Фредерика - Джорджетт Хейер

— Не говорите ерунды! — возмутилась она. — Существует большая разница между тем, что вы заплатили за собаку, и оплатой наших развлечений, когда вы пригласили нас на прогулку в Хэмптон-Корт!

— Конечно, но я не приглашал вас, — сказал он. — Это Черис попросила меня об услуге.

Она задохнулась.

— Что! Ну и негодяй! — воскликнула она, забыв о приличиях. — Вы же знаете, что ей и в голову такое не пришло бы, если бы вы сами не спросили ее, куда она хочет съездить?

— Ну, если вы это называете приглашением съездить со мной в Хэмптон-Корт, захватив и сестру, и обоих братьев…

— Невыносимый, невыносимый человек! — сказала она, сдерживая смех. — Ладно, больше я ничего не скажу. Даже не скажу спасибо! Или мне извиниться за то, что я с братьями навязалась вам сегодня?

— Напротив! Если бы вы отказались, я бы вспомнил, что у меня какое-нибудь очень важное дело. Ваша сестра очень милая девушка, но у нее совсем нет чувства юмора. Мне так трудно общаться с ней, просто мучение! Она спрашивает меня, что я имею в виду, в ответ на самую обыкновенную шутку.

Она не смогла подавить усмешку, но сказала, защищая сестру:

— Возможно, у нее и нет чувства юмора, зато она очень практичная! Гораздо практичнее меня, уверяю вас! Она умеет вести хозяйство, к тому же изумительно шьет, и у нее отличный вкус, и еще она умеет делать массу полезных вещей!

— К сожалению, все эти добродетели не могут пригодиться на прогулке в парке.

— Но уж ее нельзя назвать пустой болтушкой! — ответила Фредерика.

Он засмеялся.

— Нет, уж это точно!

— Я думала, что джентльмены не в восторге от женщин, которые трещат без умолку.

— Верно, но существует большая разница между болтовней и умением поддержать беседу в обществе. Нет, нет, не перебивайте! Я согласен, что Черис — девушка несравненной красоты, доброжелательна и добродетельна! Но… — он умолк, нахмурив брови.

— Что? — ждала она.

Он оторвался от задумчивого разглядывания перчаток, которые держал в руке, и повернулся к ней. Он сказал с непривычной мягкостью в голосе:

— Дитя мое, вам никогда не приходило в голову, что будущее, которое вы ей уготовили, это не то, что она выбрала бы сама?

— Нет, это невозможно! Если бы я задумала то, что вы называете блестящей партией, но это не так! Я только хочу, чтобы у нее все было, чтобы ей не пришлось сводить концы с концами и чтобы она жила в комфорте!

Она заметила, как удивленно поднялись его брови и добавила:

— Вы думаете, это так маловажно? Ведь вам никогда не приходилось отказывать себе в чем-либо.

— Не приходилось, — согласился он. — Вы, конечно, лучше знаете свою сестру, но я из того немногого, что заметил, сделал вывод, что она будет гораздо счастливее, сидя дома, занимаясь хозяйством, чем блистая в обществе. Вы знаете, она сказала мне, что деревенские балы ей гораздо больше по душе, чем лондонские рауты.

— Боже, неужели она так сказала? — воскликнула пораженная Фредерика. — Должно быть, она шутила! Ведь у нее такой успех! Ей без конца присылают цветы! Наш звонок не умолкает! Вы, вероятно, не так ее поняли, кузен!

Он заметил, что она расстроена, и весело сказал:

— Вполне возможно. В любом случае не вижу причин впадать в уныние.

— Но если ее все это не трогает, и она не стремится к удачному замужеству, значит, я делала это все напрасно!

— Вздор! Зато хотя бы вы наслаждаетесь лондонской жизнью!

— Это не имеет никакого значения! — нетерпеливо проговорила она. — Можно подумать, что я притащила их всех в Лондон, чтобы доставить удовольствие только себе.

— Наверное, Джессеми предпочел бы остаться дома, но чем плохо, что он увидел что-то новое? Что касается Феликса, то он счастлив, как никто! Любопытно, как же так получилось, что вы решили, будто Черис разделяет ваши вкусы?

Она покачала головой.

— Я так не думала. Просто было обидно держать ее взаперти или позволить выйти за молодого Рашбери или еще кого-нибудь из нашего окружения до того, как ее увидит свет.

Она замялась и затем робко добавила:

— Все дело в ее уступчивости! Она может согласиться на что угодно, и хотя у нее твердые принципы, но характер такой мягкий, что иногда это выводило меня из себя!

— Еще бы, если она готова уступить домоганиям любого зеленого юнца, который волочится за ней! Она влюбляется в них?

— Не думаю, что она влюблена в кого-нибудь, — ответила Фредерика честно. — То есть ни в кого больше остальных. Она такая ласковая и добросердечная девушка, что готова осчастливить любого!

— Милосердна ко всем, да? Бедная Фредерика!

— Вот именно! Вы видите, ну, как я могу быть спокойна? Она готова выйти за бог знает кого, и, представьте, как ужасно будет, если я позволю схватить ее какому-нибудь зеленому юнцу, который даже не знает, как сделать ее счастливой, или какому-нибудь жулику.

Его губы сложились в улыбку, но он сказал очень важно:

— Действительно ужасно! Но жулики обычно охотятся за наследницами.

— Ну, я не совсем то имела в виду, — уступила она, — И, наверное, мне не стоило говорить, что Черис никого не любит. Я сама никогда не была влюблена, так что не мне судить. Мне только кажется, что она не влюблена.

Он слушал ее с рассеянным интересом, но тут вздрогнул.

— Никогда не были влюблены? — повторил он недоверчиво. — Никогда, Фредерика?

— Нет, мне кажется! Однажды я испытывала нежность к одному человеку, но это было давно, я была еще совсем юной, и все так быстро прошло, что это, наверное, нельзя было назвать любовью. Думаю, что, не встреть я его на балу в офицерском мундире, вряд ли вообще обратила бы на него внимание, — сказала она и добавила серьезно: — Знаете, кузен, я бы запретила появляться мужчинам на балах и собраниях в элегантной военной форме! В ней есть что-то обманчивое. К счастью, я нашла его совсем не таким привлекательным, когда через неделю встретила уже без мундира, так что и не успела как следует влюбиться. Это было такое крушение иллюзий!

— И кто же был этот несчастный? — спросил он, смеясь.

— Не помню его имени, это было слишком давно!

— Ах да! — подхватил он сочувственно. — Еще до того, как вы превратились в старую злючку!

— Старая злючка, — она задумалась с грустной улыбкой. — О боже! Наверное, я действительно такою стала.

— Вы так думаете? Тогда позвольте заметить, дитя мое, что повторяя то и дело, какой вы были юной, вы поступаете в высшей степени глупо!

— Ничего подобного! Мне двадцать четыре года, и я осталась старой девой, годы мои ушли, — возразила она.

— Что вы говорите! — усмехнулся он.