Безумные сказки Андрея Ангелова - Андрей Ангелов

— Я.

Вновь двухсекундное молчание и лицо седого посветлело:

— Кто? Саня? Здоров, бродяга! Ты где?

Сидоркин в этот момент подошёл к окну, отдёрнул занавеску, глянул в темноту, крутнулся на галошах:

— Где? Хмм… В добровольном заточении.

— В заточении? Тебя что, повязали? — донеслось из телефона.

— Я сам себя повязал, — усмехнулся карманник.

— Ты сдался? — выспрашивал седой, поглядывая на дверь камеры.

— Нет, дядя Вася, — отвечал послушник. — Ты скажи лучше, как у вас жизнь.

— Плохо, Саня, — отозвался дядя Вася, поглаживая голову. — Менты озверели. Никаких свиданок и посылок, баланда и то через раз. Пришлось неслабо отвалить, чтоб телефон вернули, да карты ещё для развлечения оставили. Типы, что тебя забрали, положили всю дежурную смену во главе с хозяином, а также сына Татьяны Павловны. Кто это такие, можешь сказать? Беспредельщики? И на хрена ты им нужен?

— Это помощники дьявола, — честно ответил Сидоркин. — Я вступил с ним в сделку и выполняю одно его поручение. Обещал хорошо забашлять!

— Ты поосторожнее будь, Саня, — ответствовал зэк, ничуть не удивившись. — Этот дьявол, видно, насмотрелся мексиканских боевиков. Чуть не по нему, пристрелит, знаю я таких отмороженных.

— Не боись за меня, дядь Вась, прорвусь, — ухмыльнулся Сидоркин, садясь на столик и болтая ногами. — Дьявол, думаю, челове… эм… в общем, слово держит. Жадный только, торгуется больно.

— Если торгуется, может, не кинет, — высказался бывший сокамерник. — Но всё равно не расслабляйся. — Седой вздохнул, почесал грудь под тельняшкой. — Тюрягу-то хотят расформировать, возить будут в соседний город. Говорят, здесь разгром по полной. Приехали областные попки, трясут местных… Нас на допросы таскают. Тебе сейчас попасться — могила. Следаки мыслят, что ты в теме.

— Ну, хрена они меня достанут! — с наигранной бравадой сказал карманник. Он тоже тяжко вздохнул. — Расскажи-ка про ребят…

В ту секунду, когда Сидоркин произнёс слово «ребят», проснулся Трифон. Он спустил ноги с лежака, сел, чиркнул спичкой, поднёс к столу. Свечки не было. Спичка потухла.

Монах порылся в поисках новой свечки под тюфяком, служившем и матрасом, и подушкой, и кладовкой. Вновь вспыхнула спичка, слабый огонек воскового огарка осветил келью. Иеромонах недоумённо оглядел пустую постель соседа:

— Хм… ни свечи, ни послушника!.. — пробормотал он, свешивая босые ноги с топчана. Инок поправил помятую во сне рясу, подошел к двери. Осторожно вышел в коридор. Притворил дверь и двинулся вдоль тёмных стен в поисках нерадивого соседа.

— …бывай, дядь Вася. Привет бродягам, — карманник отключил связь. Поскрёб темя, набрал следующий номер.

— Алё, это кто?.. Мне нужна Танюха.

— А кто её спрашивает? — спросила, зевая, симпатичная черноволосая девушка на другом конце провода.

Она лежала в ванной полной пены, прижимая плечом мобильник к уху и рассматривая причудливые пенные фигурки, тающие на ладошке.

— Санёк. Помнишь, в прошлом году схлестнулись в Сочи? — доложил Сидоркин, улыбаясь. — Это ведь ты, Тань, теперь узнал.

— Помню, конечно, — дама села поудобней в ванной. — Ты откуда в два часа ночи?

— Из монастыря звоню, — хохотнул Сидоркин. — Где-то в окрестностях твоего города находится.

— Что ты там делаешь? Решил спасти душу? — рассмеялась Танюха. — Судя по тому, какой трах ты мне устроил в Сочи, на тебя не похоже. Или завязал с мирской жизнью?

— Не угадала, я здесь по делу. Через пару-тройку дней намыливаюсь поехать куда-нибудь далеко-далеко. Хотел взять тебя с собой.

— С тобой хоть к чёрту в задницу! — ответила собеседница, с наслаждением вдыхая запах бергамота и поглаживая грудь. — Когда тебя ждать?

— В пятницу вечером, в крайнем случае, в суббот… — Сидоркин насторожился, в коридоре послышались шаги.

Он быстро отключил мобильник, сунул в карман, соскочил со стола.

Дверь открылась, на пороге стоял Трифон со свечой в руке:

— Вот ты где!..

— Да-а… — Саня обернулся, взял Библию, показал иноку. — Вот, читаю.

— Молодец, брат! Ну… не буду мешать! — похвалил Трифон и пошлёпал босыми ногами прочь.

