Возвращение из Трапезунда - Кир Булычев

Андрей увидел, что девушка почувствовала его непроизвольно настойчивый взгляд и обернулась к нему тревожно, неуверенно. Андрей быстро отвел глаза.

Тем временем миноносец начал замедлять ход. К спасенным вышли два матроса с большим металлическим термосом и подносом со стаканами – они предлагали согреться крепким чаем. На приближающейся набережной видны были люди – много людей, – весь город выбежал смотреть, как подходит «Фирдониси» со спасенными с «Измаила».

Город встретил швартующийся миноносец гробовым молчанием тысяч людей, но потом, когда матросы побежали по пирсу, закидывая концы на кнехты, толпа кинулась к миноносцу с таким шумом и криками, словно вся она состояла из близких родственников.

В толпе выкрикивали имена – и набережная гремела оглушительно, отчаянно, и матросы стали отгонять людей, которые норовили вскарабкаться на борт миноносца.

Андрей обернулся: Авдеевых не было видно – будто они убежали вниз, не было видно и Ивана. А девушка, потерявшая сестру, перегнувшись через леер, махала руками, не замечая, как сполз с нее морской плащ, в ответ ей кричал, подпрыгивая от счастья, совсем молоденький поручик с «Георгием» на груди.

Андрей стоял, погруженный в оглушительную яму шума, который его не касался, и понимал, что придется подождать, прежде чем удастся сойти на причал. Он начал размышлять, как ему лучше всего добраться до Ялты. Может быть, миноносец на обратном пути зайдет туда? Андрей полез в карман еще мокрых брюк, достал оттуда промокший бумажник, сжал между ладонями, выжимая воду. Бурая вода – значит, чернила на бумагах погибли – полилась на палубу…

Его толкнули – люди лезли на миноносец, – какая-то пожилая женщина потянула его за рукав и строго спросила:

– Где здесь раненые? Я не вижу раненых. Мой муж полковник Симонов был на транспорте «Измаил».

Другая женщина оттолкнула ее, сунула под нос Андрею фотографию гимназиста.

– Он теперь изменился, – сказала она, – но узнать можно. Вы его видели, да?

Лица возникали вокруг, как в быстром танце, – Андрей понял: он был здесь единственным человеком, у которого можно было что-то спросить, – он стоял один, без дела, неподвижно, будто ждал вопросов.

Андрей попросил прощения у старика, всем схожего с капитаном Белозерским, но без бороды. Старик хотел узнать, есть ли спасенные на других судах, и Андрей сказал, что есть. Дальше оставаться было нельзя – миноносец уже был полон родными и близкими раненых, видно, предупрежденными заранее и съехавшимися с разных мест России.

Вдруг Андрей испугался: а что, если известие о гибели «Измаила» телеграфом дойдет до Ялты и Лидочка решит, что и он, Андрей, погиб? Как сделать, чтобы успокоить ее? Надо срочно телеграмму – добраться до телеграфа и послать.

Андрей прошел на корму миноносца – здесь не было столпотворения. Он перемахнул через леер и спрыгнул на причал – до него было чуть больше сажени. Гул толпы доносился приглушенно, направление движения людей было от берега на миноносец – сейчас же Андрей был за спинами толпы.

Он пошел прочь, ускоряя шаги, потому что у него начала болеть голова от чужой боли и страха.

Он свернул за угол пакгауза. И увидел странную картину: по раскаленному солнцем пустырю между пакгаузами, не видя никого вокруг, удалялась трагикомическая чета Авдеевых. На этот раз они шли под руку, запахнув халаты, но не в силах подоткнуть белые ночные рубашки, которые волочились по земле. В свободной руке Авдеев держал красный ночной колпак, пронесенный сквозь все испытания. Волосы Ольги были распущены и стекали ручьями по плечам.

Для них это была беда куда большая, чем для Андрея или Ивана. Они потеряли все и рискуют еще, если будет расследование, потерять и доброе имя… А где Российский? Андрей так и не видел его…

Навстречу Андрею бежал Ахмет.

Он был в кожаной черной куртке и кожаной кепке с длинным квадратным козырьком. Черные брюки заправлены в надраенные сапоги.

– Эй! – кричал он. – Я же говорю, что ты здесь! Я тебе кричал, ты меня не видел, черт полосатый!

Андрей кинулся навстречу Ахмету.

Они обнимались, тискали друг друга, Ахмет бил Андрея по плечу и кричал:

– Зачем пугаешь, шайтан лохматый! Ты о нас подумал?

– Где Лидочка?

– Лидочка? Ты зачем у нас на глазах утонутие устроил? Ты зачем нас заставил так переживать? Я твою Лидочку еле из моря вытащил – она плыть хотела, только поздно уже было. Я ей сказал, что ты обязательно выберешься, страшно живучий, правда?

