Наследник Седьмой Марки - Виталий Сергеевич Останин

характерной фамилией Разумных, забрал у жандармов отчет и весь набор вещественных улик с места преступления и приступил к допросу. Умело поставленными вопросами он довольно быстро выбил землю из-под ног мальчишки, но тут откуда ни возьмись появился седовласый усач и ткнул в нос инквизитору предписание от Седьмого Отделения.

— Что происходит? — холодно осведомился Олег Твердых, когда они с напарником покинули «допросную» и обосновались в соседнем с ней кабинете. — Это не юрисдикция Седьмого Отделения. Подозреваемый — марочный барон. Вы влезли на чужую землю, господин…

— Микоша, — соизволил наконец представиться человек из «семерки». — Найден Микоша, старший инквизитор по особо важным делам. — Что до «чужой земли», инквизитор Твердых, то вы ошибаетесь. Одним из свидетелей и, возможно, подозреваемых в деле, которое вы считаете своим, является наследник рода Олельковичей. Которые, в свою очередь, считаются вторыми кандидатами на престол Великого Княжества Литовского. Если вы понимаете, о чем я.

Твердых понимал. Очень хорошо понимал. Удивительно, но с этой стороны он происшествие не рассматривал, однако, после того как Макоша об этом сказал… Конечно! Вот почему «семерка» прилетела на банальное убийство! Политика!

В последние годы в империи усилился лагерь так называемых «умеренных реформаторов». Которые, в отличие от своих радикально настроенных коллег, не предлагали сместить императора, а земли огромного государства раздать исконным хозяевам. Они «всего лишь» выступали за снижение роли столицы в общественном и политическом значении, а также продвигали идею так называемой федерализации. То есть усиления роли доменов, ранее бывших самостоятельными государствами.

Двадцать лет назад над таким бы только посмеялись. Собственно, отец Олега Твердых и смеялся. Однако сегодня он бы этого не сделал. Имперский Сенат пока отклонил предложение «мягких реформаторов», но с таким незначительным перевесом голосов, что даже далекому от политики человеку стало бы ясно — в следующем чтении предложение примут.

Что означало очень простую вещь — древние дворянские дома, такие, как Олельковичи, станут не просто богатыми и влиятельными. На «своих» землях они сделаются практически неотличимыми от королей прошлого. Кем их предки и являлись.

В свете этого инквизитору из «четверки» было ясно, зачем на его дело прибыл коллега из «семерки». Консервативный блок в Сенате по-прежнему имел большинство и всеми силами стремился не допустить усиления «реформаторов». Ради этого они готовы были пойти на все что угодно. Даже на очернение имени одного из лидеров старого дворянства.

Олег Твердых почувствовал, что угодил между молотом и наковальней. Обязательства, которые он принял от Олельковича, грозили стать железной плитой, на которую он положил свою буйную голову, а Найден Микоша — бойком, который ее расплющит.

— Марочными баронами занимается Четвертый отдел, — уже понимая, что нужно отступить, Твердых намеревался сделать это с боем. Чтобы потом никто не сказал, что он не пытался, да вот только сил не хватило.

— Безусловно, — отозвался Микоша. — А угрозами трону — Седьмой. Вы видите здесь конфликт интересов, инквизитор?

Еще бы он его не видел! Попробуй сейчас пойти против этого хлыща, как мигом превратишься в изменника! А то и в агента османов — «семерки» действовали наверняка и тех, кто им мешал, топили так, чтобы они уже никогда не смогли всплыть. Но сразу сдаваться тоже было нельзя.

— Думаю, мое и ваше начальство, старший инквизитор, не будет против внутриведомственной…

— Нет, — не дал ему закончить Микоша. — Никакого сотрудничества. Никакого обмена информацией. Я просто забираю дело, вы просто забываете о нем. Так все останутся на своих местах и никто, кроме виновных, не пострадает.

— Мне послышалась в ваших словах угроза…

— Не послышалась.

— Знаете что!..

— Твердых. Заканчивайте балаган. На дворе ночь, все устали и хотят спать. Мне это не грозит, вам — еще светит. Мы оба понимаем, что дело вы отдадите, даже несмотря на то, что обещали Сигизмунду Олельковичу освободить от подозрений его наследника. В другой ситуации у вас бы получилось. Но не сегодня. Сейчас вам нужно отойти в сторону и по возможности забыть о том, что произошло за этими дверьми. Не стоит губить свою карьеру, Олег.

Последняя фраза Микошы была почти человеческой. В ней слушалось участие опытного аппаратчика, который знал, что система способна перемолоть кого угодно, и предлагал собеседнику не убеждаться в этом лично. Она-то и остановила все возражения инквизитора Четвертого Отдела Олега Твердых, которые уже были готовы сорваться с его языка.

— Проклятые Герцоги! — пробормотал он. — Забирайте своих подозреваемых!

— Вы умный человек! — похвалил его сотрудник «семерки». — И приняли правильное решение. А вот поминать Высших все же не стоит. Даже в сердцах. Особенно в сердцах.

Глава 14. Опекун

— Нам пора.

Богдан Коваль появился в дверях спустя двадцать минут. В руках у него была тонкая папка для документов, а за спиной маячило кислое лицо инквизитора из «четверки».

Его напарник, как там его фамилия была — Разумных? — остававшийся в кабинете вместе с Яном, недоуменно смотрел на купца, вздумавшего распоряжаться в их законной вотчине.

Ян неуверенно поднялся и сделал шаг в направлении выхода. Никто его не остановил. Тогда он дошел до двери и встал рядом с дядей.

— Всего доброго, господа. Благодарю вас за помощь.

Коваль был чрезмерно вежлив. Как вельможа, получивший то, что было ему нужно, но не так быстро, как хотелось бы, и демонстрирующий теперь безупречными манерами свое недовольство.

Твердых за его спиной кивнул, хотя дядя этого жеста видеть не мог. Разумных, остававшийся на страже задержанного барона, вытаращил глаза.

— Что проис…

— Молчи. Я все объясню, — старший инквизитор «четверки» прервал напарника.

— Но…

— Послушайте вашего коллегу, — посоветовал Коваль без выражения. Подхватил Яна по руку и буквально выволок его из кабинета.

В молчании они прошли через весь жандармский участок. Только оказавшись на улице, юноша не выдержал и задал терзавший его вопрос:

— Ты дал взятку?

Иных способов, к которым мог прибегнуть Коваль, чтобы вызволить его из цепких лап Четвертого Отделения, он не видел.

— Поговорим дома, — отрезал дядя. Уселся в коляску, велел Данаю трогать и более за всю дорогу не проронил не слова.