Как только он скрылся, карманник вытянул мобилу, нажал кнопку повторного набора:

— Танюх, извини. Меня отвлекли тут чуть-чуть. На чём мы остановились?

Вдруг в дверях снова показалась жидкая бороденка Трифона. Сидоркин спрятал руку с телефоном за спину.

— Не забудь выключить свет! — произнёс инок и снова скрылся за дверью.

— Кретин! — выругался вор. Поднёс к уху трубку: — Прости, Тань, тут один урод мешается…

12. Брат, заросший до ушей бородой

Утро следующего дня выдалось солнечным и тёплым.

Саня справлял малую нужду на монастырскую стену, у коровника, когда услышал знакомый голос настоятеля:

— Сынок, зачем ты это делаешь?

Вор стряс последние капли, засунул естество в штаны, повернулся.

Игумен с укоризной разглядывал послушника, сложив руки на животе.

— Больше так не поступай… — продолжил Феофил. — Это наш дом… Негоже осквернять его… Для естественных нужд есть три туалета возле ворот… А сейчас иди за мной!

Сидоркин послушно двинулся за игуменом по дорожке, посыпанной опилками.

— Я тебе говорил, кажется, что у нас большое хозяйство! — рассказывал Феофил, широко шагая. Саня еле поспевал за ним. — Мы всё делаем своими руками! В городке покупаем лишь то, что сложно произвести в домашних условиях: муку, свечи, ткани, керосин для автономной электростанции, дрова на лесопилке…

— Это храм? — вдруг прервал его разглагольствования Сидоркин, ткнув пальцем на одноглавое здание.

— Да, сынок, храм имени преподобного святителя Алексия! — произнёс Феофил, мимоходом взглядывая на церковь и, не останавливаясь, шествуя дальше. — Если ты хочешь причаститься, то бишь, укрепиться в вере, в Пасху будет такая возможность… Только прежде надо подготовить себя к таинству исповедью и строгим постом! — И тут же, без перехода, добавил:

— Как тебе в обители, немного освоился? Ты гдее? — он оглянулся.

Саня шёл позади почти задом, глядя на храм. Зацепился ногой за ногу, чуть не упал, ткнулся в настоятеля.

— Осторожнее! — поддержал Феофил.

— Благодарю, аббат! — карманник отстранился.

— Игумен! — возопил монах. — Я игумен Феофил! О, Господи! — он воздел руки к небу. — Вразуми хоть ты этого послушника!

Сидоркин изумлённо посмотрел на лицо настоятеля, искажённое страстной мукой:

— А, ну да, игумен… — произнёс он смущённо. — Прости, аббат, я постоянно забываю название твоей должности.

— У-уахх! — настоятель сжал кулаки, глянул бешеными глазами. — Чёрт побери! — тут же захлопнул рот, опасливо зыркнул на солнечное небо, перекрестился, проворчал. — С тобой и до греха недалече…

Дальше двинулись молча.

Возле туалетов «ЗИЛ» вываливал из кузова толстые чурки. За процессом наблюдали десять иноков. Сидоркин и игумен подошли к стоящим монахам.

— Поможешь порубить и перетаскать дрова! — кратко приказал настоятель Сане, поворачивая назад. Сделал три шага, оглянулся и добавил: — Зайдёшь ко мне в кабинет после ужина! Пойдём в часовенку и будем вместе молиться, чтобы Бог вразумил тебя на запоминание непривычных слов…

— Чёрт возьми, мне это надо? — пробормотал Сидоркин вслед. Фигура Феофила удалялась. Вор встряхнулся, подбежал к кабине «ЗИЛа», вспрыгнул на подножку:

— Слышь, братан, дай сигарету.

Шофёр протянул пачку.

— Я возьму пару? — спросил Саня.

— Бери, — усмехнулся водитель. — Ты здесь работаешь, нанятой?

— Я послушник! — вор вытащил две сигареты, сунул в карман.

— А чего одежда не монашеская?

— Я новообращённый, ещё не успел приобрести.

Карманник спрыгнул на землю, махнул рукой, осмотрелся.

Монахи стояли с другой стороны машины. Вдали настоятель входил в здание, где располагались кельи. Больше во дворе никого не было. Сидоркин устремил взгляд на шпиль колокольни. Тот ясно вырисовывался на фоне утреннего неба. Одинокое облако проплыло мимо.

Стараясь не привлекать внимания, Саня направился к колокольне. По старым деревянным ступеням поднялся на самый верх звонницы. Выудил из кармана зажигалку. Прикурил, прикрывая ладонью огонек, и с удовольствием затянулся табачным дымком.

Внизу стукнула дверь, раздалось топанье. Кто-то поднимался. Карманник напоследок жадно затянулся, выкинул оставшийся чинарик. Помахал рукой, разгоняя дым.

Тут же его взору предстал запыхавшийся Трифон.

— Я приметил, что ты вошёл сюда! — сказал тот, тяжело дыша. Приложил руку к сердцу, глубоко вздохнул. — Пойдём! Я погладил мою старую рясу, примеришь…