Х-ассенизаторы: Ответный плевок - Алексей Лютый

Кодовый замок, прекрасно работавший до сего момента, вдруг отказался подчиняться. Вместо того чтобы открыться, электронный запор принялся жужжать и передавать морзянкой стихи Тютчева. Впрочем, то, что это были стихи, только один замок и понял. Бойцы в поэзии не разбирались, да и не слышали они морзянки за грохотом автоматных очередей. А в эфир, по понятным причинам, передача замка не прошла. Впрочем, по этим же причинам – из-за странных аппаратов пришельцев – и произошел сбой кодового замка с открывания дверей на чтение поэзии. Обижаться за то, что его никто не слышит, электронному механизму было не на кого. Зато Шныгину было на кого!

– Да мать вашу, комон еври бади, блин! – завопил старшина, осознав, что замок так и не откроется. – На пол все! Рвать дверь буду, к чертям собачьим!

– А она им нужна? – поинтересовался Пацук, на секунду переставая стрелять. А вместо ответа получил Сару Штольц.

Шныгин, временно избавившийся от извивающейся обузы, поймал пластиковую взрывчатку, брошенную все понимающим Кедманом, и тут же прилепил заряд на замок. Закрывающее дверь электронное устройство, к тому времени сменившее Тютчева на Блока, ничего не подозревая, продолжало отстукивать морзянку, и даже не успело закончить передавать эпическую поэму “Тринадцать”, когда его романтическое настроение оборвали прозаическим взрывом. Замок вывалился внутрь, успев на прощание коротко взвизгнуть, а старшина вышиб ногой дверь. Подхватив Сару, к тому времени врезавшую гранатой Пацуку по шлему, Сергей вырвал у девицы из рук оное взрывное устройство. Секунда ушла у старшины на то, чтобы выдернуть чеку, еще через мгновение граната полетела во врага, а все “икс-ассенизаторы” толпой ввалились в лабораторный отсек.

Врыв потряс коридор, изрешетив осколками недавно отремонтированные и укрепленные стены. Если бы Раимов это видел, он, наверное, вырвал бы на своей голове остатки волос. Но, к счастью для бойцов, майор не только видеть, что происходит, но и говорить с подчиненными не мог. Поэтому следом за гранатой, брошенной Шныгиным, в коридор полетели по два таких же подарка от Кедмана и Пацука.

Два спецназовца улыбнулись, удовлетворенно хлопнули друг друга по рукам и собрались сплясать украинско-американскую пародию на лезгинку, но в этот момент инопланетяне прислали ответный дар – в лабораторный отсек, бешено вращаясь, влетел небольшой диск, сантиметров семидесяти в диаметре. Зависнув над спецназовцами, инопланетный аппарат издал едва слышимый визг, а затем каким-то непонятным образом вступил в связь с электроникой внутри гермошлемов и начал на всех волнах передавать любимую песню Джордано Бруно “Взвейтесь кострами…”. Причем на таких децибелах, что концерт “Арии” в “Олимпийском” показался бы милыми бабушкиными посиделками.

Любитель украинских народных песен есаул Микола Григорьевич Пацук взвыл и, схватившись за голову, свалился с ног. Кедман успел дать очередь из автомата, впрочем, совершенно бесполезную, по летающему диску и упал, потеряв сознание. Зибцих, напротив, в сознание пришел. Но ненадолго. Вскочив с пола, ефрейтор с диким криком “Гитлер капут!” промчался через всю лабораторию Харакири и, врезавшись головой в груду запчастей с захваченной летающей тарелки, свалился вновь. На этот раз надолго!

Старшина попытался сбить диск какой-то увесистой железкой, подвернувшейся под руку, но из-за того, что от громкого звука голова была готова треснуть, а барабанные перепонки стали собирать чемоданы, готовясь перебраться в более спокойное место – в психушку, например! – почти полностью потерял ориентацию в пространстве. Двухпудовая железка, брошенная нетвердой рукой Шныгина, пролетела мимо вращающегося диска, попав вместо него в письменный стол японца и разворотив оный на детали, не подлежащие восстановлению. А сам старшина, теряя сознание, свалился на пол, видя, как зеленые человекоподобные пришельцы спокойно заходят в лабораторный отсек.

Шныгин заскрипел зубами, но из-за дикого звука и вибрации шлема, воздействующей, казалось, напрямую на мозг, не мог даже пошевелиться. А инопланетяне, совершенно не обращая внимания на людей, подошли к изуродованному письменному столу и принялись шарить в обломках. Один из зеленых уродов вытащил из кучи мусора тот самый медальон, который притащил с яхты Пацук, и, показав его остальным пришельцам, начал что-то говорить на своем, совершенно неземном языке. После чего густой дым, вползший в отсек следом за инопланетянами, остановился и попятился, освобождая комнату. Старшина, видя, что опасности отравления уже нет, попытался сорвать с головы гермошлем, но даже этого сделать не мог. Зато отплясывающая в углу лишенная шлема Сара пришла в себя.

