Орден. Дальняя дорога - Дмитрий Шидловский

Посредине двора стоял поп в рясе до пят, с жидкой бороденкой и, потрясая большим крестом, что-то кричал погромщикам. Увидев въезжающих во двор русских ратников, он повернулся к ним и, широко разведя руки, пошел навстречу, крича:

— Вот они, спасители наши, освободители, славься! Вырвавшийся вперед Артем рявкнул:

— Всех взять, — и с силой хлестанул плетью какого-то тщедушного человечка, подбежавшего к нему, кажется, чтобы поцеловать стремя.

Следствие шло уже второй день. Порядок в городе навести удалось быстро. Как выяснилось, настоящий погром начался всего за несколько часов до прибытия отряда Артема, но архивы ратуши и тайной канцелярии все сгорели. Очевидно, это и было главной целью погрома. Однако все арестованные твердили, что сделали это «из ненависти к захватчикам», «из нелюбви к благородным, тиранившим простой люд», и даже очень знакомое Артему из фильмов про революцию: «из нелюбви к старому режиму». Поняв, что от этой швали все равно ничего не добиться, Артем приказал выпороть их и отпустить. Склады с продовольствием были разграблены, и кормить арестованных можно было только в ущерб гарнизону.

Но к отцу Филарету у него был особый разговор. Все свидетели утверждали, что именно он был зачинщиком беспорядков. Допрашивающему его Федору Филарет объяснил, что поднял восстание, дабы установить к прибытию Великого князя подлинно православный порядок в городе. Артем помнил, что этот человек был назначен на приход после убийства отца Александра. Вольно или невольно, он возлагал часть вины за смерть Александра и на этого попа. В первый день Артем был слишком занят наведением порядка в городе. Альберт беседовал с рыцарями, выясняя, кто из них готов присягнуть князю, а кто желает покинуть Ингрию. Следствие поручили Федору. Но вот теперь Артем приказал привести попа в кабинет, размещенный в замке Гроссмейстера.

С первого же взгляда на Филарета Артема поразили какие-то дурацкие телячьи глаза, которыми тот уставился на Артема.

— Зачем ты организовал погром? — резко бросил Артем.

— К приезду князя город готовил, — как-то неуверенно произнес Филарет.

— Мерзавец, — вспылил Артем, — архивы хотел пожечь, думал, мы не узнаем, как ты тайной канцелярии инквизитора служил?

Он сыграл ва-банк и понял, что попал в точку. Филарет как-то обмяк и вдруг зашептал:

— Дозволь, боярин, наедине слово молвить? Артем мрачно кивнул ландскнехту, который привел Филарета, и тот вышел.

— Чего тебе? — спросил он, глядя на попа в упор. Филарет рухнул на колени. Пополз к Артему.

— Дозволь, батюшка, служить повелителю твоему.

— Зачем ты нужен Великому князю? — буркнул Артем.

— Я о том, кто прислал тебя. Дозволь служить Банку России.

— Чего? — Артем опешил.

— Нашли твои карты секретные на моем дворе. Видел я монеты с орлом двуглавым. Видел долговые расписки с храмами эллинскими. Видел я печати правителя, Банка России. Часы твои чудесные на браслете, что не останавливаются никогда, я у себя на дворе оставил.

— Ага… — Артем с ужасом понял, в чем дело. Но благодаря случаю он пока был хозяином положения. — А где же остальное?

— Паоло забрал, — пролепетал священник.

— Так, а кто еще их видел?

— Фекла, что нашла, да не поняла ничего. Онуфрий видел на допросе. Да помер он под пыткою. Паоло, ушел он к ливонцам.

— Понятно. — Артем отошел к окну. Надо было что-то решать. Такая информация вполне могла его погубить. Логика требовала немедленно прикончить опасного свидетеля, но убивать его он не хотел. Не потому, что боялся убить. За последние несколько месяцев он убил многих. Не потому, что жалел. Менее всего ему было жалко этого слизняка, стукача и подонка. Он просто знал, что если есть хоть один шанс не убить, убивать нельзя ни в коем случае. Священник начал приводить абсолютные, с его точки зрения, доводы.

— Паства у прихода большая. Люди есть важные. Я под исповедью все вызнаю да тебе доложу. Я и прельстить могу эллинскими богами многих. Все, что знаю, все, что могу узнать для тебя, ничего не пожалею.

— Ничего и никого, кроме себя, — резанул Артем. Поп умолк. — А не боишься ли языческим богам служить? Грех ведь. — Артем грозно посмотрел на Филарета.

— Защитят они меня, верую, — без тени сомнения произнес поп.

— Тогда завтра же отправишься в Стокгольм, оттуда, через Германию, к правителю Черногории. Скажешь ему, что в Ингрии компьютеры в цене. Он тебя отправит куда надо.

— К Банку России? — с надеждой в голосе спросил священник.

— К нему. Будешь служить верно, все, что прикажет, исполнишь. Думаю, ему интересно будет с тобой поговорить. Ни с кем здесь не разговаривай. И смотри, в дороге чуть замешкаешься или лишнее сболтнешь, сразу горло тебе перережут. Всюду за тобой мои люди пойдут.

— Слушаюсь, батюшка, слушаюсь, — запричитал поп. — А денежек на дорожку дашь ли?

