Расшифровка - Май Цзя
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как только у него мелькнула эта мысль, он необычайно воодушевился, будто отыскал выход из тупика. Поэтому, как я слышал, какое-то время он каждый вечер сам себе приказывал вызывать у себя сны, это стало для него первостепенной задачей. В конечном итоге чрезмерные старания и изощрения чуть не довели его до нервного срыва: стоило ему закрыть глаза, как его захлестывала пестрая череда сновидений, и он никак не мог их прогнать. Они были ужасно хаотичны и не рождали никаких мыслей, только мешали ему нормально спать. Чтобы вернуть себе здоровый сон, ему пришлось избавиться от этих неотвязных ночных видений. Он завел две новые вечерние привычки: читать романы и гулять перед сном. Чтение разгружало напряженную голову, прогулки утомляли, и все вместе давало неплохой результат – по его собственному выражению, книга и прогулка были снотворными, с которыми он как следует высыпался.
Он, кстати, видел столько снов, что испытал, пережил и прочувствовал в них все, что только встречается в реальности. Поэтому для него существовало два мира: мир реальный и мир снов. Говорят, все, что ни есть на земле, есть и в океане, но не все, что есть в океане, есть и на земле. И точно так же далеко не все, что было во снах Жун Цзиньчжэня, есть в реальности, зато все, что есть в реальности, было во снах Жун Цзиньчжэня. Иными словами, для него все на свете существовало в двух «экземплярах»: один находился в действительности, настоящий и живой; второй таился в мире снов, ложный, сумбурный. Взять, к примеру, слово и понятие «бред», у нас оно одно, а у Жун Цзиньчжэня было два: обычное и «сонное», единственное в своем роде. Несомненно, сонный бред был еще безумнее, еще лихорадочнее… [Продолжение следует]
Остыв, Жун Цзиньчжэнь решил, что надеяться услышать от этих людей дельные мысли, мудрые советы, ждать, что они выведут его на верный путь – это сонный бред, безумное безумие, бред особой степени бредовости. Он говорил себе: «Не надейся на них, не надейся, они не помогут тебе, не помогут, не помогут…»
Так он повторял раз за разом, быть может, веря, что с этой мантрой он забудет о своих мучениях.
Но все же съездил он не зря. Как минимум по четырем причинам:
1. На конференции Жун Цзиньчжэнь узнал, что за работой над «Черным шифром» пристально следит сам начальник управления. С одной стороны, Жун Цзиньчжэнь еще больше напрягся, а с другой – взбодрился, оживился, как будто его подтолкнули.
2. По тому, как коллеги высказывали и выказывали свое расположение к нему (например, горячо пожимали руку, кивали, раскланивались, радушно улыбались и т. д. и т. п.), Жун Цзиньчжэнь понял, что он знаменитость тайного мира дешифровки, всеобщий любимец. Раньше он этого особенно не замечал, и теперь ему все-таки было приятно.
3. На первом банкете конференции тот влиятельный седовласый старец неожиданно пообещал выделить Жун Цзиньчжэню вычислительную машину мощностью четыреста тысяч операций в секунду. Это все равно что заполучить одного из лучших в мире ассистентов!
4. Перед отъездом Жун Цзиньчжэню удалось купить во «Вчерашней книжной лавке» две великолепные книги, о которых он давно мечтал – одной из них была «Небесная книга» (она же «Письмена богов») знаменитого криптографа Иогансена.
Что такое удачная поездка?
С таким «урожаем» поездка точно могла считаться удачной.
С таким «урожаем» Жун Цзиньчжэнь мог в отличном настроении отправляться в обратный путь. На этот раз в поезде не было ни полицейских, ни еще каких-нибудь крупных отрядов, так что Василий без труда раздобыл два места в спальном купе. Как только Жун Цзиньчжэнь вошел в первоклассный спальный вагон, он наконец расслабился, впервые за шесть дней командировки.
Он и вправду покидал столицу в добром расположении духа. Его радость была вызвана еще одной причиной: в тот вечер в небе столицы вдруг закружились первые за эту зиму снежинки, словно провожая южного гостя домой. Снег мел все сильнее и вскоре покрыл землю, смутно мерцая в темноте. Посреди зимнего пейзажа Жун Цзиньчжэнь ждал, пока тронется поезд; беззвучие падающего снега и запах влаги наполняли его сердце покоем и наводили на прекрасные грезы.
С какой стороны ни взгляни, начало поездки было приятным, и в Жун Цзиньчжэне росла уверенность, что путь будет легким и беззаботным.
В отличие от прошлого раза.
3
В отличие от прошлого раза, дорога заняла два дня и три ночи, а не три дня, две ночи. День и две ночи уже прошли, второй день тоже был на исходе. Почти все время Жун Цзиньчжэнь то спал, то читал новые книги. Он явно избавился от недобрых предчувствий – здоровый сон и чтение служили лучшим тому доказательством. Как мы знаем, обратный путь обладал одним преимуществом: им удалось купить места в спальном купе, и теперь они спрятались в своем личном «спичечном коробке», отгороженном от внешнего мира и потому безопасном пространстве. Жун Цзиньчжэнь был доволен и рад.
Безусловно, самое сильное, самое главное стремление робкого, чувствительного и притом холодного человека – отделиться от других. В 701-м Жун Цзиньчжэнь молчанием и одиночеством, которые для кого-то были бы невыносимы, старался как можно дальше отстраниться от «мирской жизни», чтобы держаться поодаль от окружающих, оставаться в стороне от толпы. В некотором смысле желание обособиться было одной из причин, по которым он великодушно мирился с Шахматным Идиотом. Другими словами, компания Шахматного Идиота как нельзя лучше оберегала его от общения с другими людьми. У него не было друзей и никто не считал его своим другом; его уважали, им восхищались, но никто не пытался с ним сблизиться. Он был сам по себе (позже, когда со временем пропала строгая необходимость держать работу Шахматного Идиота в тайне, больного увезли из 701-го), про него говорили, что он не меняется, оставаясь холодно-равнодушным, ведя одинокую, безрадостную жизнь. Впрочем, самого его подобная жизнь ничуть не удручала – лучше так, чем терпеть людские привычки и нравы. Поэтому ему не нравилось звание главы подразделения, да и звание супруга тоже…
[Далее со слов директора Чжэна]
