Будни Снежной бабы - Евгения Вадимовна Галкина

Любава терзала в руках ватный снежок. Она старалась не смотреть на Фаину, а за ее спиной молча и бесстрастно стоял Виктор. Он даже отвернулся и во время речи жены принялся копаться в книгах на полке, то одну, то другую вытягивая за корешок.

Фаина уловила взгляд Любавы, дернула ее за краешек костюма.

– Может, вот? – она поспешно вынула из ушей сережки. – Это бриллианты. Возьми.

– Любава, ты в порядке? – это Галина голова просунулась в дверь. – Нам пора выступать.

– Мне пора выступать, – сказала Люба и протиснулась мимо Фаины, между стеллажами и, конечно же, застряла филейной частью Бабы между Виктором и открытой дверью.

Он повернулся и мягко подтолкнул ее под зад.

– Ах он, сволочь, – зашептала Галя, подхватывая Любу под руку и увлекая ее по шумному, наполненному детьми коридору. – Люба, каков он! А она!

– Ты подслушивала?

– Конечно.

– Ох, Галя…

– Ничего, дорогая моя, жизнь мельница – все перемелется…

Головокружительно огромная елка надвинулась на Любаву, замельтешили зайцы, полетели снежки, словно белые птицы, и дети окружили Снежную Бабу, взяли ее в кольцо, принялись вращать по залу, и кончилось все только тогда, когда Снежная Баба упала на пол и ведро скатилось с ее головы. Дети смеялись, для них представление не заканчивалось ни на минуту, и только когда Баба исчезла в медкабинете вместо леса, старшие порешили между собой, что Снеговичиха набралась.

Глава 12

Как горит Феникс

1

Кролики жевали новогодние огурцы, листья салата и все, что осталось от грандиозного кухонного действа, традиционного на Новый Год: Галя и Роза приехали заранее и отобрали у Любавы ножи.

– Тебе колюще-режущее не положено, – сказала Роза, – вон, жмякай мячик.

– Дай хоть хлеб порежу, – ярилась Любава, проникая под ее локоть, пока Роза кромсала крупными кусками огурцы, колбасу, вареную морковь и все, что ей подкладывала Галя.

Сама Галя создавала из сыров и сервелата кружево, раскладывала на старом блюде с каемкой васильков.

– Не хочешь жмякать мячик – жмякай сюда майонез, – ответила Роза, подталкивая к ней большую кастрюлю с оливье.

– Пахнет, как в детстве!

– Дааа, – протянула Галя, – а еще мандаринами… Мандарины я, девочки, страсть люблю, килограммы съедаю. А вы знаете, что мы со своими салатами уже прошлый век? Сейчас так не модно и не полезно. А если слоями и на терку – так посмешище.

– А что модно? – осведомилась Роза.

– Форель на гриле. Веточка розмарина, капля оливкового масла. На гарнир пюре из цветной капусты. Спаржа.

– Я так не смогу, – сказала Роза, – я пожрать люблю.

– Давайте по старинке, с салатами, – вмешалась Любава, – я форель и спаржу люблю, но когда вот это все настрогаешь, чувство, что мама подарок утром под елку положит…

Мама Валечка, где же ты, может, покажешься дочке хотя бы еще разок? В честь праздника?

– А где елка? – спросила Галя. – Игрушки я привезла.

Попугай, сидящий на плече Розы, вдруг вытянул хохолок и заорал. В ответ ему засигналил на улице джип Вольника, Галя кинулась к окну.

– Застрял, – сказала она.

Роза сунула в рот кусок колбасы и тоже встала смотреть, как Вольник тащит из джипа упирающуюся пушистую сосну.

Любава, воспользовавшись случаем, резво покрошила в оливье еще одно яйцо. Потом присмотрелась к Розе: давно она не видела, чтобы на смуглом скуластом лице цвел румянец.

Но Роза умела держать себя в руках: когда она вернулась к столу, румянца как ни бывало.

Галя побежала встречать сосну, впустив в кухню клубы снежной пыли.

Во дворе слышались голоса: разбирались, куда поставить, как украсить.

– Горшков еще приедет, – сказала Роза, – и можно будет начинать. Мясо он обещал нажарить, мангал привезет. Давай тару под салаты, попру на улицу…

– Роза, – тихо сказала Любава, – секретничаешь?

Роза нахмурилась.

– Нет, – ответила она, – я от тебя ничего не прячу, не думай.

– К тебе Лешка подкатил?

Роза плотно сжала губы и ответила не сразу.

– Мне за тобой присматривать надо, – нехотя ответила она, – не до шур-мур. А то поперлась мадамка без меня в детский дом под елку плясать и в обморок там грохнулась. А все почему? Потому что меня не позвала. Я бы тому козлу кроличьему отшибла рога лопатой. И поехали бы мы домой пить чай с конфетами.

Любава закрыла глаза и прижалась в теплому Розкиному боку. Так, с закрытыми глазами, под светом домашнего абажура и окруженная знакомыми запахами соленых огурчиков, ветчины и мандаринов, она вдруг подумала: «Мама».

И стало легче, намного легче, словно вынули из сердца тупую иглу.

Роза зашевелилась, неловко обняла Любаву одной рукой.

– Мама, – пропищала Любава и залилась слезами.

– А ну, – Роза вытерла ей лицо краем своей праздничной блузки.

– Не надо из-за меня отказывать Лешке, – прорыдавшись, попросила Любава. – Я же не маленькая…

– Не сморкайся в блузку! И советы не раздавай. Сама разберусь. Смотри, Горшков приехал на Галькином корыте. Надеюсь, мясо не забыл.

Веселый Толик Горшков не только не забыл мясо, он привез сверх обещанного три бутылки шампанского и целый пакет свертков из подарочной бумаги, аккуратно подписанных ручкой.

Это были подарки, и Вольник, который не привез ничего, кроме елки, глубоко задумался, потом уселся в машину и куда-то укатил.

Во дворе, покрытом серебряно-синим снегом, поставили стол и лавки, накрытые старыми тулупами и пледами.

Толик соорудил мангал и тихонько ворошил созревающие угли, запуская в темноту легкие красные искры. Галя Весенняя обнимала его со спины, с блаженным выражением на нежном русалочьем лице. Белая меховая шапочка покрывалась снегом, воротник ее пальтишка тоже, но она не шевелилась, словно спящая, и видела, судя по улыбке, самые нежные и красивые сны.

Любава, присевшая на лавку со стаканчиком чая, наблюдала за ней без зависти, но с грустью: ведь могла бы и она, Любава, не торчать тут как баба на чайнике, в гордом одиночестве, а тоже обнимать своего мужчину – ей представился Виктор, запах его кожи, нажим губ в поцелуе, и под ногами открылся водоворот, уносящий в легкое головокружение… Или это просто завьюжило?

Возникло другое видение: рыжеволосая Фаина в бриллиантах, словно Медной горы Хозяйка, швыряет драгоценные камни под ноги Любаве и хохочет.

Любава тряхнула головой, видение рассыпалось на искры, а хохочет, оказывается, Галя.

К маленькому домику Любавы близилась полночь.

Черное небо в белых хлопьях снега поднималось все выше. Толик приготовил первую порцию шашлыка, от него валил пар. Роза жевала-жевала и одобрила наконец:

– Умеешь, – сказала она. – Хотя мой папа лучше делал.

– Папы всегда лучше делают, – сказал Толик, –