Сильная. Желанная. Ничья - Елена Левашова

скрывает темных кругов под глазами, а короткое платье свободного кроя — угловатой фигуры. Она держится молодцом — при виде меня приосанивается и вскидывает подбородок, заправляет за уши высветленную прядь.

— Здравствуй, Стелла. Какими судьбами? — бросаю сухо и перевожу взгляд на притихшую Региночку. Впервые ее взгляд выражает что-то, отдаленно напоминающее солидарность. — Привет, Регина.

— А я разве не могу прийти к отцу моего ребенка? — хищно улыбается она.

— Можешь, конечно. И к ребенку тебе тоже не помешает наведаться, как считаешь? Карина спрашивает о маме, я уже не знаю, что отвечать…

— Я проходила лечение в частной клинике, Тамила. Теперь все хорошо. Скоро я заберу свою дочь домой. — Сдержанно отвечает она, но ее движения выдают беспокойство: Стелла закусывает губы, оглаживает лоб, заламывает руки.

— Тами? — на звуки голосов появляется Вацлав. Свежий, улыбающийся, он смотрит так, словно раз меня видеть. Лицемер! И лжец! А я наивная дура, если верила, что Стелла провернула аферу с беременностью!

— До свидания, Стелла, — в голосе Ваца звучит неприкрытое раздражение. Очевидно, он испытывает неловкость от моего внезапного появления? Или его так раздражает Стелла?

— Входи скорее, иволга. Какой приятный сюрприз, — Вац запирает дверь изнутри и прижимает меня к груди. Мгновенно попадаю в сладостный кокон из его горячих сильных рук, тёплого мятного дыхания и знакомого запаха… Дура. Какая же я дура! Втягиваю в легкие его аромат… Запах мужчины, сделавшего меня счастливой. Нельзя, нельзя любить врага…

— Я проезжала мимо и увидела машину Стеллы. Что эта крашеная швабра делала у тебя? — складываю на груди руки и отстраняюсь.

— Тами, ты ревнуешь? — Вацлав приподнимает бровь и обольстительно улыбается. — Что-то новенькое, но мне нравится.

— Так что? — не унимаюсь я.

— Приехала позлорадствовать. Порадоваться своей удаче. Один черт знает, как это у нее это вышло, Тами… — Вацлав потирает виски и вымученно вздыхает. Бедненький, так я ему и поверила!

Мне хочется наказать себя. Уколоть побольнее, разодрать зарубцевавшуюся рану и почувствовать чистый концентрат боли. Испить ее до дна, пропустить по телу, словно ток… Я заслужила ее — за глупость и недальновидность, веру в недостойных людей и желание быть счастливой… За любовь, что испытываю к врагу… Внутри поднимается буря из горечи, самоуничижения, непонимания и обиды…

— Иди ко мне, милая, — хрипловато шепчет Вацлав и притягивает меня к груди. — Чего ты разволновалась?

— Нет, не так… — бормочу я и толкаю мужа на диван. — Я хочу… по-другому.

Он улыбается. Принимает мои правила, сверля взглядом, полным страсти. Не знаю, чего я хочу… Возможно, унизить себя, наказать за глупые недостойные чувства. Я не могу — не имею права любить преступника, делить с ним жизнь и постель. Горечь и разочарование рвут меня на части, царапают нутро, как злые монстры. Мне так больно, Господи…

И я делаю себе еще больнее… Сбрасываю диванную подушку на пол и опускаюсь перед мужем на колени. Он часто дышит, когда я стягиваю с него брюки вместе с трусами. Гладит мое лицо, перебирает кудри…

— Милая моя, иволга… Что ты придумала, Тами? Ты меня с ума сведешь, детка…

А я и себя с ума свела! Что я делаю? Ласкаю мужа, как обезумевшая от желания распутница. Вацлав шипит сквозь сжатые зубы и перебирает мои волосы, пока я старательно полирую ртом его плоть. Закрываю глаза, отдавшись чувствам… Делаю ему хорошо, а себе — больно. Он стонет и что-то бессвязно шепчет, подкидывает бедра навстречу моей ласке, а я… прокручиваю в голове воспоминания о наших счастливых днях. Вижу его улыбку, смеющиеся глаза, слышу нежный голос Сонечки. Все мои мечты рассыпаются, как песочный замок… Я ведь хотела посадить розы там, где мы впервые стали близки.

— Господи, детка… Боже мой…

Вацлав отпускает себя — хрипло стонет и зарывается пальцами в мои волосы. Принимаю все, что он мне дает. Утираю рот и пытаюсь подняться, но он тянет меня к груди — взволнованный и счастливый от моего широкого жеста.

— Тами, я люблю тебя, родная. Я… спасибо, у меня слов нет, иволга. Хотя нет, ты не иволга — ты ястребиха. Хищница. Тами, раздевайся, я хочу тебя, детка… Хочу еще.

Карие глаза — блестящие от желания, сильные руки, тяжело вздымающаяся грудь — если он пожелает, может убить меня одним щелчком.

— Мне надо ехать в школу, Вац. У меня урок.

Да уж, оправдание так себе. Судя по глазам мужа, он не верит мне. Качает головой, наблюдая за моими порывистыми жестами — я застегиваю пиджак и поправляю одежду.

— Я не могу отпустить тебя так. Тами, да брось ты… Я тоже хочу сделать тебе хорошо. Любимая моя…

Опьяненный страстью, Вацлав обнимает меня, целует шею, скулы, лоб. Обжигает горячим влажным дыханием кожу, пробуждая мурашки. Они взрываются под кожей, как крошечные угольки. Ложь, все чудовищная ложь… Его слова, поступки и обещания. И сейчас, когда я знаю правду, его объятия вызывают во мне лишь отвращение.

— Мне надо идти. Давай продолжим ночью?

Вацлав нехотя меня отпускает, провожает почти до самого крыльца, повторяет проклятое «люблю» и крепко целует… А я смотрю ему в глаза — в последний раз… Густые брови вразлет, длинные ресницы, карие, как горький шоколад, радужки… Прощай, Вацлав Черниговский! Прощай, привычная и обманчиво спокойная жизнь.

Сажусь в машину и торопливо запускаю двигатель. Что я наделала? Ведь ехала я поговорить, а не ублажать… этого мерзавца! По телу прокатывается крупная дрожь. Чувствую смятение, опасность, недоумение. В голове какая-то каша из мыслей. Пока я размышляю, как поступить — ехать за Сонечкой или в дом, телефон взрывается мелодией…

— Да. Слушаю вас.

— Тами, это я.

— Олег? Почему ты мне звонишь? — разворачиваю экран, чтобы увидеть номер, с которого звонит Нестеров — он скрыт. Неудивительно, узнаю бывшего!

— Тами, приезжай сейчас же в наш дом. Нам надо убираться отсюда. Я уже здесь.

— Я приеду, Олег. Но не для того, чтобы уехать с тобой. Мне нужны деньги и паспорта.

Глава 42

Тамила

Отбрасываю телефон, как