Роман с президентом - Вячеслав Костиков

Настоящий «промптер» появился у Ельцина уже в ходе предвыборной кампании 1996 года. Каково его происхождение, я не знаю.

В Верховном Совете отслеживали действия президента чуть ли не по минутам. В Администрации президента имелось, к сожалению, немало скрытых противников Ельцина, и утечка информации из президентских структур шла непрерывно. Пресс-служба еще только готовилась к записи Обращения президента, назначенной на 17 часов, а журналисты, работавшие в Верховном Совете, уже сообщили мне о том, что в 17.30 Р. Хасбулатов созывает Президиум Верховного Совета, на который вызвал начальника Генерального штаба.

Организационная суета, волнения, связанные с поступающей извне информацией, озабоченность ходом записи обращения президента не дали мне возможности оценить силу политического взрыва, заложенного в Указе № 1400. Как и все участники записи, я испытывал лишь необыкновенное волнение. По-настоящему понять суть происшедшего я смог лишь в восемь часов вечера, когда запись обращения пошла в эфир.

А в 23 часа в Белом доме, где заседал Верховный Совет, были отключены все линии правительственной связи. Это было тоже частью войны слов.

С этого дня и вплоть до драматических событий 3–4 октября пресс-служба президента вела беспрецедентную по остроте словесную, а точнее сказать психологическую, борьбу с Верховным Советом. При этом ни от президента, ни от кого бы то ни было не исходило никаких указаний или ориентировок. Президент был слишком занят реализацией и защитой своего Указа № 1400, а потом и усмирением бунта Верховного Совета. Ему было, что называется, не до нас. Пресс-секретарь вынужден был действовать, опираясь исключительно на собственное понимание ситуации. Думаю, что работа пресс-службы в эти дни и недели была достаточно эффективной. И, видимо, не случайно пресс-службу президента по совокупности результатов и в самом Кремле и за его стенами часто называли «силовой структурой». В этом была немалая доля истины. Мы и в самом деле чувствовали себя штабом информационной войны против коммунистического Верховного Совета.

Не удивительно, что, когда уже после подавления путча руководитель Администрации президента С. А. Филатов показал мне обнаруженный в кабинете А. Руцкого указ от 3 октября 1993 года об интернировании, а фактически об уничтожении ряда высших государственных лиц, я нашел в списке и свою фамилию (Черномырдин, Филатов, Лужков, Чубайс, Козырев, Шумейко, Коржаков, Барсуков, Костиков, Полторанин… — всего 19 человек).

В час ночи, то есть уже 22 сентября, А. Руцкой провозгласил себя президентом России и принял присягу. Все это было похоже на комедию в пустом театре. Ни Россия, ни мир не приняли этого спектакля всерьез. Мы продолжали работать в Кремле как обычно.

В середине дня М. Н. Полторанин и я провели встречу с большой группой российских и иностранных журналистов в Доме прессы на Пушкинской улице. У нас было две цели. Во-первых, рассказать журналистам о том, что импичмент Ельцину является незаконным и президент твердо держит власть в руках. И во-вторых, — воспользоваться очередной ошибкой Верховного Совета, который в этот же день принял закон, предусматривающий смертную казнь за действия, направленные на насильственное свержение конституционного строя. Этот закон, подписанный А. Руцким, был рассчитан на то, чтобы запугать сторонников Ельцина, и прежде всего военных. Закон, получивший с легкой руки журналистов название «расстрельный», был с негодованием встречен в обществе и еще больше подорвал и без того шаткий авторитет Руцкого.

«Подобное законотворчество обнажает истинную сущность руководства Верховного Совета. Оно фактически подтвердило свою готовность развязать в России политический террор. Можно предвидеть, к каким кровавым последствиям мог бы привести приход к власти кучки изолированных от народа деятелей, пытающихся низложить законно избранного президента», — говорилось в заявлении пресс-секретаря, выпущенном в этот же день.

Два главных лидера октябрьского мятежа — Руцкой и Хасбулатов действительно оказались в политической изоляции.

Важно было дополнить ее и изоляцией информационной.

Оппозиционеры, конечно же, понимали важность доступа к средствам массовой информации и предпринимали все меры, в том числе и самые отчаянные, чтобы овладеть ими. Они, видимо, хорошо помнили, что именно захват большевиками в октябре 1917 года почты, телеграфа и телефона в Петрограде в значительной мере обеспечил им победу.

