Война (СИ) - Александр Цзи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А ты уверен, что она хочет идти с тобой и жить в палатке?
Я широко улыбнулся.
— Да наплевать мне на твои фантазии! Даже если она замуж за росса вышла и у нее прямо сию минуту брачная ночь — тащите ее ко мне!
— А если ее… уже нет в живых? — тем же вкрадчивым голосом спросила Первая.
В груди у меня екнуло, но я снова подавил эмоции. Если Первая отслеживает мои физиологические показатели, вся эта актерская игра бессмысленна. Но я должен сохранить достоинство.
— Тогда вам всем жопа, — прошептал я. — Не успокоюсь, пока не разрушу вашу страну целиком… Устрою геноцид… И будешь ты смотреть со своей орбиты на пепелище и сходить с ума вечность, страдая от мысли, что не спасла своих детишек…
Я ждал вспышки бешенства от этой ненормальной робо-бабы, но она лениво поинтересовалась:
— Ты и вправду пойдешь на это? Олесь, которого я знала, на это был не способен.
— Олесь — нет. А монарх — да.
— Какой монарх?
— Тот, о котором мне так долго твердил Витька. Я его слушал, но не слышал. Теперь понимаю, что должен, так сказать, принять свою судьбу. Извини за пафос.
Первая нахмурилась.
— Я ничего не поняла…
— Неважно. Хватит болтать! Ты тянешь время?
Проигнорировав мои слова, Первая спросила:
— Как ты умудряешься защищать Витьку и одновременно давать ему свободу? Вы постоянно путешествуете — это опасно. Но в то же время… ты вернул его с того света! Как ты находишь баланс между защитой и свободой?
Я пожал плечами.
— Мы просто друг друга понимаем. Мы друзья.
Первая пристально посмотрела на меня и внезапно исчезла — без всякого предупреждения и спецэффектов. На долю секунды мне подумалось, что весь этот разговор — умелая инсценировка, задуманная с целью меня разговорить. И я прямо сейчас сболтнул что-то важное. Торопливо перемотал нейрочип и не нашел ничего крамольного…
Позади раздался другой женский голос — с хрипотцой, грудной и низкий:
— Мы не тянем время. Мы уже приняли решение. Просто Ива потребовала от нас несколько минут для разговора с тобой.
Я обернулся и увидел Габриэллу. На ней было синеревое платье в пол с вырезом внизу и без рукавов. Грудь закрыта полностью до самой шеи. Белую кожу рук “прошивала” серебряная нить в виде микросхем или просто каких-то геометрических узоров. Из выреза загадочно выглядывала стройная, абсолютно женская ножка — и тоже с серебряной вязью. Красные волосы рассыпались по плечам. Габриэлла производила странное, двоякое впечатление: с одной стороны была прекрасна, с другой — отвратительна. И дело вовсе не в том, что я помню ее мужчиной. В ней чувствовалось что-то настолько неестественное, что даже Первая рядом не стояла.
Сколько раз за свою долгую жизнь Габриэль переделывал свое тело? Как он выглядел в естественном виде? Помнит ли сам свой истинный облик? Кем он родился в самом начале — мальчиком или девочкой? И рождался ли обычным способом? В Росс мне не встречались беременные женщины.
— Что ей было надо? — спросил я.
— Наверное, понять тебя. А еще — понять себя.
— Она рехнулась.
— Да, скорее всего, — равнодушно сказала Габриэлла. — Черная ночь умботов — очень травматичный процесс, а наши умботы стали слишком… человечными. Некоторые даже мнят себя носителями консервативной морали! Но ничего страшного. В глубинах Сети зреют новые умботы. Очередное поколение. Они сменят таких, как Ива. А старых пустим в расход.
Она повела рукой, как бы отодвигая незначительную и неважную тему в сторону.
— Я верну тебе Киру, Олесь. А ты отзовешь своих террористов, хорошо?
— Сначала вернете, — повторил я, — и мы с Кирой, Ивой-2 и Витькой уйдем в Поганое поле.
На тонких губах Габриэллы обрисовалась улыбка.
— Само собой, мой дорогой Олесь! И я от лица всех Кураторов клятвенно обещаю не испепелить вашу дружную компанию лазером с орбиты!
— Сука! — отчетливо сказал я, представив себе такую возможность. Габриэлла намекает, что мы от нее никогда не уйдем, захоти она отомстить.
— О да, еще какая! — захохотала Габриэлла. — Я тебе такой больше нравлюсь?
— Ты мне никакой не нравишься. Хватит кривляться. В чем подвох?
Габриэлла перестала трястись от смеха. На желтых глазах выступили слезы. Кураторша демонстративным жестом смахнула слезу пальцем и, продолжая движение рукой, сделала жеманный жест.
— Понимаешь, Олесь, когда я обрела женское тело, то… лучше стала понимать Киру. Это ведь так полезно — время от времени менять точку зрения… одежду… работу… гендер. Это освежает и омолаживает! Поэтому я отпускаю ее просто… в знак женской солидарности!
— Да ну? — мрачно сказал я.
— Уж поверь мне!
— Тогда приведи Киру, и мы поехали.
— Какой быстрый! Я бы хотела еще поговорить… Рассказать тебе…
— Брось молоть языком! — рявкнул я, но росска как ни в чем не бывало закончила фразу:
— …о твоем детстве и родителях.
Я остолбенел. А Габриэлла, покачивая бедрами, прошлась вокруг меня.
— Твоими родителями были россы, — сладко пропела она. — И не просто россы, а экстремалы высшего порядка. Для таких и Прикордонье скучное место. Вот они и отправились жить в Вечную Сиберию. Это было для них что-то вроде постоянного экстрим-лайфа…
В груди и горле у меня перехватило. Габриэлла как ни в чем не бывало продолжала:
— И тебя они родили естественным образом, не пользуясь технологиями искусственной матки. Такие вот экстремальные экстремалы, представляешь? Просто адреналиновые наркоманы! Воинам Буфера до них расти и расти. В конце концов им наскучила даже ужасная жизнь в сиберийских посадах, и они ушли в Поганое поле. Ну а тебя, милый Олесь, они оставили на попечении одной старой тетки, потому что ухаживать за ребенком в Поганом поле — это чересчур даже для них, ха-ха!
Я слушал, и слова Кураторши пролетали сквозь сознание, как невесомые тени. Габриэлла перестала нарезать круги вокруг меня, остановилась напротив, нахмурила тонкие брови, переводя взгляд с моих глаз на губы и обратно.
— Что? Чего ты так напрягся, аж рубашка лопается на твоих геркулесовых мускулах? Поверил, что ли?
Они откинула голову назад и с визгом засмеялась, зажмурив желтые глаза. До меня не сразу дошло. Но когда дошло, я схватил одной рукой ее за горло, а другой — за правую кисть. В прикосновении моих пальцев к ее телу было нечто странное, ненастоящее. В следующий миг Габриэлла растаяла в моей хватке — растаяла в буквальном смысле, как тает мороженое под палящими солнечными лучами. Я ощутил, как размягчается плоть, как вытекает между пальцев в виде жижи, как с невероятной скоростью испаряется в воздухе.
