Его звали просто "Учитель" - Олег Северюхин

Олег Северюхин

Его звали просто «Учитель»

Дервиш[1]

(Огромная память)[2]

Глава 1. Попытка объяснения с недоверчивым читателем

— Ваше Высокопревосходительство, Отдельного корпуса пограничной стражи полковник Севернин представляется по случаю выхода в отставку, — я выпалил это одним махом и одновременно щелкнул каблуками щегольских сапог.

— Здравствуйте, Николай Иванович, прошу Вас садиться к столу. — Командир отдельного корпуса пограничной стражи генерал лейтенант Пыхачев Николай Аполлонович взял посетителя под руку и провел к огромному длинному столу с двумя рядами стульев по сторонам. — Признаться, меня озадачил Ваш рапорт об отставке. Что за возраст 55 лет? Молодой человек еще. — Генерал улыбнулся в роскошные седые усы. — Ваш опыт и знания настолько ценны для нас, что я Ваше прошение не подписал, а порекомендовал Вас на научную работу в качестве историографа корпуса пограничной стражи для обобщения наиболее эффективных методов охраны границ Российской империи. На завтра Вы записаны представляться Его императорскому Величеству. Что Вы скажете о причине выхода в отставку и как вы отнесетесь к возможному предложению пойти на преподавательскую работу в Николаевскую академию?

— Благодарю Вас, Ваше высокопревосходительство, за заботу, — сказал я, — но причиной отставки является и возраст, определенный для службы в офицерских чинах и желание осмыслить прожитую мною жизнь. Мне кажется, что я уже прожил тысячу лет, а оставшееся время будет наполнено такими огромными потрясениями, что мне уже никогда не придется насладиться отдыхом отставной жизни и не увидеть в добром здравии мои добрых и преданных друзей.

— Полноте, Николай Иванович, откуда у Вас такие мрачные мысли, — добродушно сказал генерал. — Посмотрите в окно. На дворе 1913 год, Россия находится на пике экономического и политического могущества. Просвещенный Государь наш ценит своих подданных, он даже пошел на введение парламентаризма, вплотную подойдя к достижениям западных демократий. Россию ждет великолепное будущее, и мы с вами в двадцатом веке будем свидетелями событий мирового значения. Если бы заглянуть вперед лет так на десять, то мы увидели бы убеленного сединами генерала Севернина, члена Государственного Совета, решающего вместе с Государем вопросы насущного развития России.

— Ах, Николай Аполлонович, мы столько лет знакомы и я не перестаю удивляться Вашему энтузиазму и молодой энергии, с которой Вы подходите ко всем делам, — с улыбкой сказал я. — Глядя на Вас, забываешь свой возраст и можешь сразу сесть в седло, выхватить шашку и закричать: «В атаку, вперед!» Большое спасибо за поддержку, Ваше Высокопревосходительство, я приму предложение о переходе на научную работу и прошу рапорту об отставке не давать хода.

— Вот и прекрасно, Николай Иванович, я буду рад служить дальше вместе с Вами. А осмыслить свою жизнь надо и написать о ней. Опыт Вашей работы имеет достаточно большое значение не только для корпуса погранстражи, но и для обеспечения безопасности государства в целом. Помнится, на одном из вечеров в офицерском собрании Вы рассказывали очень интересную притчу о женщине и сундуке. Не напомните мне ее мне? — спросил генерал. — Кажется, что этот тот случай, когда и Вам ее необходимо вспомнить.

— Попробую вспомнить, Ваше Высокопревосходительство.

Один уважаемый человек возвратился домой раньше обычного. К нему подошел его преданный слуга и сказал:

— Ваша жена, моя госпожа, ведет себя подозрительно. Она находится сейчас в своей комнате. Там у нее огромный сундук, который достаточно велик, чтобы вместить человека. Я думаю, сейчас в нем есть что-то еще. Она не позволила мне, вашему старому слуге и советчику, заглянуть в него.

Хозяин вошел в комнату жены и нашел ее чем-то обеспокоенной, сидящей перед массивным деревянным сундуком.

— Не покажешь ли ты мне, что в этом сундуке? — спросил он.

— Это из-за подозрений слуги или потому, что вы мне не верите? — спросила жена. — Не проще ли будет взять да открыть сундук.

Жена показала мужу ключ от сундука и сказала:

— Прогоните слугу и вы получите ключ от сундука.

Хозяин приказал слуге выйти, жена протянула ему ключ, а сама вышла из комнаты.

Долго размышлял муж, сидя перед сундуком. Затем он позвал слуг, они отнесли сундук в отдаленную часть сада и закопали, не открывая.

