Дрянь такая! - Ирина Мельникова

— Какая пылкая речь! Кажется, ты пытаешься убедить меня в том, в чем сама сомневаешься?

— Клим, — сказала я тихо, — проваливай, а? А то у меня кулаки чешутся снова съездить тебе по морде. Она у тебя заметно шире стала, так что не промахнусь!

— А ты попробуй! — Почти неуловимым движением он схватил меня за руки и дернул на себя.

Я проехала животом по столу, вскрикнула, но Клим подхватил меня под мышки и прижал к себе. Ноги у меня болтались в воздухе. Я не находила точку опоры и яростно извивалась в его руках, но кричать не могла. Он впился мне в рот своими губами, я пыталась откинуть голову, мычала, но он перехватил меня одной рукой за затылок, и его губы еще безжалостнее стали терзать мой рот.

Я почти ничего не соображала от боли и страха, и не сразу осознала, что лежу спиной на столе. Клим коленом прижал меня к столешнице и рванул застежку кофточки. Прохладный воздух коснулся моей груди, и я на мгновение замерла от ужаса. Но этого мгновения Климу хватило, чтобы расстегнуть на мне джинсы и потянуть их вниз. Они болтались на ногах ниже колен, и мешали мне отбиваться ногами. А Клим уже оторвался от моих губ. Теперь он зажимал мне рот рукой. Я все еще пыталась вырваться, старалась укусить его за ладонь, но он был сильнее, во много раз сильнее… Сильнее, чем прежде.

Видно, ему надоело, что я извиваюсь под ним, потому что он выругался, ударил меня по лицу и снова придавил его ладонью. Я задыхалась и изнемогала от омерзения. К тому же, у меня опять заболела шея, и затошнило. А он уже мял и тискал мою грудь, облизывал и кусал ее. От бессилия слезы потекли у меня по лицу. Эта сволочь был на грани того, чтобы снова изнасиловать меня, чуть ли ни в моем доме, в пяти шагах от моих близких. И, похоже, не боялся, что нас застанут в беседке, не боялся, что это станет известно моему мужу. Воистину зверь возник вчера у меня на пороге…

Я снова, почти не соображая, что делаю, попыталась вырваться, но Клим уже вошел в раж. Теперь он не заботился о том, что мне больно. Его руки, горячие и потные, ломали мне тело, выворачивали ноги. Он сопел и стонал, и вскрикнул, торжествующе, когда добился того, что и в первый раз. Я с трудом сознавала, что это происходит во мне: все эти движения, толчки… Стол скрипел и грозил подо мной развалиться, я, казалось, продавила затылком столешницу, а Клим все сопел на мне, кряхтел, вскрикивал и стонал. Казалось, это никогда не закончится. Правда, теперь я не чувствовала боли, но самое стыдное, я вдруг перестала ощущать эти движения, как противные мне. Невольно я приняла его ритм, и когда он снял руку с моего лица, схватила его за плечи и приподняла бедра… «Господи! Что я делаю?» — пронеслось у меня в голове, и тотчас волна необыкновенного, никогда не испытанного чувственного удовольствия накатила на меня, и я не сдержалась. Я жалобно всхлипнула, выдав себя с головой. Судорога пробежала по телу, и я опять, абсолютно непроизвольно, выгнулась ему навстречу…

— О! — простонал Клим, отваливаясь в сторону. — Анька! Я чуть не умер на тебе!

Он отпустил меня, и я тут же соскочила со стола, но запуталась в джинсах и чуть не упала. Я вся была липкая, мокрая. Я чувствовала этот непристойный, порочный запах, который исходил от меня. Меня затошнило, но я нашла в себе силы натянуть джинсы и отбежать от стола. Ворошилов сидел, развалившись в кресле, он даже не соизволил застегнуть брюки, и ухмылялся. Рубаха его была расстегнута, галстук болтался на голой груди.