В этот же день, 22 сентября, председатель парламентского Комитета по средствам массовой информации Владимир Лисин сделал попытку прорваться в «Останкино» и реализовать Постановление Верховного Совета о смещении с должности председателя телерадиовещательной кампании Вячеслава Брагина, На его место они хотели посадить Валентина Лазуткина. Я не знаю, были ли у них основания рассчитывать на сотрудничество этого человека, вели ли они с ним предварительные консультации. Но В. Лисина на телестудию не пустили.

Борьба за обладание эфиром и линиями связи в эти дни была одной из главных. В период с 22 сентября по 4 октября Руцкой и Хасбулатов подписали более тридцати указов и постановлений, в том числе и кадровых. Ими назначались и смещались силовые министры, подписывались обращения и приказы к командующим сухопутными войсками, Военно-Воздушными Силами, Военно-Морским Флотом. 22 сентября, уверенные в своей победе, Руцкой и Хасбулатов отдают приказы командующим родами войск, военных округов, командирам соединений и частей. «Вам надлежит незамедлительно предпринять исчерпывающие меры в связи с антиконституционным указом Б. Н. Ельцина. Об исполнении телеграфируйте». Они уже говорили как хозяева России. Только за два дня, 22 и 23 сентября, в войска поступило около сорока директивных документов за подписью Руцкого, Ачалова, Терехова, Уражцева. Кстати, непонятно, каким образом эти приказы поступали в войска, если армейские линии связи контролировались людьми Грачева. Часть этих приказов касалась направления в Москву войск для защиты Белого дома. К счастью, они не исполнялись. Но каково было командирам, получавшим такие приказы!

Не трудно себе представить, какое впечатление все эти приказы и документы произвели бы на население, если бы представителям Хасбулатова и Руцкого удалось выйти в эфир. Меня до сих пор удивляет беспечность (беспечность ли?) силовых структур, которые не приняли сколько-нибудь серьезных мер по защите телевидения. Ведь штурм телерадиокомпании «Останкино» сторонниками Хасбулатова-Руцкого чуть было не увенчался успехом. Да и Российская телекомпания, возглавлявшаяся тогда Олегом Попцовым, оказалась в очень трудном положении. Даже попытка вооруженного захвата боевиками оппозиции узла связи Министерства обороны на Ленинградском проспекте не насторожила «силовиков» и ничему их не научила. Важнейшие информационные объекты страны — ТАСС, АПН, телевизионные и радиостанции, по существу, не были защищены.

Огромную роль в борьбе Ельцина в октябре 1993 года сыграли журналисты и руководители большинства СМИ. Они решительно отказались сотрудничать с Верховным Советом и самопровозглашенным президентом Руцким. Важное психологическое значение имело Заявление Генеральной дирекции Российской телевизионной и радиовещательной компании (ВГТРК) в поддержку Указа Б. Н. Ельцина «О поэтапной конституционной реформе».

Руководство Верховного Совета остро чувствовало опасность информационной блокады. Через два дня после начала противостояния, 23 сентября, на ночном заседании 10-го (чрезвычайного) Съезда народных депутатов один из самых рьяных тогдашних противников президента, депутат от Кемеровской области Аман Тулеев заявляя с трибуны: «Промедление смерти подобно… Я вот не понимаю, неужели ни один полк нас не поддерживает?.. Мы блокированы! Вы же видите: средства массовой информации вновь оболванивают россиян. Средств массовой информации, действующих в нашу пользу, нет!..»

Это было начало паники.

Отказ средств массовой информации сотрудничать с Верховным Советом и съездом выявили главное: неприятие населением самой идеи возвращения назад — в «светлое царство социализма». Таяла на глазах иллюзия лидеров оппозиции, что стоит начать драку в Москве — и огромные массы трудящихся поднимутся по всей России на защиту Советов.

Это сказалось и на настроении депутатов. Они быстро трезвели. Депутат Б. В. Тарасов из Самарской области в своем выступлении с трибуны съезда говорил:

«Я скажу тем, кто нас убеждал все время в наличии громадных марширующих колонн, только ждущих сигнала, что их ожидания оказались напрасными, построенными на песке. Да, огромное недовольство народа пока выражается в демонстрации здесь относительно героически настроенной, но небольшой части народа». (За героев, похоже, депутаты принимали себя.)