Несколько мгновений девушка совершенно непонимающим взором смотрела по сторонам, пытаясь сфокусировать взгляд хоть на чем-нибудь. Затем ее глаза прояснились, и Штольц застыла на секунду, испуганно глядя на инопланетян и закрыв рот ладонью. Видимо, чтобы не закричать. Все-таки, хоть Сара и жила в Израиле, но таких уродов видела в первый раз! Но замешательство длилось лишь мгновение. А затем сержант Штольц доказала, что не зря она служила в разведке. Окинув взглядом комнату и не найдя под руками оружия, Сара решила прибить врага первым же увесистым предметом, попавшим под руку. И им оказалась двадцатилитровая канистра со спиртом!

– Не-ет! Только не спирт, – заорал старшина, позже удивившись, откуда на это силы взялись.

Но было поздно. Шныгин, словно в рапидной съемке, видел, как порхала через все помещение канистра, кувыркаясь на лету. Более того, она не просто летела, а, потеряв крышку, плохо завинченную японцем, начала окроплять помещение чистым спиртом. Не в силах пошевелиться, Сергей только и мог, что взвыть. Впрочем, не он один!

Каким-то невероятным чутьем инопланетяне осознали, что именно летит им в спину. И тут Шныгин увидел то, чего ни на одной пьянке наблюдать еще не случалось. Нет, старшине, конечно, доводилось быть свидетелем того, каким невероятным способом некоторым людям удается поймать падающие бутылки с водкой, не пролив на пол ни единой капли, но чтобы один пришелец в прыжке поймал канистру, а другой прямо на лету заткнул своим ртом ее горлышко, Шныгину видеть еще не приходилось. На секунду от удивления старшина даже забыл, что неизвестный механизм воздействует ему на мозг, и смог встать на ноги. Но лишь на секунду. Затем он снова упал и, скрипя зубами, вынужден был бессильно смотреть, как шестеро пришельцев жадно глотают чистый спирт, вырывая канистру друг у друга.

– Сволочи! Фашисты, блин, – простонал Сергей и потерял сознание.

Приходил в себя старшина с трудом. Голова жутко болела, как после недельного непрекращающегося похмелья, конечности ныли, отказываясь реагировать на приказы очумевшего головного мозга, да еще и по щекам жена лупила так, будто Сергей не пил всю неделю, а по бабам шлялся… Вот тут-то Шныгин окончательно и пришел в себя. И не только потому, что его жена по морде волтузила, а от того, что оной, как говорят некоторые, лучшей половины человечества в персональное пользование старшина получить еще не успел. И не собирался! Ну, а раз жены не было, то Сергею стало любопытно, что это за сволочь такая его по лицу нахлопывает?!

Выяснить это удалось довольно быстро. Шныгину даже садиться не пришлось. Хватило того, что он открыл глаза и увидел над собой перемазанную сажей фурию с растрепанными волосами и в бронежилете на семь размеров больше требуемого. Причем с оторванными напрочь кармашками. Фурию старшина не узнал. А вот ее экипировка показалась до боли в сердце знакомой. Почти родной. И за такое издевательство над воинскими доспехами Шныгин решил фурию придушить. Хорошо, что вовремя передумал.

– Слава богу, старшина, вы пришли в себя, – произнесла фурия голосом Сары Штольц, и Шныгину стоило больших трудов убедить себя, что это она и есть. Сергей помотал тяжелой головой и попытался занять вертикальное положение. С помощью фурии, то есть Сары, ему это удалось.

– Как вы себя чувствуете? – участливо поинтересовалась девица. – А то у вас глаза какие-то нехорошие. Словно у бешеной собаки.

– Будешь тут бешеным, когда такая фигня вокруг творится, еври бади, – пробормотал старшина и встал, опираясь на плечо Сары. – И вообще, переставай меня на “вы” называть. Мы тут почти как братья… А теперь и сестры еще, блин, – и тут Шныгин вспомнил, что творилось за секунду до того, как он потерял сознание. – Где спирт, блин, доннер веттер ви хайст ду?!!

Сара оторопела, не понимая, на какой вопрос ей следует отвечать в первую очередь. Зато все прекрасно понял Зибцих, пока еще валявшийся у груды запчастей с “летающей тарелки”. Подняв голову, ефрейтор попытался козырнуть и отчетливо произнес:

– Их шпрейхе дойч нихт. Ай ем спик иврит. Йо-у! – и тут же уронил голову обратно.

– Я смотрю, мальчики, вам с пришельцами общаться нельзя. Вы тут все заговариваться начинаете, – усмехнулась Штольц и что есть силы врезала Шныгину по челюсти. – Да приди ты в себя, старшина! Вы солдаты или выпускная группа урюпинского детского сада?.. Еще раз врезать, чтобы соображать начал?