Солдаты афганской войны - Сергей Бояркин

— К ужину на весь личный состав надо написать наградные. Чтобы никого не пропустили! Все проявили себя достойно, храбро, и с честью выполнили свой долг. Так что отметить надо всех без исключений.

Сержанты разошлись по взводам, перепоручив это хлопотное занятие молодым. Еремеев для этого дела специально подозвал меня:

— Пиши наградные на всех в нашем отделении. К вечерней поверке всё должно быть готово!

— Есть! А как их писать?

— А меня это е..ёт? А? Давай строчи, как хочешь, без разницы. И чтоб всё путём было! Ты у нас самый грамотный. В университетах учился — вот и вперёд. И не дай бог, если мне орден не достанется! Ясно?

— Так точно, ясно.

Поначалу пришлось довольно долго пыхтеть, сочиняя первый подходящий текст. Но помаленьку я вошёл во вкус и строчил наградные как на конвейере:

"…рядовой такой-то, при наступлении, пулемётным огнём подавил огневую точку противника и занял выгодный боевой рубеж. Надёжно прикрывал идущих в атаку…"

В действительности все из нашего отделения особых подвигов не совершали — как и я, они лежали в укрытиях, сами не зная где, и только метились из автоматов. Потому, чтобы отделение выглядело более достойно, пришлось положиться на воображение:

"…сержант такой-то с криком: "Ура!" — первым поднялся в атаку и броском гранаты подорвал группу вражеских солдат. В рукопашном бою смело и решительно действовал штык-ножом и прикладом, уничтожив ещё трёх солдат противника…"

В наградной на самого себя я не стал излагать, как без толку пролежал на холодной земле, так никого и не увидев, а с упоением расписал, как ефрейтор Бояркин сдерживал наседающие на нас — стоящих в резерве — вражеские цепи, и как метким огнём принудил противника залечь и отступить. Естественно, что при этом противник понёс значительные потери.

Хоть я и старался уложиться в разумные рамки, но всё равно по моим наградным выходило, что наше отделение уничтожило в ту ночь никак не меньше сорока солдат неприятеля.

Все в роте, кто в тот день писал наградные, строго придерживались одного главного правила: кто отслужил больше — тот и врагов укокошил больше, а кто служил меньше — соответственно и ухлопал врагов поменьше. Вечером сержанты собрали наградные и отнесли ротному, а тот сдал их в штаб. Так как никаких замечаний по ним не поступило, я понял, что абсолютно все эти наградные — сплошная фикция. Из них узнать правду о действительных событиях невозможно.

Караульная служба

Два первых месяца у нас в батальоне ещё не было организовано отдельного караульного помещения, и после смены, кто отстоял на посту, шли отдыхать во взвод. Но случалось и такое: в ночное время, чтобы не прерывать свой здоровый дембельский сон, деды посылали вместо себя на пост молодых. Обычно, загодя предупредив разводящих сержантов, кого следует поднимать на пересмену, деды спокойно дрыхли без перерыва всю ночь напролёт.

В один из вечеров, когда уже прозвучал отбой и я укладывался спать, ко мне подошёл только что вернувшийся с поста Еремеев:

— Бояркин. В два часа пересмена — пойдёшь вместо меня на третий пост. Задача ясна?

— Так точно.

— Ну вот и договорились. Давай, и чтоб без замечаний!

Ночью меня толкнул разводящий:

— Вставай, через десять минут смена!

Я еле продрал заспанные глаза, взял автомат и отправился со сменой на угловую башню. Моим напарником был Черкашин — капрал моего призыва. Черкашин в тот день тоже, хоть и не состоял в карауле, но таким же образом был приставлен вместо Дубаса. Дубас и Еремеев были друзьями одного призыва и они часто стояли на посту вместе. Соответственно сейчас они, растянувшись в постелях, вместе отдыхали, смело доверив свой пост нам.

Стоим с Черкашиным, разговариваем. Когда тема кончалась, думаем, о чём бы поговорить ещё. В это время можно прислушаться к отдалённым перестрелкам, как где-то вдалеке раздаются отдельные выстрелы и автоматные очереди. В ночное время стрельба происходила постоянно и нарушала тишину почти каждые пять минут. Мы так к ней привыкли, что уже на неё не обращали никакого внимания.

Прошло с полчаса. Кругом темно, тихо. Видим: из расположения 6-й роты вышел солдат и идёт прямо к нам. Подойдя поближе и не дожидаясь, пока мы его окликнем, упреждает:

— Свои. Свои. Дело есть!

Мы и без того видим, что идёт свой. Уставной фразой: "Стой! Кто идёт!?" — встречают только проверяющих. А у простого солдата и пароль никто не спрашивает.

Он поднялся по ступенькам к нам на башню. Это был молодой с 6-й роты. Извиняющимся голосом он стал нас просить:

— Понимаете, дело такое. Надо пропустить в город несколько человек с нашей роты. У них там срочное дело есть. Пропустите?

