Возвращение из Трапезунда - Кир Булычев

Андрей не помнил раньше такого страха – раньше были испуги. Ты испугался упасть с обрыва и карабкаешься, цепляясь за корни, – это быстрый, преходящий испуг, о котором не помнишь через десять минут. Ты испугался пройти через кладбище, но прошел – и забыл. Здесь же был страх, который командовал тобой. В нем не было вариантов – через сколько-то минут транспорт потонет, и нужно оказаться либо в шлюпке, либо, держась за что-то, на поверхности воды – только не остаться на «Измаиле», который утянет за собой, в глубину, всех, кого сможет.

Андрей провел себя по груди и плечам, соображая в то же время, не забыли ли они внизу в каюте чего-нибудь необходимого. Руки не зря совершили это движение – ведь Андрей был лишь в брюках и сорочке, и карманы его были пусты. Впрочем, денег или ценностей у него не было… где портсигар?! Где портсигар?..

Конечно же, он в кармане тужурки – во внутреннем кармане тужурки, рядом, в том же застегнутом кармане, где лежат документы и оставшиеся сто рублей.

Корабль все более кренился вперед, и Иван Иванович, подняв свой чемодан, крикнул:

– Надо ближе к шлюпкам!

Шум воды, шум двигателей, крутящихся все более натужно, все растущий шум от множащихся человеческих криков создавали оглушительный и в то же время неслышный звон в ушах и голове.

– Мне надо вниз! – сказал Андрей Ивану.

– Ты сошел с ума! Что ты там забыл?

– Надо.

– Через пять минут ты уже не выберешься.

Андрей все это понимал, и все в нем требовало бежать следом за Иваном – прыгать в море, спасаться… Но внизу остался портсигар, который неожиданно показал Андрею, что уже обладает над ним некоей властью, необъяснимой доводами рассудка.

– Назад! – отчаянно закричал вслед Андрею Иван Иванович, но Андрей уже не слышал его. Он кинулся вниз по трапу – благо они не успели далеко отойти от него – с таким отчаянием и обязательностью, будто в глубинах тонущего корабля остался его собственный ребенок.

Навстречу поднимались люди – Андрей видел их лица, но не в состоянии был их запомнить, словно смотрел на них сквозь кисею, а столкновения с ними он лишь отмечал в сознании.

Он пробежал пустой салон и оказался в длинном, почему-то наклонном коридоре, по которому бегали – именно бегали, как будто не в силах найти выход, люди, а затем он удивился, потому что из безликой массы людей выделился капитан Белозерский, который вырывался от Авдеева, повисшего на нем. За Авдеева держалась его супруга и однообразно кричала – это было карикатурно и неестественно и потому еще, что Авдеевы были облачены в халаты поверх ночных рубашек, а капитан был при полном параде – он кричал Авдеевым:

– Милостивые господа, милостивые господа, я буду вынужден применить силу!

Андрей готов был прийти на помощь капитану, но внутреннее нетерпение заставило пробежать мимо – ворваться в каюту. Куртка висела на спинке стула, и Андрей начал натягивать ее, никак не попадая в рукав. В то же время он обшаривал глазами каюту, ища, что бы еще взять с собой, но брать-то было нечего. Корабль ощутимо вздрогнул и еще более накренился. На столе лежала большая черная записная книжка Российского – туда он записывал свои мысли по поводу расшифровки важных надписей. Она поехала к краю стола. Андрею стало жалко, что труд Российского пропадет, он схватил эту книжку и почувствовал облегчение, как ребенок, нашедший в углу под кроватью закатившийся туда красивый шарик.

Наконец он попал в рукав, натянул тужурку, стукнул себя ладонью по карману, где лежал портсигар, и от этого сразу успокоился. Андрей понял, что если корабль сейчас быстро пойдет ко дну, увлекая его за собой, то он успеет перенестись с помощью портсигара на несколько дней в будущее и у него будет шанс выплыть. Андрей, уже не суетясь, открыл дверь в коридор и был удивлен тем, что там темно, – видно, вода добралась до жизненных центров транспорта и электричество выключилось.

Андрей помнил, куда бежать, и даже примерно знал, сколько шагов от каюты до салона. Он побежал и тут же врезался в какого-то человека, который глухо вскрикнул и попытался вцепиться в Андрея, но Андрей вывернулся.

– Идите за мной, сюда! – крикнул он.

– Иду, иду, – откликнулось сразу несколько голосов.

Вот и салон. Здесь светло – дневной свет вливается в иллюминаторы. Видно, насколько круто накренился «Измаил» на нос – у лестницы образовалась кучка кричащих и мешающих друг другу людей. Теряя равновесие, они мешают друг другу подняться наверх и уже не понимают, что им надо сделать, чтобы спастись.

Андрей подбежал к людям, топтавшимся у лестницы, и резко рванул на себя толстого мужчину, который застрял на подъеме и, вцепившись в соседей, полностью перекрыл лестницу.

