодельные полки от пола до потолка — настоящая «Лавка древностей». Чего там только нет! Ближе к полу стоит древний проигрыватель и целая гора пластинок. Повыше — отцовская Библиотека приключений. Отдельно выстроились все возможные переводы Толкиена — Толкина, вплоть до дурацкого детского издания, которое мне вручили в классе по окончании третьего класса. Такое же уморительное сокращение «Трех мушкетеров» в этот же день вручили Бобу и Левке. Вся эта серия называлась «Открываем великих классиков». Вероятно, многие наивные дети после знакомства с подаренными книгами так и остались в неведении, что же такое они открыли.

На остальных полках хранятся драгоценные для меня предметы, за которые любой другой не даст и ломаного гроша. Колокольчик, оторвавшийся в шторм от рыболовецкой сети и найденный мной на берегу Азовского моря. Жестяная коробка из-под Новогоднего подарка, полученного отцом на Кремлевской Елке в шестидесятом году. В ней хранятся мои самые любимые маленькие машинки. Рядом — армейский бинокль деда, старинный латунный микроскоп с прямым тубусом и какие-то поделки из Лего.

Самый загадочный предмет — это металлическая дверная ручка скобкой послевоенного образца. Когда я орал младенцем от ночных кошмаров, соседка посоветовала отцу умывать меня «через ручку». И хотя папа уходит от прямого ответа, я смутно помню его с этой ручкой на запястье.

Ну, в общем, всего не перечислишь. Легче сказать, чего там точно нет и вряд ли когда-нибудь появится: порядка.

Раз в год отец требует, чтобы я навел на полках чистоту и выбросил все лишнее.

Я с энтузиазмом погружаюсь в процесс уборки, который затягивается на несколько дней. Но после этого свободного места на стеллаже становится еще меньше.

Мадемуазель Дана

…В субботу отец с утра был дома, а Стоян позвонил и сказал, что придет к ужину. Это меня обрадовало. Отец, в худшем случае, выйдет поздороваться и предложить чашку чая. А от Стояна можно ожидать чего угодно. Познакомишь и не заметишь, как станешь третьим лишним.

Битый час я раздумывал над тем, что надеть и в результате…натянул свои единственные истертые о школьную мебель джинсы. Еще немного подумал и влез в голубую водолазку, обнаружив при этом на боку какое-то желтое пятно. Пришлось разыскать старую джинсовую жилетку, которая едва не лопнула по шву на спине.

В двенадцать часов с минутами раздался звонок. Поскольку я сидел в прихожей уже битых полчаса, то пришлось придержать себя и открыть дверь на счет пятьдесят восемь.

Образ вчерашней Даши Озмидовой не успел размыться временем в моем сознании, поэтому то, что я увидел повергло меня в изумление.

Через порог переступила загадочная особа полутораметрового роста с распущенными волосами и в огромных очках типа «Хамелеон». Вместо дубленой курточки на ней был какой-то кожаный балахон. Чем-то таким, но одеяльным, осенью обвивалась Алиса, и называлось это «серапе». Черные палочки ног оканчивались башмаками со сдвинутыми назад каблуками, очень похожими на копытца.

Поздоровавшись, она ловко раскрутила вокруг шеи свое…свою накидку и сбросила ее мне на руки. Некоторое время я ошалело соображал, куда это деть, и, наконец, пристроил на столике у зеркала. А потом с ужасом стал думать, что увижу, обернувшись. Может на ней платье из перьев или что-то еще покруче. Поднял глаза и от неожиданности чуть в стекло лбом не въехал.

За моей спиной стояла скромная пансионерка в темно-синем платьице с какой-то кружевной тряпочкой вокруг шеи.

Спокойно рассмотрев себя в зеркале, Даша сняла очки, положила их рядом с накидкой и насмешливо спросила:

— Можно пройти?

Я проделал какое-то роботоподобное движение рукой, и Озмидова направилась в гостиную.

Там она огляделась, потом присела на вертушку у рояля и стала вращаться на ней, склоняя голову то к одному, то к другому плечу.

Даша вела себя с непринужденностью хозяйки, а я был так скован, что впору было сказать себе:

— Эй, парень, чувствуй себя, как дома.

Между тем, моя гостья остановила, наконец, свое кружение, открыла крышку роля и проиграла своими тонкими пальчиками банальные арпеджио.

— Какие легкие клавиши!

Потом она заиграла, как я с трудом догадался, попури из мелодий Джо Дассена. Это была какая-то странная механическая игра, при которой наш Бехштейн звучал как клавикорды.

Как и следовало ожидать, через несколько минут на пороге кабинета появился озадаченный отец. Его часто