Лубянская ласточка - Борис Громов

«Еще чуть-чуть, и этот янки пустится во все тяжкие. Будет весьма пикантно, если его снова заметут. – На душе у Натали было неспокойно. – Надо что-то делать. И этот странный звонок из посольства… Тоже неспроста».

Однажды, войдя в офис Хатчинсона, Натали застала его за телефонным разговором. Клиффорд сделал ей знак присесть и подождать. Она сразу же отметила: разговор крайне неприятен ему. Отвечал Клиффорд невидимому собеседнику на английском. Вид имел озабоченный, весь как-то сжался, а голос его приобрел настороженную окраску.

– Хорошо, сэр. Я приду обязательно. – Он быстро положил трубку.

– Кто это, Клифф? – Натали видела, что Хатчинсон страшно напуган. Он побледнел, и серые пятна расползлись от подмышек по рукавам белоснежной рубашки.

– Американское посольство. Сообщили, что я приглашен на прием 4 июля по случаю Дня независимости. Официальное приглашение сегодня пришлют в офис. Зачем я им там понадобился? – обескураженно произнес он.

«Зато я, кажется, догадываюсь, зачем ты, колобок, понадобился в посольстве. Думаю, если от бабушки ушел, то дедушка не дремлет». Но озвучивать свои опасения не стала, напротив – постаралась успокоить даласского «зека».

– Вероятно, они собирают местных американских бизнесменов на праздник, – сказала Натали. Про себя же решила как можно скорее выяснить, в чем здесь дело. – Видно, ты стал заметной фигурой в Париже, – добавила она, пытаясь поднять упавшее настроение Клиффорда.

– Наверное… – окончательно скис Хатчинсон, предчувствуя недоброе.

В толпе приглашенных Клиффорд почувствовал себя легко и непринужденно. Тревога прошла. Хатчинсон с бокалом бурбона в руке переходил от одной группы гостей к другой. Американское посольство в Париже устраивало подобные мероприятия с размахом, не жалея средств. Виски, шампанское, эксклюзивные вина. Раскрасневшиеся улыбающиеся лица, взрывы смеха разгоряченных напитками гостей. Среди приглашенных, помимо дипломатического корпуса, присутствовали и официальные лица из Елисейского дворца, с Ке Д'Орсэ[28], были известные представители французского общества – преуспевающие бизнесмены, ученые, писатели, актеры.

Хатчинсон подошел поближе к звезде французского кинематографа Бельмондо, которого очень любил за его роли бесшабашных благородных мошенников, детективов или полицейских агентов, орудующих за гранью закона. Тайно Клиффорд пытался найти сходство в действиях киногероя со своими деяниями в реальной жизни. Как ни странно, иногда это у него получалось.

На некотором расстоянии от кинозвезды стояли молоденькие секретарши посольства, оживленно переговариваясь между собой. С самим же Бельмондо беседовала атташе по культуре госпожа Лоренс, известная своими широкими связями в парижской богеме и бурным романом с одним из «бессмертных» – так во Франции именуют членов академии. Секретарши явно обсуждали мужские достоинства актера, то и дело поглядывая на его широкие плечи и спортивные бедра, плотно обтянутые расклешенными по последней моде брюками.

– Добрый день, мистер Хатчинсон, – услышал Клиффорд позади себя мягкий баритон.

Быстро обернувшись, он увидел мужчину среднего роста и средних лет со знакомым тяжелым взглядом, который ему приходилось ощущать на себе во время встреч с представителями правоохранительных органов в Америке.

– Как вы находите праздник на этом крошечном кусочке нашей родины?

– Простите, сэр… – замялся Клиффорд.

– Лари. Лари Черчмен. Офицер службы безопасности посольства, – представился мужчина, протягивая руку Хатчинсону.

– Очень п-приятно, сэр.

– Просто Лари. Какие церемонии между соотечественниками!

– Хорошо, сэр… хорошо, Лари, – как школьник на уроке, повторил Клиффорд. – Рад знакомству, Лари, – закончил он более уверенно.

– Взаимно. Мне бы хотелось встретиться с тобой, Клиффорд, в будний день и где-нибудь вне посольства. Как насчет этой пятницы? – И, не дожидаясь ответа, назначил место встречи: – В 12.30 у Эйфелевой башни, на стороне, которая ближе к метро «Бер-Аким». Подходит? Если тебя не смущает столь банальный выбор. Приглашаю на ленч. Рядом – прекрасный ресторанчик. Там и поговорим. Вспомним о старых добрых временах, когда ты еще работал в компании «Надежное страхование» в Нью-Йорке…

«Uncle Sam[29] добрался до меня, – мелькнуло в голове Клиффорда. – Интересно, а про швейцарский банк они знают?»