— Наворовал вдосталь, на свои поедешь, — жестко отрезал Артем.

Глава 50

Господин министр

Князь Андрей не направился сразу в Петербург, а свернул в замок Гатен, который теперь именовался Гатчинским замком. Вскорости туда был вызван и Артем. На посту посадника его сменил глава магистрата, очевидно в достаточной мере проинструктированный князем, а вернее, бароном Рункелем. Артем не без удовольствия сложил с себя ставшую рутинной работу по разбору ссор между купцами о поставке порченой холстины по первому сорту.

Прибыв в Гатчину, Артем поразился, как причудливы бывают зигзаги времени. Уж очень напоминал своими чертами этот тевтонский замок известный ему Гатчинский дворец, построенный для Григория Орлова. Осада замка была снята сразу после того, как до осаждающих дошла весть о поражении и смерти короля. Обеим сторонам сразу стала ясна бесполезность дальнейшей борьбы. Осаждающие ушли в Петербург, где занялись устройством своей судьбы. Часть рыцарей и ландскнехтов отправились с отцом Паоло на земли Ливонского ордена. Часть, получив известие о том, что новый правитель принимает на службу католиков и сохраняет их имущество, решили присягнуть ему.

В Гатчинском замке князь принял официальную делегацию магистрата, а также делегации от немецких и русских купцов и различных цехов ремесленников Петербурга. Начались долгие уверения в преданности и покорности новому правителю и обсуждения церемонии вступления князя в свою новую столицу. Все сходились на том, что церемония должна быть парадной и торжественной.

По прибытии в замок Артем был срочно препровожден к князю. Тот все еще работал в пожарном режиме. Войдя в парадную залу, Артем увидел, что князь одновременно подписывает какие-то подаваемые Рункелем документы, диктует что-то секретарю (при этом Рункель по ходу дела вносит дополнения, тут же подтверждаемые князем) и еще умудряется выслушивать делегацию купцов. При виде Артема князь буркнул что-то писцу, и тот, порывшись в свитках, достал один и начал читать:

— За верную службу Великому князю Ингрийскому и безупречное сидение посадником в городе Петербурге Великий князь Ингрийский Андрей соизволяет жаловать ингрийского дворянина Артемия Александрова и потомков его титулом барона. С сего дня объявить барона Артемия Александрова министром дел финансовых и смотрителем монетного двора Великого князя Ингрийского. Подписано собственноручно князем Ингрийским Андреем в год тысяча триста семьдесят девятый от Рождества Христова, апреля двадцатого дня.

Секретарь торжественно вышел из-за стола и вручил Артему свиток. Артем вопросительно посмотрел на барона, тот улыбнулся и произнес:

— Ступай, умойся с дороги. Через час придешь ко мне в кабинет. По всем делам будешь отчитываться мне. Я отныне первый министр княжества Ингрийского.

Рункель снова склонился к князю и стал что-то терпеливо ему растолковывать.

Теперь барон и Артем проводили много времени на переговорах с делегациями купцов и ремесленниками. Выслушивали прошения, выносили предложения, получали ответы. Часы, в которые Артем не был занят многочисленными и трудными переговорами, проходили в совещаниях с князем и бароном о хитросплетениях финансовой политики. Вечерами же, переходящими в ночи, он писал свой проект экономической реформы.

Чудная судьба была у Артема. Еще два года назад он был рядовым клерком одной из коммерческих фирм, ежедневно садящимся за свой компьютер в офисе, и «задвинутый» на восточных единоборствах. Год назад — «отброс», с точки зрения благородного рыцаря, ополченец Цильха. Полгода назад — слуга благородного барона. А теперь, барон и министр княжества Ингрийского, он корпел над «программой экономического развития» целого государства. Притом государства средневекового. Никогда не думал, что курс экономической истории, который ему читали в институте, окажется столь практически применим.

Иногда он думая, чем обязан столь быстрому возвышению. Конечно, тому, что работал с бароном. Но ведь к барону он попал, уже проделав путь от убогого до доверенного лица Цильха. Головокружительная здесь карьера. Как? Да и барон не выдвинул бы его так высоко, если бы не видел в нем чего-то особенного. Ведь Питер служит уже много лет, в преданности его сомнений нет, да и умный он мужик, а вот так слугой и остается. Нет, не выдвинул бы его так барон, если бы не видел, что Артем способен на большее, чем вращать меч да нос брату Франциску сломать. Артем не был склонен считать себя кем-то выдающимся, но ведь вокруг много людей, так же стремящихся наверх, но всю жизнь не могущих пройти выше некой планки. Да и в его мире он четко видел, что большая карьера без подлизывания к начальству (чего он не любил), или участия в интригах (что ему претило) ему не светит. Каким же образом этот мир, в который он пришел чужаком, в котором из всех знаний сумел блеснуть только парой приемов из рукопашного боя (да и то не столь удачно, ополченцы повязали все равно), каким образом этот мир поднял его над теми, кто был в нем рожден. А как сумел подняться сам барон? Никому не ведомый дворянин, пусть прославленный как успешный дипломат, побывавший на Востоке, приезжает в страну, в считанные месяцы становится ближайшим советником правителя, играючи уничтожает это государство и создает новое, где оказывается уже вторым лицом. И это за год. Нонсенс.