— Что, Анюта? Понравилось? — Он скабрезно улыбнулся. — Я же говорил, доставлю массу удовольствия! А то иди, повторим! У меня это быстро! Десять минут, и готов! А постараешься немного, то почти мгновенно!

Я попыталась запахнуть кофточку, и поняла, что запахивать нечего. Порядочная часть моего туалета валялась на полу. На мне остались лишь рукава и часть спинки.

Клим поднял что-то двумя пальцами со стола, и я поняла: мой бюстгальтер.

— Выкуп, девушка, выкуп, — дурашливо протянул Клим, — ночь в твоей постели, и получишь свое добро обратно, конечно, если не хочешь, чтобы он оказался на письменном столе твоего муженька. Представляешь, в его кабинете такое украшение. А можно на стену повесить, или на лампу… Как ты думаешь, он обрадуется подобному сувениру?

— Что тебе нужно от меня? — прошипела я. Меня трясло то ли от холода, то ли от возбуждения. Сейчас я могла запросто убить Клима, подвернись мне под руку подходящее орудие возмездия.

— Любви! — расхохотался Клим. — Только любви! И не злись, тебе было хорошо со мной. Этого не скроешь.

— Мерзавец! — выкрикнула я. — Проваливай отсюда! — И выбежала из беседки.

Вслед мне полетел бюстгальтер и повис у меня на плече. Я сдернула его и скомкала в руках.

— Аня! Постой! — Я услышала топот за своей спиной. Клим бежал следом.

Я прибавила скорость и буквально взлетела на крыльцо. Навстречу мне выскочил Редбой и залился счастливым лаем. Клим остановился у крыльца и снова позвал меня. Я схватила за шкирку Редбоя, втащила его в дом, и захлопнула дверь. Щелкнул замок, и только тогда я почувствовала себя в безопасности. Я села на пол и обхватила голову руками. Редбой ластился, облизывал мне руки и тихо поскуливал.

На крыльце раздались шаги, и в дверь постучали. Редбой насторожился.

— Аня! — раздался голос Ворошилова. — Открой! Давай поговорим без истерик.

Редбой залаял. Он словно почувствовал мое смятение, и что я боюсь человека за дверью. Лай его принял угрожающий оттенок, и когда Клим снова постучал, он бросился на дверь с незнакомым мне утробным ревом.

— Уходи, — сказала я, — не хватало, чтобы соседи сбежались! И не ломись в дверь, все равно не открою!

Он что-то буркнул в ответ, я не разобрала, что именно, потому что прошла в кухню. Слегка раздвинув жалюзи, я наблюдала за тем, как Клим вернулся в беседку, прихватил свой портфель, и направился к воротам. У калитки он оглянулся, и у меня замерло сердце, неужели вернется? Нет, постоял пару секунд и вышел за калитку. И почти сразу раздалось урчание мотора. Луч света пробежался по воротам: Клим разворачивал машину. Мотор заревел, он, видно, сходу врубил большую скорость. Свет фар метнулся и исчез, а через минуту смолк и гул мотора.

— Смылся! — вздохнула я с облегчением, и почти бегом, срывая на ходу одежду, бросилась в ванную.

Я с остервенением терла себя губкой, гораздо сильнее и дольше, чем когда старалась избавиться от краски. И запах, который она источала, был во сто крат приятнее, чем тот, который оставил на мне Клим. Странное дело, я не плакала, а лишь ругалась сквозь зубы, стараясь припомнить тот лексикон, которым владел мамин сосед по даче, вечно не просыхающий, дядя Петя. Он был виртуоз по этой части, но, кажется, я его переплюнула. Будь у моих стен уши, они бы давно покраснели от моего надругательства на родным языком. И доставалось, как раз не Климу, что толку сотрясать воздух, если этот мерзавец уехал. Последними словами я поносила и проклинала себя за то, что показала свою слабость, поддалась его напору и отреагировала, как должно реагировать женщине в постели с любимым мужчиной.