Умри со мной - Ана Фогель

чтобы видеть его. – Я совершенно не понимаю, зачем ты это делаешь!

– Не знаю, – вдруг честно отвечает Колдер и, поворачиваясь на спину, устремляет задумчивый взгляд в потолок. Такого ответа я не ожидала. – Мне нравится касаться тебя. Нравится обнимать.

Такого тем более.

– Ты осознаёшь, что сейчас говоришь? – осторожно уточняю я.

– Да. И я осознаю, в каком дерьме нахожусь.

– Ну, спасибо.

Я слышу слабый смешок.

– Я не о тебе. Я хотел бы встретить тебя при других обстоятельствах.

– Ну, да, и чтобы я не была ведьмой и твоим проклятьем.

– Меня не пугает проклятье. – Он делает паузу. – Мне нравится каждый шрам на твоём теле. Каждый синяк. Я пережил их все.

– Ты больной, если тебе это нравится, – фыркаю я.

– А тебе?

– А я не утверждала, что здорова.

– А я? – Колдер поворачивает голову в мою сторону. Полумесяц его улыбки освещает комнатную темноту.

Он ещё тот псих. И я рада, что он это признаёт. Мне не удаётся удержаться от ответной улыбки и не посмеяться над нашим нелепым разговором.

С этого момента реальность словно ускользает от меня. Серые тени сливаются в одно пятно, и остаётся лишь смех Колдера, который звучит где-то близко, но недосягаемо.

Я уже сплю?

– Ты понимаешь, что завтра может быть последний день нашей жизни? – спрашивает он в пустоту.

– Нет, – честно отвечаю я. Как бы я ни боялась завтрашнего дня, я не могу осознать близость своей смерти. Что это, отсутствие инстинкта самосохранения? Судя по то тому, что я влюбилась в своего похитителя, да. – Иногда я и вовсе не чувствую, что живу.

– К слову о жизни и смерти, что за история с предсказанием?

Я недовольно стону. Эта последнее, о чем бы мне хотелось говорить. Тем более с Колдером.

– Ты же всё слышал. – Я ещё надеюсь соскочить с этой темы.

– Не всё. И хотелось бы понимать целостную картину.

– Честно говоря, я сама не очень поняла… Все эти предсказания и их интерпретация такая скользкая вещь…

– Мэд. – Строгий голос вдруг перебивает меня. – Не пытайся юлить. Я слышал, что речь идёт о твоей любви ко мне, – самоуверенно заявляет Колдер. В его интонации весёлыми колокольчиками звенит издёвка.

– Ах ты, самоуверенный засранец, – возмущаюсь я.

– Да брось, я же тебе нравлюсь. – Он снова это делает. Бежит от серьёзных тем, боится показать свои чувства, боится быть уязвимым.

– А я тебе? – выпаливаю встречный вопрос. Хорошо, что в комнате темно, и Колдер не может разглядеть, как кровь мгновенно окрашивает мои щёки алым. На что я надеюсь? Что Колдер так быстро выйдет из своей скорлупы? Или я наивно полагаю, что он всерьёз признается мне в своих чувствах? А готова ли я снова быть отвергнутой?..

– Да.

– Ага, и ещё миллион девушек. – Я закатываю глаза, хоть этого и не видно. Признаюсь, на секунду я успела ему поверить. – Колдер, здесь речь идёт о сильных, серьёзных чувствах, о самопожертвовании. Не похоже, что это про нас, так что я не верю в это предсказание. Что-то здесь не сходится.

Мои слова растворяются в темноте и оставляют после себя тишину.

– Отлично, – вдруг произносит Колдер после небольшой паузы. Не знай я его так хорошо, я бы решила, что он обиделся. – Значит, ты не умрёшь.

Он отворачивается на другой бок, давая понять, что разговор окончен.

Почему-то мне не становится легче от его слов.

Не потому ли, что я влюбилась?

НЕ БОЙСЯ

––33–

Я просыпаюсь от тяжести на груди и солнечного света, осторожно пробивающегося сквозь веки. Солнечного света? Не помню, когда последний раз солнечный свет пробивался сквозь пелену облаков, не говоря уже о веках. Тем более в конце октября. Мои глаза мгновенно распахиваются, и я в недоумении осматриваюсь вокруг. Только спустя несколько секунд я вспоминаю события вчерашнего дня и с облегчением выдыхаю. Не так уж легко привыкнуть просыпаться каждое утро в разных местах.

Я хочу потянуться и сбросить остатки сна, но мне мешает рука Колдера. Интересно, как вышло, что я оказалась в его объятиях? Ах, да, наверное, он снова решил во сне, что я Кэтрин.

При воспоминании о ней сердце завистливо скулит. Будет ли Колдер с ней, когда всё закончится? Поддерживает ли он каким-либо образом с ней связь сейчас?

Господи, мне кажется, я паранойю. Это в любом случае не моё дело. Меня должно больше волновать, как у неё дела и не подняла ли она панику из-за моего отсутствия.

Я аккуратно убираю с себя руку Колдера и пытаюсь встать, но медвежья хватка не даёт мне этого сделать.

– Не так быстро, – сонно бормочет парень.

– Колдер, это я, – недовольно бурчу я, всё ещё пытаясь освободиться из его рук.

– А это я, – отзывается он, не понимая, к чему моё пояснение. – Приятно познакомиться. А теперь перестань рыпаться и дай подремать ещё хотя бы пять минут. – Колдер прижимает меня к себе ещё сильней и утыкается носом в изгиб между шеей и плечом. Его щетина щекочет мою кожу, а приятное тепло щекочет низ живота.

Я позволяю себе насладиться беззаботным утром ещё несколько минут, а потом нам всё-таки приходится начать этот день. Я направляюсь в ванную и привожу себя в порядок. Остаётся заменить повязки на руке и ноге, но с этим у меня возникают трудности. Вчера я не позаботилась об этом должным образом, решив, что раны начинают заживать. Но, судя по всему, во сне нога начала кровоточить, а бинты ослабли. Рваная рана не спешит затягиваться, и я с тяжёлым вздохом смиряюсь с очередным шрамом, который меня ждёт.

Продезинфицировав раны ещё раз, теперь я пытаюсь потуже замотать бинты, но стоит мне напрячь руку, как ладонь отзывается острой болью. Её тоже следует забинтовать, но проделать это одной левой рукой не получается.

Стук в дверь заставляет меня вздрогнуть. Я раздражённо рычу, обессиленно опуская руки, и бросаю эту затею с бинтами. Дверь открывается, не дожидаясь моего ответа, и в ванную заходит Колдер. На его лице сверкает самодовольная ухмылка.

– Нужна помощь? – Больше похоже на утверждение, чем вопрос. Колдер берёт мою руку в свою и поворачивает ладонью вверх. – Всё-таки нужно было зашить, – бормочет он себе под нос.

Я смотрю на него в недоумении и восторге. Его внимательность и забота застают меня врасплох.

– Как ты понял… Ах, да. – Я вспоминаю, что он мог почувствовать мою боль. – Извини.

Внезапно лицо Колдера ожесточается. Губы, слегка подрагивая, превращаются в тонкую линию, будто он хочет что-то сказать, но не решается. Моё дыхание перехватывает,