И с тех пор об этом ни слова.

— Вот-вот именно, уважаемый Николай Иванович. В самую точку. Ваша работа всегда была очень секретной, пусть останется в тайне то, что Вы делали, но как Вы это делали, описать надо, чтобы молодые офицеры учились на Вашем примере. А все-таки, муж был очень умный человек. И лицо сохранил, и честь жены, и примерно наказал и предупредил тех, кто мог запятнать его репутацию. Вот именно!

С этими словами командир Отдельного корпуса пограничной стражи встал, показывая, что аудиенция окончена, тепло попрощался со мной и проводил до дверей кабинета, как очень уважаемого человека, пусть даже в не очень высоких чинах.

Возвращаясь домой, я думал о том, что же я напишу, и поверят ли мне люди? Разве можно поверить человеку, заявляющему, что он живет почти тысячу лет? Ни один здравомыслящий человек в это не поверит. Даже я, скажи мне кто-то подобное, не поверю. Это невозможно даже теоретически. Даже, если исходить из теории, что нормальный срок жизни человека составляет сто пятьдесят лет, то я вроде бы в шесть раз превысил срок, отведенный Богом для жизни человека. Но это так и я попытаюсь вас убедить в этом.

Глава 2. С чего все началось

Я всегда был не такой, как все. Мой отец, отставной гвардейский поручик, получил тяжелое ранение во время Крымской кампании и приехал в свое имение в сопровождении пленного французского лейтенанта месье Шарля.

Месье Шарль был недоучившимся студентом Сорбонского университета, репортером провинциальной газеты, начинающим поэтом и прозаиком, не получившим должной известности и поэтому пошедшим служить в экспедиционный корпус, отправляемый в Россию.

На поле брани лейтенант Шарль встретился с поручиком Северниным и в ходе сабельного поединка оба офицера получили довольно значительные ранения. Месье Шарлю пришлось выбирать: либо он тащит раненого поручика в расположение своих войск, становится героем, получает орден Почетного легиона, но раненый поручик умирает. Или он тащит поручика в расположение русских войск, становится пленным, но спасает жизнь поручика. Этим он обрекает себя на изгнание с Родины, которая и раньше не жаловала своего пасынка, лишив во время революции родителей и отдав на воспитание в приют военного типа. Терять месье Шарлю было нечего, и он на себе потащил истекающего кровью поручика Севернина в русский лагерь.

Поручик добился, чтобы койка лейтенанта Шарля стояла рядом с его кроватью в лазарете и чтобы к французскому офицеру относились со всем подобающим уважением к достойному противнику.

Месье Шарль вылечился раньше моего отца и добился разрешения сопровождать его в имение для поправки здоровья. К этому времени два офицера были достаточно дружны, чтобы дружбу их можно было назвать закадычною.

Когда родился я в 1858 году, месье Шарль жил в нашем имении на правах ближайшего родственника. Русским языком он овладел в превосходной степени и совершенно не стремился побывать во Франции, у которой отношения с Россией складывались не вполне дружественно.

Как-то так получилось, что месье Шарль стал моим воспитателем, получая за эту работу очень достаточное вознаграждение, от которого он долго отказывался, но был вынужден уступить настояниям моих родителей.

Мой воспитатель Шарль был настоящим полиглотом. С его помощью я в совершенстве овладел французским и арабским языками, которые выучил играючи. Месье Шарль постоянно высказывал удивление моим способностям, а более обстоятельный разговор по этому поводу у нас состоялся позднее.

— Николя, — говорил он, — ваши способности к иностранным языкам меня удивляют. Мне надо обдумать это.

Я даже не представлял, до чего мог додуматься этот милый человек, дававший мне уроки поэзии и мужества.

Я до сих пор помню строки французского поэта Делиля в подлиннике и в переводе господина Межакова:

   Jaloux de tout connaitre, un jeune amant des arts,   L'amour de ses parents, l'espoir de la peinture,   Brulait de visiter cette demeure obscure,   De notre antique foi venerable berceau.   Un fil dans une main, et dans autre un flambeau,   Il entre, il se confie a ces voutes nombreuses,   Qui croisent en tous sens leur routes tenebreuses.   Il aime a voir ce lieu, sa triste majeste,   Ce palais de la nuit, cette sombre cite,   Ces temples ou le Christ vit ses premiers fideles,   Et de grands tombeaux les ombres eternelles.[3]

Месье Шарль учил меня фехтованию на рапирах. С отцом мы фехтовали на дворянских шпагах, получая со стороны замечания месье Шарля.