Очерки советской экономической политики в 1965–1989 годах. Том 2 - Николай Александрович Митрохин

ВАЗ, который также начал строиться в 1966 году, в 1970-м начал выпускать продукцию, а к 1972 году уже вышел на полную мощность («Атоммаш» к тому моменту еще не был полностью спроектирован).

В июле 1983 года крупная авария при строительстве — разрушение несущей стены одного из основных корпусов из-за провала грунта — стоила поста заместителю председателя Совета министров СССР Игнатию Новикову. Как выяснилось в том же году, за 14 лет строительства проектировщики и строители не провели даже надлежащих геолого-разведочных работ, которые должны были помимо геологии места учесть факт нахождения будущего города на берегу крупного водохранилища. В результате трещины появились в фундаментах новопостроенных цехов и в возведенных для жителей многоэтажных домах, откуда пришлось срочно отселять людей[520].

Через десять лет после начала реального производства «Атоммаш» встал перед проблемой падения числа заказов на собственно продукцию для атомных станций, что было связано с выходом из моды атомных электростанций после аварии на Чернобыльской АЭС. В 2000-е годы 80 % продукции предприятия приходилось на нефтедобывающую и нефтехимическую отрасли и только 10 % — на атомную энергетику.

Затянувшееся строительство «Атоммаша» сильно повлияло на всю программу строительства атомных электростанций. За 1976–1980 годы должно было быть изготовлено оборудование для мощностей в 5–6 млн киловатт, однако реально было произведено только для 3 млн. Впрочем, провал был и с планами строительства самих корпусов электростанций[521]. Очевидно, что создание в 1975 году Министерства энергетического машиностроения было запоздалой попыткой улучшить ситуацию за счет консолидации управленческих ресурсов. Однако уже 11 февраля 1976 года Непорожний на заседании Президиума Совмина СССР заявлял «о неготовности страны к развитию ядерной энергетики, что осложняет топливно-энергетический баланс» по причине недопоставок основного оборудования, его низкого качества и постоянных крупных задержек (особенно для Чернобыльской АЭС)[522]. Несмотря на постоянный присмотр главы правительства за этой отраслью и при условии имевшегося устойчивого и значительного финансирования, до начала 1980-х годов дело двигалось совершенно не теми темпами, которые были необходимы[523].

За развитие отрасли в целом отвечал Межведомственный технический совет по атомным электростанциям, созданный 28 февраля 1978 года под эгидой Министерства среднего машиностроения, где председательствовал президент Академии наук СССР Анатолий Александров, соразработчик и куратор обоих основных типов реакторов[524]. В заседаниях комиссии участвовали все министры, причастные к данной проблематике[525]. В самом Минэнерго ее работу поддерживала специальная постоянно действующая комиссия по атомной энергетике, которая получала данные от Главного вычислительного центра Минэнерго, контролирующего сроки поставок оборудования и проведения работ на АЭС[526].

Значение контроля за строительством и эксплуатацией АЭС постепенно было признано и на уровне ЦК КПСС. Если до 1977 года в аппарате ЦК КПСС только один человек — инструктор Владимир Марьин из сектора энергетики Отдела машиностроения — занимался данной темой (он был до прихода в ЦК главным инженером треста, строившего Нововоронежскую АЭС), то на фоне ощутимого провала в отрасли в 1978 году был создан целый сектор по атомной энергетике[527]. В 1983 году сектор со всеми сотрудниками был переведен в состав Отдела тяжелой промышленности[528].

Перегруппировка системы управления в 1975–1977 годах подействовала благотворно. С вводом первых очередей «Атоммаша» темпы строительства новых атомных электростанций возросли в соответствии с постановлением Совета министров СССР № 48 от 21 января 1982 года «О дополнительных мерах по обеспечению строительства и ввода в действие атомных электростанций в 1982–1985 годах». Новые мощности на АЭС достигли 2 млн кВт в 1982 году, 2,7 млн кВт в 1983-м, 4,2 млн кВт в 1984-м и 4 млн кВт в 1985-м[529]. В дальнейшем Минэнерго планировало увеличение темпов ввода, но Чернобыль, а затем и перестройка внесли свои коррективы.

Взрыв в Чернобыле был во многом предопределен той судорожной обстановкой, которая сложилась вокруг вопроса ускоренного введения мощностей атомной энергетики и лоббизма отдельных институций.

Заведующий сектором атомной энергетики ЦК КПСС Владимир Марьин развернуто и с массой технических подробностей рассказал в интервью историю появления реактора РБМК-1000, который взорвался в Чернобыле.

Реактор, по сути, был клоном промышленного реактора по наработке оружейного плутония. Его разработал коллектив московского института НИКИЭТ во главе с Николаем Доллежалем и активно лоббировали структуры Минсредмаша во главе с Ефимом Славским и научным куратором проекта академиком Анатолием Александровым, главой Курчатовского института. Выпускал реактор упоминавшийся выше ленинградский завод «Большевик».

Достоинства реактора состояли в том, что он позволял перерабатывать тепловые элементы, оставшиеся от более мощного и защищенного энергетического реактора типа ВВЭР, то есть работал на уране меньшей степени концентрации. Его было проще заряжать новыми теплоэлементами, просто вставляя их сверху, в отличие от ВВЭР, который нуждался в полной разборке. И он был дешевле в изготовлении, потому что для него не надо было делать такую мощную защиту, как для ВВЭР.

Список его недостатков был куда больше — в первую очередь его нельзя было ремонтировать и проверять с разных сторон, особенно снизу, в нем были огромные проблемы с контролем каналов, в которых происходил процесс выделения тепла и подачи воды, и с их блокировкой в случае начала непредсказуемой реакции. Первоначальные варианты реактора имели явно недостаточно механизмов защиты от возникновения неконтролируемой реакции. И, наконец, со второго реактора Минсредмаш передал контроль над его производством Минэнерго, а там не могли качественно повторить все технологические приемы (варку, пайку, опрессовку и т. п), которые делались на промышленных (плутониевых) реакторах. Ошибка авторов реактора, по мнению Марьина, состояла и в замене металла для изготовления трубок канала. Они оказались существенно более подвержены коррозии под давлением, что выяснилось, когда реакторы после нескольких лет работы и аварий начали разбирать в 1982–1983 годах. А главное, после запуска реактора в силу его конструктивных недостатков нельзя было проверить, как в нем обстоят дела. Другие специалисты тоже подтверждают, что вопрос небезопасности РМБК неоднократно поднимался. Особенно в этом отличались конкуренты — создатели блоков с ВВЭР из «Теплоэнергопроекта», жестко критиковавшие РМБК. Но политические и хозяйственные руководители страны, соглашаясь выслушивать их аргументы, считали их прежде всего отражением конфликта лоббистов Минэнерго и Минсредмаша[530].

Апробацию РМБК должен был проходить на Ленинградской АЭС в Сосновом Бору (ЛАЭС). Предполагалось, что он после запуска в 1973 году проработает два года без сбоев, после чего будут построены еще два блока, они тоже проработают два года без сбоев, и только потом реакторы пойдут в серийное производство. Однако гонка за производственными мощностями, проблемы с «Атоммашем» и давление тандема Славского и Александрова, перед которым пасовал даже секретарь ЦК КПСС Владимир Долгих, курировавший энергетику, заставила запустить процесс изготовления