Глубокоуважаемый микроб (сборник) - Кир Булычев

– Таким не место на поле! – кричал он. – Мне стыдно за поселок Мыльницы!

Многие его понимали и поддерживали. Но положение изменилось после того, как защитник «Лесообработчика» Ефимов Сергей, движимый как заботой о безопасности своих ворот, так и гневом против неспортивного поведения соперников, снес у самой штрафной площадки нападающего гостей.

Сначала стадион взорвался аплодисментами, так как увидел в действиях Сергея справедливое отмщение. Затем загремел оглушительным свистом. Потому что неумолимый судья, ничего не понимавший в вопросах возмездия, показал желтую карточку и Ефимову Сергею, пригрозив, что в случае повторения он удалит его с поля.

Удалов, Грубин и прочие соседи Льва Христофоровича громко осудили решение судьи – и их можно понять. Но Лев Христофорович вдруг поднял свой голос, притом крайне неудачно.

– Грязный футбол, – заявил он, оглядываясь, чтобы как можно большее число людей услышало его филиппику, – всегда грязный футбол! Независимо от того, кто прибегает к таким махинациям. Я как честный человек категорически протестую против того, чтобы превращать красивую, артистичную игру в костоломание. Разве нам интересен результат встречи, если мы узнаем, что молодому, полному сил человеку сломали ноги или повредили мениск?

– Помолчи, лысый, – сказал сосед сверху.

Может быть, дело так и закончилось бы, но тут, как назло, Ефимов Сергей, возмущенный очередным грубым приемом защитника гостей, свалил того с ног ударом локтя, за что был призван к судье.

Когда Ефимов Сергей, понурив золотую шевелюру, медленно брел к судье, уже запустившему руку в нагрудный карман, на стадионе воцарилась страшная, удручающая тишина. Нет, никто не хотел верить в самое страшное.

Но самое страшное произошло.

Красная карточка появилась из судейского кармана, и, несмотря на стенания и свист стадиона, несмотря на то, что гуслярские футболисты тесной толпой окружили судью, молили его, просили, уговаривали, Ефимов Сергей был вынужден покинуть поле.

Судьи тоже люди. И очень разные. Бывают судьи обыкновенные. Эти всегда вежливее ведут себя по отношению к хозяевам стадиона. Они понимают, что на стороне команды еще несколько сот, а то и тысяч взволнованных мужчин, которые не всегда могут совладать с чувствами. К тому же судья не лишен тщеславия. Ему приятнее, когда его действиям (удаление с поля гостя или назначение пенальти в ворота гостей) бурно аплодируют, когда он кажется зрителям молодым и красивым, нежели наоборот. Но бывает и иная категория судей, к которой, к сожалению, принадлежал и судья того матча. Их принципиальность порой докатывается до мазохизма. И чем более яростно их освистывают трибуны, тем отчаяннее они проводят в жизнь свою принципиальность, обрушивая всю тяжесть наказаний на хозяев площадки. Порой кажется, стадион бросится с мест и растерзает такого жестокого судью, а судья будто бы ждет именно этого, чтобы потом засудить весь город. Но такого в нашей стране не бывает. Более того, если подобное поведение допустит иностранный судья в международном матче, спортивная газета пожурит его, обвинив в предвзятости и сомнительном социальном происхождении. А местная газета в отчете о матче никогда не заденет несправедливого судью, так как может обидеться весь судейский корпус, который выше подозрений.

Так вот, когда судья изгнал с поля Ефимова, гнев трибун, не могущий излиться на поле, обрушился на Льва Христофоровича, которого соседи сочли как бы представителем судьи в своих рядах.

Тут как раз наступил перерыв, смотреть было не на что. Минц мог бы, конечно, сбежать, но он, человек гордый и большой ученый, остался сидеть на месте, отдав себя на растерзание противникам.

– Значит, если нас, то да? – спрашивал Удалов, забыв о былой дружбе и респекте. – А если их, то пожалуйста.

– Нас и по ногам, нас и с поля? – наседал Саша Грубин.

И, надо сказать, это были наиболее мягкие, сдержанные обвинения.

В гуле страстей Минц сохранял относительное спокойствие. Порой, пользуясь паузой, он пытался вновь и вновь доказать свою мысль.

– Футбол! – кричал он. – Игра! Как шахматы! В шахматах под столом друг друга ногами не бьют!

После этого поднималась новая волна гнева, кто-то даже угодил Льву Христофоровичу по лысине огрызком яблока. Это, конечно, неприятный факт, но он говорит о накале страстей.

В сущности, все спорщики придерживались, как это бывает в спорах, почти идентичных позиций. Просто момент был неудачен для спокойного обсуждения этих позиций. Все были против грубости в спорте, но гуслярцев возмущал пацифизм профессора, а его – их патриотическая слепота.

