E-18. Летние каникулы - Кнут Фалдбаккен

«Ну и клоун!» — пронеслось у нее в голове. Но в то же время что-то в нем ей ужасно нравилось, и ей от этого не легче.

— Что угодно, мадам, сегодня?

От этого «мадам» — значит, замужняя дама — ей стало совсем не по себе. Это тоже самое, что повесить объявление о том, что она в розыске. Но, кажется, как ни странно, ее весьма сомнительное положение вызывало у него лишь интерес и восхищение. Это ей было трудно понять. А сейчас ей нужно приступить к делу, хотя больше всего на свете сейчас ей хотелось бы убежать и спрятаться. Она протянула ему сберкнижку.

— Я бы хотела снять с книжки шестьсот крон. Ах да, я забыла заполнить бланк…

Сначала оплошность. Но ОН научил ее специально так сделать, а потом уже все пойдет как по маслу. Почтмейстер все сделает сам.

— Ничего, — успокоил ее Отто и принялся сам заполнять бланк, одновременно, левой рукой, листая ее сберкнижку. Вдруг остановился, перестал писать. Посмотрел еще раз в книжку, потом перевел взгляд на Алису:

— Здесь осталось только две сотни.

Он произнес это почти умоляюще, в надежде, что она просто забыла, сколько денег у нее осталось, не посмотрела в свою сберкнижку заранее. Ведь это было бы самое естественное объяснение. Но по выражению его лица можно было понять, что он обо всем догадался. Она тут же вспомнила ответ на это: они с Томми придумали его заранее, но все же она замешкалась. Отто закашлялся, и она, наконец, обрела дар речи:

— Ну и что, ведь каждое четырнадцатое число мне приходит зарплата, так что к субботе деньги будут на месте.

— Значит, у тебя нет отдельного счета для зарплаты, если ее переводят сразу на эту книжку?

Все-то он знает. Но она не сдавалась.

— Я сама тут же перевожу часть денег на эту книжку, чтобы иметь возможность скопить немного. Деньги приходят каждое четырнадцатое число. Не сомневайся…

— А как же это сможет произойти теперь, когда ты здесь?

— Я все устрою, как только вернусь домой. Клянусь тебе!.. Уж не хочешь ли ты, чтобы из-за этого я срочно уехала?..

— Нет, нет, погоди…

Отто выглядел несчастным. Она решила использовать последний шанс.

— Ты знаешь, мне так нужны деньги. Сегодня мы устраиваем вечеринку.

— Вечеринку?

— Да, мы устраиваем небольшую вечеринку у себя в домике, в кемпинге. И мы хотим пригласить тебя.

— Меня?

— Ну да, так что это, фактически, ради тебя самого. И я, как только вернусь, тут же переведу деньги. Пожалуйста…

Он уже решился. Но все же мысленно сосчитал до пяти, прежде чем взялся за ручку:

— Ну, раз ты обещаешь…

Остальное он проделал мгновенно, пересчитал банкноты и с любезностью кельнера протянул ей:

— Пожалуйста. Но на будущее запомните, в нашем магазине мы не отпускаем в кредит.

— Приходи в восемь! Домик номер шесть. И огромное тебе спасибо!

— Вот спиртное. Вот содовая.

Пришел Томми с коробкой спиртного и пластиковой сумкой и переложил их содержимое в ящик на стене.

— Как нам охладить спиртное, не представляю.

— Да уж, конечно, чего не хватает, так это дорожного газового холодильника, — отметила она с горечью.

У нее было плохое настроение после тщетных усилий навести порядок в домике. Кроме того, предстоящий вечер в обществе Томми и Отто, с большим количеством спиртного, отнюдь не радовал, а наполнял ее чувством тревоги.

— Да, нашему другу придется довольствоваться тепловатым спиртным, и ничего тут не поделаешь.

— Разве его будет пить только он?

— В основном, он, дорогая моя Алиса. В основном, он.

— Что это означает?

— А это означает, что яблочко созрело, и пора его сорвать и получить полкоролевства в придачу.

— Объясни, пожалуйста. Подробнее, что ты имеешь в виду.

— Наш план таков… Слушай. Старина Отто буквально загибается в этом Странде, он ненавидит свою жизнь, он выпендривается, дразня всех своей связкой ключей, надеясь, в глубине души, что его ограбят и что, наконец-то в его жизни, однообразной, как сектантская проповедь, произойдет перелом. Вот в этом-то мы ему и поможем. И его мечта станет явью. Произойдет это следующим образом. Он приезжает сюда, напивается допьяна. Ты едешь к нему домой, укладываешь его в постельку. Проследишь, чтобы он заснул. Потом вытаскиваешь из кармана его брюк ключи, передаешь их мне, я буду ждать на заднем дворе — я вхожу, беру из его сейфа несколько пачек, возвращаю тебе ключи, и привет, и дело сделано. Просто гениально!

