Стеклянные куклы - Инна Бачинская

– Девушка из Посадовки, которая потеряла память… – сказал он словно про себя. – С кем она сейчас?

– Она жила у местной учительницы, та убедила девушку, что она ее племянница. Я думаю, ее сестра и настоящая племянница примерно одного с ней возраста погибли в результате несчастного случая в мае прошлого года, и она выдала Олю, она теперь Оля, за свою племянницу. И «легализовала» ее документами той девушки.

Психиатр покивал.

– Видите ли, Федор, в чем проблема… Иногда лучше забыть. Нам неизвестно, что с ней проделывали. Я не согласен с коллегами, которые полагают, что вытаскивание из подсознания всяких пакостей способствует психическому здоровью пациента. Отнюдь! В Америке, на мой взгляд, чрезмерно увлекаются и злоупотребляют этим процессом, правда, сейчас в меньшей степени, чем раньше. Это стало коммерцией! На самом деле никогда не знаешь, то ли проблемы действительно имели место в прошлом пациента, то ли были внушены средствами массовой информации, книгами и кино. Зачастую нельзя отделить собственный опыт от опосредованного. – Он пожевал губами, подумал и сказал: – Правда, я до сих пор не знаю, как относиться к заявлениям неких индивидуумов о том, что их умыкнули летающие тарелки. Убейте, не знаю. Но не исключаю, что некоторых действительно умыкали. В природе страшно много загадок, что есть замечательно. Вот уж воистину, человек должен жить хотя бы ради любопытства. – Он покивал. – И возвращаясь к нашим баранам, я задаюсь вопросом: что же нам делать, Федор? Один из принципов Гиппократа гласит: «Не навреди», если помните. Что же нам делать, чтобы не навредить?

– Понимаете, я постоянно думаю о ее семье, я виделся с ними, они ждут и надеются. Я говорил с ней, мне кажется, она превратилась в маленькую девочку, боязливую, неуверенную, в ней чувствуется какая-то невзрослость, она словно прячется в детстве.

Борис Маркович задумался. Потом потер руки, покивал:

– Семья, да, да, да, согласен. Понимаю. Можно, я поговорю с ней? Потрясающе интересный случай. Потрясающе. Спасибо, Федор. Бегство от реальности, эскапизм как ответная реакция на сильный раздражитель, вполне. А куда бежать молодой девочке без жизненного опыта? В детство. Ей в детстве комфортнее, чем в реальности, она не хочет возвращаться. Многим комфортнее. Жизнь часто бывает несправедливой и жестокой, и после особенно сильного удара включается защитный механизм.

– Какова вероятность, что она вспомнит? И можно ли подтолкнуть?

– Вероятность существует, а какова… Никто вам не скажет. – Психиатр развел руками. – Главное, она существует. Может, это произойдет завтра, может, через десять лет. Может, никогда. Но тот факт, что есть семья, лишает нас выбора, не правда ли? Семья – это святое. Тут скорее вопрос, что ей сказать. Правду? Или продолжать сочинять во спасение? Казус, однако. А с другой стороны, возможно, при виде родных девушка вспомнит, кто она…

– Спасибо, Борис Маркович. А вторая девушка? Та, что сейчас в больнице, Юлия Бережная. Она все помнит, и я боюсь…

– Вы хотите сказать, Федор, что с ней нужно говорить и рассказывать, что жизнь прекрасна и удивительна, несмотря на отдельные неприятности, и все-таки продолжается? Именно этим я и занимаюсь, мой друг, последние две недели. Уверяю вас, она девушка крепкая, и сестра у нее прекрасная, думаю, у них все будет хорошо.

Федор позвонил. За дверью прошелестело, и оттуда неуверенно спросили:

– Кто это?

– Олечка, это Федор, помните меня? Не прогоните? Решил зайти на огонек!

Щелкнул замок, дверь открылась. Девушка улыбнулась Федору, перевела вопросительный взгляд на старую женщину, стоявшую рядом. Это была бабушка Олеси, Елизавета Николаевна. В лице девушки не промелькнуло ровным счетом ничего.

– Это моя добрая знакомая, Елизавета Николаевна, – сказал Федор. – Вот попали случайно в ваш район и решили навестить. Мой друг Савелий Зотов, замечательный человек, редактор отдела дамской литературы, перечитал сотни книжек, все на свете знает… правда, он никогда не учился у вашей тети, тоже напрашивался, но… – Федор развел руками.

– Мы всегда рады гостям, – улыбнулась Оля. – В следующий раз приводите Савелия.

Она сказала «мы», и Федор понял, что таким образом девушка подсознательно борется с одиночеством, неуверенностью и страхом.

– Хотите чаю или кофе? – спросила Оля. – Вы, Федор, пьете кофе, я помню. А вы? – обратилась она к Елизавете Николаевне, не сводившей с нее взгляда. – У нас хороший чай и лимон есть.

– Лесечка! – вдруг воскликнула Елизавета Николаевна. – Лесечка, моя родная девочка! Солнышко мое! Господи!

Оля отступила, заслонилась рукой, словно защищалась. Елизавета Николаевна поднялась, шагнула к девушке, попыталась обнять. Оля вскрикнула и отшатнулась.

Елизавета Николаевна растерянно оглянулась на Федора. Тот покачал головой, и бабушка тяжело опустилась на диван, не сводя с внучки напряженного взгляда.

…В машине Федора, запаркованной на соседней улице, сидели Савелий Зотов и трое детишек: близнецы Саша и Маша и старшенькая, рассудительная Светлана. Близнецы дрались, Савелий и Светлана их разнимали.

Ждали сигнала.

– Нужно идти! – вдруг сказала Светлана, серьезно взглянув на Савелия, и столько убежденности было в голосе девочки, что Савелий кивнул.

Они выбрались из машины. Светлана решительно шагала впереди, Савелий с близнецами приотстал.

– Собачка! – закричала Маша при виде кудлатого песика, с лаем бросившегося им навстречу. – Хорошая!

– Моя собака! – закричал Саша.

Светлана, не оглянувшись на Савелия, нажала на звонок.

Они стояли на крыльце, трое детей, Савелий и песик. Никто не спешил им открывать. Светлана толкнула дверь, и они вошли; сгрудились на пороге комнаты.

– Олеся! – закричала Маша, бросаясь к Олесе. – Олесечка!

Обняв колени девушки, малышка заглядывала ей в лицо. Саша примостился рядом, схватил Олесю за руку.

– Олеся, пойдем домой! – строго сказала Светлана.

Савелий и Федор переглянулись. На лице Олеси промелькнуло удивление; она обняла малышей, прижала к себе.

– Лесечка! – повторила бабушка, всхлипывая. – Мы пришли за тобой, родная!

– Бабуля… – растерянно произнесла Олеся, поднимаясь. – Бабулечка!

…Останки Вадима Устинова были найдены в том же подвале, где убийца прятал Юлию Бережную. Конкорда, узнав от Федора, что он погиб, воскликнула: «Бедный, бедный человек!»

Прижав руки к груди, она беззвучно заплакала, и по ее некрасивому лицу, трагическому, как маска античного театра, потекли черные от туши слезы…

Примечания

1

Quod erat demonstrandum (лат.) – что и требовалось доказать.

2

Роман Инны Бачинской «Лучшие уходят первыми».