Второй тайм матча прошел при подавляющем преимуществе «Лесообработчика», хотя гуслярцы играли вдесятером, однако это преимущество не смогло реализоваться в голы. Ниткин заметно хромал и бил по мячу неуверенно, а остальные форварды за отсутствием Ефимова как-то сникли.

Нулевая ничья – результат этого матча – устраивала гостей из Мыльниц, но расстроила гуслярцев, так как теперь шансы на выход во вторую лигу уменьшились, а впереди предстоял последний и самый решительный матч с «Метеором» из Новостальска, основным соперником за выход во вторую лигу, который подошел к решающему матчу с тем же числом очков.

Домой возвращались молча. Было какое-то отчуждение. Словно, не проявив патриотизма, Лев Христофорович потерял моральное право именоваться гуслярцем. Раньше они об этом как-то не задумывались. Живет человек, трудится, уважаемый человек, немолодой. Скорее свой, чем чужой. И вдруг на стадионе словно заглянули к нему в анкету, а там написано «марсианин». И сразу увидели, что он зеленый, на трех ногах и с антеннами на затылке. Разумеется, никто не увидел в Минце марсианина, но в переносном смысле – увидели.

А Минц не навязывал своего общества. Он думал.

Надо сказать, что чем сложнее задача, поставленная жизнью перед великим ученым, тем энергичнее он мобилизует резервы мозга, тем глубже уходит в себя, чтобы решить эту загадку и принести очередную пользу человечеству.

На этот раз Минц думал о том, как вернуть футболу чистоту и непосредственность игры, как снять с него налет делячества, цинизма, ведущего к грубости.

Он заперся у себя в кабинете, пил только кефир, ничего не ел, похудел за неделю на десять килограммов, но задача ускользала от решения. Она оказалась потруднее, чем создание антигравитации или путешествия во времени. Моральные проблемы всегда труднее чисто научных.

В чем, рассуждал Лев Христофорович, корень зла? В том, что футболист, бьющий товарища по ногам, совсем не думает о том, как тому больно. Зато, когда его самого бьют по ногам, он обижается.

– Ага! – воскликнул профессор на восьмой день. – Эврика!

И профессор Минц углубился в свои записи, а потом принялся доставать с полок банки, пакетики, колбы, коробки, стараясь отыскать некоторые редчайшие ингредиенты, которые в сумме должны дать нужный психотерапевтический эффект.

Работа над новым средством, а также опыты над окрестными собаками и соседской кошкой, давшие положительный эффект, были завершены как раз накануне решающего матча с «Метеором» из Новостальска.

Так как Лев Христофорович, помимо прочих ученых степеней, был еще и доктором медицинских наук, единственным в Великом Гусляре и даже во всем районе, то к нему с глубоким уважением относились в райздраве и городской больнице. И когда знаменитый профессор заглянул в райздрав и сказал, что хотел бы осмотреть перед матчем футболистов, так как получил по своим каналам сообщение о том, что из Европы надвигается новая волна вирусного гриппа, а потому намерен провести профилактический осмотр игроков, то его коллеги в райздраве, разумеется, на это согласились.

Тем же вечером, накануне матча, Корнелий Удалов постучал к профессору.

– Лев Христофорович, – сказал он, – завтра на футбол не пойдешь?

Корнелий был уверен, что профессор на футбол больше никогда в жизни не пойдет, да и лучше бы не ходил, так как его лицо запомнилось некоторым болельщикам и может вызвать раздражение. К удивлению Удалова, профессор ответил:

– Встретимся на трибуне.

– Значит, заходить за вами? – без энтузиазма спросил Удалов.

– Не надо, я раньше пойду, – сказал профессор.

Удалов приоткрыл рот, демонстрируя удивление, но так как профессор хранил молчание, ему пришлось уйти ни с чем, если не считать недоброго предчувствия. Вроде бы и не могло случиться ничего дурного, но давний опыт общения с непредсказуемым профессором научил Удалова осторожности. Не раз уже светлые на первый взгляд и прогрессивные идеи Льва Христофоровича, призванные облагодетельствовать человечество, вели к обратным результатам.

Так уж устроен мир. Все в нем взаимосвязано. Один человек решает оросить пустыню и проводит в нее воду из какого-нибудь заболоченного места. В результате вместо богатых урожаев хлопка в пустыне образуются соленые болота, а там, где были болота, богатые клюквой, образуются пыльные пустыни. Всегда, если хочешь принести добро человечеству, хорошенько подумай о побочных эффектах. Наполеон рассчитывал покорить весь мир во славу Франции, в результате разорил Францию и перебил множество людей. Мир же не покорился, потому что Наполеон не учитывал побочных эффектов в виде русских партизан.