В глубине души она ожидала чего-нибудь подобного, но боялась подумать об этом. Мысль об ограблении почты казалась ей ужасным дурным сном. Она изо всех сил старалась придумать какое-то возражение, сказать что-нибудь такое умное, весомое, чтобы он понял: его замысел и опасный и безумный. Но ей трудно было придумать что-то.

Но сказать что-то надо, и она не нашла ничего лучшего:

— Наверное, лучше было бы дождаться выходных дней, не успеешь оглянуться, как тебя уже и схватит полиция.

— А вот и нет, — торжествующе возразил он. — Мы никуда не будем смываться. Ты останешься с Отто до самого рассвета, будешь с ним поласковей, так что он будет на верху блаженства. Он ни за что не заподозрит девушку, которая провела с ним ночь. По крайней мере, пока он от тебя настолько без ума. На прощанье ты одаришь его своей нежностью, и ему, и сыщику придется только гадать, каким именно образом вор смог проникнуть в дом и тихонько, без сучка без задоринки, открыл сейф и взял денежки. Ведь мы не станем оставлять обычного беспорядка, который остается после обычных ограблений. Пожалуй, это будет надежней, я еще над этим подумаю…

— Интересно, а пока ты будешь там думать, я, видите ли, должна «укладывать старину Отто в постельку», быть с ним поласковей, «одаривать его своей нежностью на прощание»… Что ты имеешь в виду? Что я должна… должна… с этим типом, просто потому, что это ты, видите ли, так решил?

— Послушай, Алиса… Разок-другой, какое это может иметь значение для такой взрослой девочки, как ты. К тому же, неужели ты думаешь, что я так и поверил, что тогда ты просто спала на диване?

— Но это так!

— Ну уж, не считай меня идиотом!

Он рассердился. Просто рассвирепел. То ли, из-за ревности, то ли из-за того, что это нарушало его план. Вскочил, бросился к неустойчивому столику, рядом с которым она стояла. Лицо искажено, в такие минуты он способен на что угодно.

— А по-твоему, это нормально, что ты бросаешься на шею каждому облезлому толстому придурку, с которым только что познакомилась в кафе, возвращаешься домой под утро и еще вешаешь мне лапшу на уши.

— Но ведь между нами действительно ничего не было!

И почему он ей не верит? Господи, и почему он такой, она даже не знала, что больше всего огорчило ее: его недоверие или этот безумный план ограбления почты, в котором она должна была сыграть роль проститутки и подсадной утки одновременно.

— Ничего не было, слышишь! Это ты заставлял меня кокетничать с ним.

Он бросился на нее с кулаками. Удар пришелся почти прямо в глаз. Она отпрянула и опрокинула стол. Он подошел к ней вплотную, готовый ударить снова. Она этого не вынесет. Нет, нет. Она бросилась на пол, сжалась в комок, закрыв лицо руками и издала долгий жалобный крик, похожий на вой.

Они сидели на полу среди разбросанных пластмассовых тарелок, ножей и вилок, хлебных крошек. Он крепко обнимал ее, шепча на ухо разные ласковые слова, именно те, которые и хотелось ей услышать. Она была потрясена, испытала шок и от физической боли, и просто от сознания, что он мог так грубо обращаться с ней, с ее телом. Разум шептал: «Это уже настоящее насилие, пора с этим кончать. Неужели ты будешь терпеть побои от человека, который тебе нравится… Которого ты любила…» Потому что теперь она уже больше не испытывала к нему никаких чувств. Разум говорил ей, что есть много способов выйти из этой ситуации. Лучше всего сделать это немедленно. Но что она может без денег? Явиться в полицию и попросить, чтобы ее отправили домой. Нет, это самое ужасное. Она боится идти в полицию. Ведь она — сообщница Томми, и могут начаться разные расспросы…

— Ну хорошо, — сказала она, — если мы все осуществим, то что будем делать потом?

— Как, что? — заявил он, как будто это было совершенно ясно. — Для начала затаимся. Пока все уляжется. Пока расследование не закончится. А когда все будет спокойно, я тут же свяжусь с тобой. Не сомневайся!

Когда они с Отто возвращались на его «Фольксвагене» в Странде, Отто буквально обрушил на нее поток красноречия. Он говорил без умолку, как будто только что прорвалась плотина, и у него уже больше не будет возможности выговориться перед ней.

Она, в основном, молчала, сказать ей было особо нечего. Кроме того, надо было пристально следить за дорогой: ведь она вела машину. А этого ей давно не доводилось, если точно, с того момента, как она рассталась с Хамре. Водительские права у нее были, но Хамре, сначала обещавший купить для нее «дамский автомобиль», так никогда и не позволил ей водить даже тот, который у них был.