– Спокойно! – закричал Андрей что было сил, но не его голос, а освобождение лестницы сыграло основную роль – люди кинулись наверх, толкаясь чемоданами, схваченными в спешке и безумии вещами. Уже поднявшись наверх, в ослепительное, доброе солнечное утро – в такое утро не бывает трагедий, в такое утро люди не могут погибать, – Андрей увидел вдруг не людей, а вещи, которые люди несли, чему они отдали предпочтение. У некоторых были чемоданы, и малые и, чаще, объемистые – вот пожилая чета, еле живые, волокут чемодан, который размером больше их самих, – словно собираются на этом чемодане плыть, как на плоту. А этот мужчина несет картину – в большой массивной золотой раме – картина плохая, даже Андрею это понятно, – но почему-то именно она воплотила сейчас для этого человека самое дорогое, что нужно унести с тонущего корабля. Мимо пробежала женщина в шубе, надетой на один рукав, второй рукой она прижимала ребенка…

Палуба накренилась настолько, что на ней было трудно стоять.

Андрей ринулся к борту, где более всего толпился народ. Но добежать не успел, потому что увидел, как совсем молоденькая сестра милосердия в невероятном отчаянии и напряжении сил волочит носилки с раненым, другой конец носилок отстукивает по ребристой поверхности палубы – будто барабанщик учится стучать; у раненого забинтована голова – расширенные страхом и волнением глаза блестят, и он невнятно повторяет: «Брось, брось… оставь…», и в этом слышна его отчаянная надежда, что девушка не оставит его – хотя по здравом размышлении непонятно, куда она может оттащить носилки – как будто часть палубы утонет обязательно, а другая, может быть, и спасется. Андрей, не размышляя, подхватил носилки, и они отнесли их к борту.

– Спасибо, – сказала девушка. Она стояла рядом с носилками, опустив руки, безмерно уморившись. Раненый закрыл глаза. Они победили, они дошли до барьера.

Откуда вообще взялись эти носилки?

Андрей поглядел в сторону тента на верхней палубе… Но ведь там койки – отлично видно, как высокий священник с крестом в руке осеняет койки, и раненые глядят на этот крест, надеясь на его силу и утешение. Правда, не все – некоторые, кто может двигаться, ползут, подпрыгивают, карабкаются к борту – за ними белыми хвостами волочатся бинты – и вклиниваются в толпу, что бушует у борта, надеясь на место в шлюпке.

Андрей перегнулся через поручень – до воды еще далеко. Андрею никогда не приходилось нырять с такой высоты, но, наверное, времени терять уже нельзя. Андрей поглядел вперед: горизонт поднялся, он был куда выше палубы – это от крена, – нос уже ушел в воду почти до палубы, и корабль вот-вот потеряет устойчивость и тогда – Андрей видел это на фотографиях – колом пойдет в воду.

Крик вокруг стоял несусветный – Андрей смотрел, как люди ползут по шлюпбалкам, по тросам – муравьями, – срываются в море, кричат, исчезают, так и не добравшись до шлюпок. На глазах у Андрея шлюпка, переполненная людьми, перевернулась – медленно и ловко, как дельфин, желающий скинуть с себя докучливых наездников.

В толпе у борта Андрей увидел и Авдеевых – они бились за место поближе к шлюпкам. Госпожа Авдеева – голова ее возвышалась над толпой – тянула за руку мужа и расталкивала прочих. Андрей подумал, что, если транспорт сейчас не перевернется и не потонет, они все же добудут себе место в шлюпке. Капитана рядом с ними не было – он, наверное, наверху на мостике, потому что даже самый бестолковый и трусливый капитан в тот момент, когда его корабль тонет, оказывается на мостике. В этом есть какой-то капитанский рок, оправдывающий капитанов за все дурное, что они сделали ранее.

Корабль задрожал, как бы примеряясь, чтобы удобнее уйти в теплую воду, и сквозь крики, несущиеся от борта, Андрей услышал страшный вой, долетающий снизу сквозь иллюминаторы, и он понял, что это крик сотен раненых, заточенных на нижних палубах, у которых нет никаких шансов вырваться наружу.

Господи, какой высокий борт у «Измаила»! Ты стоишь, словно на крыше четырехэтажного дома! Может быть, найти трап на нижнюю палубу и спуститься туда, чтобы безопасно прыгнуть в воду?

И Андрей, понимая уже бессмыслицу таких надежд, потому что времени на это никто ему не даст, поймал себя на том, что бежит вдоль борта, ища ход вниз. Он в отчаянии остановился. «Нельзя!» – кричал он себе. Может, даже вслух. «Измаил» все быстрее скользил внутрь моря, стараясь спрятаться там от солнца, избавиться от криков и отчаяния, он не в силах был терпеть крики людей.