– Вы все видели?

– Мы сюда час как пришли. Мы услышали – на улице люди кричат, в порт бегут, «Измаил» на мину налетел. Мы прибежали – никакого «Измаила», нам это легко переживать?

Не переставая говорить, Ахмет тянул Андрея к краю причала, где у кнехта стояла Лидочка и смотрела, как по трапу спускаются на причал спасенные, – ждала, появится ли среди них Андрей.

Она почувствовала, что сзади бегут Андрей и Ахмет.

– Сейчас будет в обморок падать, – сказал Ахмет.

Но Лидочка в обморок не упала – она побежала к Андрею, пробежала несколько шагов и обессиленно остановилась. У нее даже не было сил поднять руки. Она стояла покорно и ждала, пока Андрей добежит и обнимет ее, а она смотрела на него, и глаза у нее были красные, заплаканные, а щеки совсем бледные, без загара – да и какой загар, если она прилетела сюда прямо из глубокой осени! Волосы, собранные в неплотный узел с вырывающимися из него вьющимися прядями, лежали неаккуратно – она была, к счастью, сейчас некрасива – потому к счастью, что она была специально сделана богами для него – каждый изгиб ее тела был изготовлен так, чтобы вписаться в соответствующий изгиб мышц Андрея, – они с Лидой были сделаны, чтобы слиться в одного человека, но об этом никто не знал. Это было знание для Андрея – его великое открытие. Аспасия либо иная красавица могла быть куда прелестнее и соблазнительнее Лидочки, но никакая Аспасия никогда не станет его женщиной.

Глава 5

Осень 1917 г

Премьер-министр Временного правительства господин Керенский нанес визит бывшему императору, находившемуся под арестом в Царском Селе.

Он сообщил Николаю, что правительством принято решение отправить царское семейство в город Тобольск – традиционное место российской ссылки, в город, грузно поднявшийся в Сибири усилиями тамошних купцов и ссыльных.

Господин премьер-министр объяснил императору, что меры эти принимаются ввиду необходимости побороть угрозу государству слева – в первую очередь со стороны большевиков, уже пытавшихся поднять революцию в июле и все еще не смирившихся с поражением.

Императору, который Керенского не любил, потому что тот по природе своей был выскочкой, было страшно – не за себя, а за девочек и больного наследника, который может не перенести трудной дороги. Когда же Александра Федоровна вечером, по отъезде Керенского, принялась было рыдать, полагая, что за таким решением разночинцев Временного правительства скрывается смертный приговор царскому семейству, бывший государь возразил, что и сам многих направил в Тобольск и далее на жительство, но бунтовщики возвращались, окрепшие телом и бодрые духом. «Кстати, – сказал он, – и сам вождь большевиков Ульянов, если не ошибаюсь, провел в тех краях несколько лет». Впрочем, этот рассказ современника может быть не более как сплетней – какая нужда императору изучать биографию вождя социал-демократов, которых он, как и большинство российских обывателей, считал немецкими шпионами?

По просьбе отца Анастасия принесла географическую карту империи, и они начали смотреть, как туда поедут. Оказалось, что через Тюмень, оттуда рекой до самого Тобольска.

– Господи, какой знак! – воскликнула императрица. – Я вижу в этом Божье провидение. Мы же будем проплывать мимо дома отца Григория!

1 августа царский поезд, на вагонах которого было написано «Японская миссия Красного Креста», чтобы не вызывать излишнего любопытства в пути и не способствовать попыткам освободить императора, отбыл из Петербурга. Драгуны, что составляли конвой, распевали унылые песни – за окнами пульмановских вагонов тянулись нескончаемые леса. Поезд мало стоял на станциях – только заправлялся водой и углем. Принцессы глядели на местность сквозь щели в занавесках – никогда не думали они, что так придется им впервые путешествовать по своей державе.

Уже вечером 4 августа состав прибыл в Тюмень. Пользуясь темнотой, семейство Романовых и сопровождавшую их свиту перевезли на пароходы «Русь» и «Кормилец», что стояли у пристани.

Каюты и сами пароходы венценосным пассажирам понравились – принцессам и Алексею можно было ходить по палубам, читать на свежем воздухе и музицировать в пассажирском салоне. Кормили пристойно, впрочем, Романовы не были привередливы к пище.

Весь день 5 августа «Русь» шла вниз по реке – берега были покаты, течение быстро, вода холодна, и воздух казался хрустальным. Николай сказал жене, что, наверное, такой воздух способствует здоровью местных жителей. Недаром же Григорий был столь крепок телом и духом.