Он внутренне напрягся, ожидая продолжения.

– Не обижайся, Клифф. Что было, то было. Теперь станем говорить исключительно о приятных вещах… Ты снова преуспевающий бизнесмен, не так ли? До пятницы. О'кей?

Лари Черчмен исчез в толпе гостей так же быстро, как появился.

Настроение Хатчинсона катастрофически испортилось. Проклиная Дядю Сэма, он медленно пошел к выходу, минуя веселящиеся группки гостей.

В субботу утром, как и уговорились заранее, Натали с Клиффордом отправились на праздник вина в Реймс. Столица шампанских вин открывала в этот день двери винных хранилищ и щедро угощала любителей самого прекрасного напитка на земле. Редкому гостю фестиваля удавалось пройти от начала до конца улицу, растянувшуюся на восемнадцать километров, которая полностью занята винными погребами. За весьма умеренную плату желающих возили на экскурсию в подземелья старинных заводов, где дозревали лучшие французские марки шампанского. Со смехом усаживались люди в небольшие, почти детские вагончики и путешествовали по таинственным полутемным тоннелям, выдолбленным в скале три столетия назад. В воздухе парил терпкий запах винограда – Натали давно заметила, что каждый тоннель имеет свой особенный аромат. А вдоль стен бесконечными рядами в специальных гнездах полулежали под определенным углом бутылки. Их ежедневно вручную поворачивали на несколько градусов потомственные виноделы. Трюк заключался в том, чтобы по прошествии положенного срока горлышки бутылок стояли строго перпендикулярно полу! А на пробке образовывался винный камень, который потом удалялся вместе с пробкой и горлышком посредством заморозки. Только после этого шампанское считалось созревшим и заполнялось в новые бутылки.

Хатчинсон перекатывал во рту жгучие пузырьки: он ценил шампанское, конечно, хотя виски выпил бы с большим удовольствием. Но, не желая сердить Натали, изображал интерес к истории напитка.

– Дорогая, скажи, пожалуйста, Периньон изобрел только эту марку или еще какую-то?

Они сидели во дворике маленькой домашней винодельни – Натали любила после огромных заводов заехать вот в такое хозяйство, пригубить вина, послушать хозяев о превратностях погоды и «грязных фокусах правительства, всегда готового выбить из честного крестьянина последнее».

– Твое невежество меня восхищает. Кажется, не первый день во Франции, а… Итак, слушайте, господа заморские туристы. В Шампани производили прекрасные вина. Но! Создателем именно того благородного шампанского, играющего в бокале, шампанского, которое прославило Францию и которое мы пьем по сей день, является Дом Периньон. Монах-бенедиктинец знал законы химии и физики, а главное – он являлся потрясающим дегустатором. Бог одарил его необыкновенной остротой восприятия и тонким, изощренным вкусом, возможно – в качестве своеобразной компенсации потерянного зрения. Представляешь, Дом Периньон, попробовав одну ягодку, мог безошибочно назвать не только виноградник, откуда она взята, но и участок, и даже конкретную лозу! Он знал лозы Шампани, как собственных детей. Его поразительная вкусовая и обонятельная память сыграла решающую роль в создании нового – для того времени – шампанского вина. Купажирование в подвластной ему винодельне поднялось на фантастическую высоту. Дом Периньон так составлял купажи виноматериалов, поступавших из разных виноградников, что смесь обладала более высокими достоинствами, чем отдельно взятые компоненты, и потрясающим букетом. И с тех пор качественное шампанское – всегда сложный купаж вин не только из разных виноградников, но и разных лет урожая. А вообще происходило все с благословения архиепископа Реймского – Генриха Савойского. Ну, собор я тебе покажу попозже.

Клиффорд поморщился. Фрески и красоты знаменитого собора его мало волновали, но он знал: Натали не откажет себе в удовольствии еще раз взглянуть на витражи Шагала.

– Так вот. Генрих Савойский – дело происходит, кстати, в середине XVII века, заинтересовался «пенящимся вином» из провинции Шампань. Архиепископ пригласил лучших виноделов-монахов, чтобы те собирали опыт крестьян и записывали. Монахи не только «записывали», они сами много чего умели, поэтому начали экспериментировать, ставили опыты. И знаешь, Генрих Савойский десятки лет руководил их работой. Бенедиктинцу Дому Периньону архиепископ доверил винные погреба Отвильерского аббатства. Именно здесь и родилось шампанское. Ушли на это десятилетия… И вот однажды наступил священный миг: первая в мире бутылка шампанского откупорена, стакан приблизился к губам – и в прохладном подземелье зазвучали бессмертные слова… Ты, разумеется, их не знаешь.