Новая царица гарема - Георг Борн

Раны, по-видимому, зажили, недоставало только кисти левой руки. Сирра была еще проворнее прежнего! В ней не осталось и следа слабости; даже прежде она не могла бы с такой силой и проворством прыгать по обгорелым балкам, как она это делала теперь, хотя у нее и не хватало одной руки. Впрочем, едва ли можно было заметить это. Черный Карлик владела правой рукой и остатком левой так искусно, что, казалось, вовсе не нуждалась в последней.

Серп луны взошел уже на небо, и при тусклом свете ее можно было ясно видеть и наблюдать за Сиррой. Убедившись, что кругом тихо и пусто, она, как летучие мыши и другие ночные животные, оставила погоревшее место и, крадясь вдоль домов, достигла открытого места. Тут стояло несколько человек, поэтому она спряталась за стенкой выступа, села на корточки и походила теперь на кучу старого темного тряпья. Когда все ушли, поспешила через пустые улицы и дошла до берега. Здесь стояло бесчисленное множество каиков. Не думая ни минуты, она вскочила в одну из лодок, оттолкнула ее от берега, предварительно отвязав цепь от железного кольца, и начала грести одной рукой по направлению Галаты. На воде в эту темную ночь было так же пусто и тихо, как и на улицах.

С удивительной силой и ловкостью Сирра направила каик к берегу Галаты, привязала его здесь и вышла из лодки. Она, без сомнения, хотела в доме своей матери справиться о Реции и Саладине. Она надеялась, что они находились еще там. Если же их там не было, то она решилась идти дальше, чтобы отыскать их. Теперь, возвращенная к жизни, она должна была, в свою очередь, употребить все усилия, чтобы спасти Рецию. Эта цель наполняла ее душу, одно это желание воодушевляло ее… В сердце этого несчастного существа не было места другой любви, кроме любви к Реции и принцу – к своей матери Кадидже она уже более не чувствовала привязанности. Прежде, несмотря на притеснения, она старалась сохранить к ней доверие и любовь, но последние доказательства ее неестественной жестокости и свирепости заглушили остатки детской любви в сердце этого несчастного создания. Более, чем от ран, страдала она от этой внутренней скорби. Как часто Черная Сирра проводила целые ночи в тайных слезах на жалкой постели в доме старой Кадиджи! Как часто мать ее обращалась с ней бесчеловечным образом! Сколько раз несчастное существо желало себе смерти, когда мать ее, Кадиджа, оскорбляла и мучила ее! Ведь она была все-таки кровное дитя старой ворожеи и не была виновата в том, что родилась таким уродом.

Сирра шла под защитой ночи по берегу, пока не достигла места, где стоял дом старой Кадиджи. Она подошла к двери и тронула за ручку, дверь открылась – она не была заперта. Это было удивительно в такой ночной час! Старой Кадиджи, казалось, не было еще дома. Сирра вошла в темный коридор и заперла за собой дверь на замок.

Несчастному созданию стало больно и как-то особенно грустно, так что с минуту она простояла неподвижно – она была в родительском доме! Но как оставила она его? Она знала все, что случилось. Оцепенение, обессилившее ее тело, не произвело никакого действия на слух. В то время, как она не могла шевельнуть ни одним членом, она была в состоянии слышать. И какие мучения вынесла она именно от этого, она слышала и знала, что ее похоронили заживо, чтобы только наконец избавиться от нее, и в то же время не могла ни двигаться, ни обнаружить какого-нибудь признака жизни. Все это прошло теперь – она жива, она была спасена чудом, которого она не могла себе объяснить.

В доме царила гробовая тишина. Сирра прокралась до двери той комнаты, где были заключены Реция и Саладин.

– Реция! – сказала она тихим голосом. – Здесь ли ты еще? Это Сирра зовет тебя.

Ответа не было.

– Реция! – закричала она громче.

По-прежнему было тихо.

В эту минуту послышались приближающиеся с улицы к дому шаги. Быстро толкнула она дверь, которая также оказалась незапертой, – Реции и Саладина там больше не было. Тогда Сирра решилась идти искать их. Но в ту самую минуту, когда она хотела схватиться за ручку двери, последняя была уже отворена снаружи.

Старая Кадиджа возвращалась домой немного навеселе. У нее был с собой маленький фонарь, так как она не любила ходить в потемках. Черная Сирра спряталась в углу за дверью – случайно находилась она на том же месте, куда старая Кадиджа бросила тогда ее якобы умершую.

Старуха, в весьма веселом расположении духа, разговаривая сама с собой вполголоса, как только вошла в дом, снова заперла дверь, но едва захлопнула она ее, как при слабом мерцании фонаря заметила умершую, давно похороненную Сирру. Глаза ее стали будто стеклянные, члены тряслись как в лихорадке, и ужас ее был так велик, что она не могла сойти с места.

Сирра не шевелилась, но глядела на мать взглядом, исполненным скорби и укора.

– Это ты, – произнесла наконец Кадиджа с трудом и отрывисто, – ты пришла снова получить свою руку, я знала это наперед. – При этих словах Сирра невольно подняла высоко, как бы с немым укором, остаток руки.

Старая гадалка отшатнулась.

– Ты получишь ее, не я взяла ее у тебя! – вскричала она хриплым, дрожащим голосом. – Не я, Лаццаро принес ее мне!

– Я знаю все! – отвечала Черная Сирра, и голос ее звучал скорбно и укоризненно.

– Ты знаешь все! – заикаясь, вскричала Кадиджа. – Твоя рука висит там, под нашей лодкой, в воде!

Страх старой гадалки был так велик, что Сирра испугалась за ее жизнь, и, не желая быть причиной ее смерти, отворила дверь, вышла на улицу и снова затворила дверь за собою. Теперь только старая Кадиджа вздохнула свободно – призрак удалился. Быстро затворила она дверь и, шатаясь, пошла в свою комнату и заперлась там. Сирра же вернулась к воде, вошла сначала в старую лодку своей матери, нашла там тонкую бечевку, концы которой были в воде, и привязала к ней свою руку и камень. Она опустила то и другое вместе с веревкой в воду и направилась к каику, в котором приехала, чтобы ехать назад, к Скутари.

Ночь уже клонилась к концу, когда она достигла боль-верка и снова привязала лодку на прежнем месте. Выйдя из лодки, она пошла по дороге к развалинам Кадри.

Сирра знала эти развалины. Она однажды из любопытства ходила туда и, незамеченная, осмотрела стены. Подобные места очень нравились бедной уродливой Сирре, так как в них удобно было прятаться, это было убежище, вроде стенных нор маленьких сов и ночных птиц. Чем пустыннее было место, тем больше интереса имело оно для Сирры.

При сероватом утреннем полусвете добралась она до развалин. Дервиши спали. Даже старый привратник, растянувшись, лежал у ворот. Ему сладко грезилось его последнее путешествие в святой город и священные места, которые он посетил. Сирра прокралась мимо него и скоро достигла той стороны обширных развалин, где длинный коридор вел в чертоги Смерти. И тут она, казалось, была знакома с местностью, так как скоро нашла вход и затем тихо пошла по мрачному широкому коридору со сводами. Шум ее шагов по песку мог выдать ее, но ничего нельзя было видеть в непроницаемой темноте этого коридора, и она, крадучись, продвигалась далее, ощупывая стену правой рукой.