Мы поняли, что если не пропустим, то наверняка потом нам же несдобровать: явно его послали предупредить деды, да и к тому же — какой с нас спрос в случае залёта? — мы-то не в карауле — что случись — пусть Еремеев с Дубасом и отдуваются!

— Пропустим. Жалко, что ли? Пусть себе идут.

Посыльный сразу обрадовался:

— Тогда я пойду, скажу своим, что всё нормально, а потом снова приду. Хорошо?

— Да приходи, раз надо.

Молодой ушёл к себе в роту и через пять минут вернулся к нам. Прошло ещё пять минут и из расположения роты вышло человек восемь с автоматами. Мы видели их сонные, безразличные ко всему лица: ремни болтаются, автоматы несли как попало, один его вообще чуть ли не по земле волок и спал прямо на ходу. Они шли без всякого энтузиазма и без волнения — как на самую обычную работу. Поднявшись к нам наверх, они через окно башни ушли в ночной город. Что они там делали, мы так и не узнали: нас сменили, а группа всё ещё не вернулась со своего дела. А молодой так и остался на башне дожидаться, когда вернутся с вылазки его сослуживцы.

Койки и матрасы

Новое расположение мы обживали постепенно, в течение нескольких месяцев. Первое время, переоборудовав отведённое здание под казарму, мы спали в пустых помещениях, лишь постелив на бетонный пол сложенный вдвое тент от БМД.

Вскоре нам выдали койки и матрасы. Однако эти, казалось бы весьма полезные и удобные принадлежности для сна только омрачили и существенно осложнили мою жизнь. Дело в том, что в той небольшой комнате, в которой располагался наш взвод, не могло уместиться полагающееся количество коек. Ещё днём, как только я увидел, что коек на всех не хватит, я с горечью осознал, что уже вечером возникнут новые проблемы. Так оно и вышло.

После отбоя старослужащие сразу улеглись по отдельным койкам. Свободных мест больше не оставалось. Свет выключили. Немного погодя молодые осторожно полезли размещаться среди фазанов, но те на них рыкали, шипели, а то и норовили двинуть ногой — никто не желал приютить рядом товарища.

Я, даже не пытаясь найти себе место, просто стоял и наблюдал, как тыркаются другие. Минут через десять, после некоторой возни и пререканий, все молодые худо- бедно определились, и во взводе стало тихо. Лежали на втором ярусе плотно: на одной из коек умудрились даже поместиться сразу втроём. Я стоял в одиночестве и в отчаянии уже готов был залезть куда-нибудь под кровать и там заночевать, как в комнату вошёл прапорщик Касьянов:

— Почему не спишь? Быстро в постель!

Я, заметив место, где на двух сдвинутых койках спали по одному, мигом залез туда и пристроился как раз на стыке между ними, на железках.

Тут Касьянов увидел дружную тройку черпаков, слившихся в единое целое и покрытых одним одеялом.

— А это ещё что такое? Вы что тут кучу устроили — кровать же проломите! Вон, другие по одному лежат! А ну быстро рассредоточиться! — скомандовал Касьянов.

Милая идиллия была нарушена. Одному из этой троицы пришлось покинуть своих товарищей и, немного потыкавшись, он с трудом прибился к новому месту.

Кроме обидной нехватки свободных спальных мест, появление коек принесло и мне, и другим молодым массу дополнительных хлопот. Теперь, когда дед поднимался с койки, молодому полагалось сразу поправлять помятую постель и набивать подушку. Кроме того, от двойных перегрузок койки часто ломались, и их постоянно приходилось чинить: подгибать и сцеплять разболтавшиеся металлические скобы.

И всё-таки самые большие неприятности принесли не сами койки, а мягкие ватные матрасы: из афганских матрасов в нашу одежду проник почти невидимый враг — афганские вши. Там — в складках наших тельников и хэбэ, вдоль швов наших трусов — они нашли свой новый приют. Здесь они и питались и размножались, донимая нас в течение всей службы. Как начнут кусаться — зудит так, что раздираешь кожу чуть не до крови, а если стоишь в строю — так даже и почесать нельзя — только и остаётся скрипеть зубами, да цедить проклятья.

Особенно вши распоясывались в зимнее время, когда их защищал толстый слой одежды, под которым они чувствовали себя в полной безопасности. Как только с этими зловредными насекомыми ни боролись: и подвергали термообработке всю одежду и постельные принадлежности, некоторые даже стирали своё хэбэ в бензине — ничего не помогало. Вши были на редкость живучими тварями. Они быстро возвращали оставленные рубежи и восстанавливали свою прежнюю численность. Наши временные успехи так никогда и не увенчались окончательной победой. И смирившись с мыслью о неизбежном совместном проживании, каждый стал воевать со своей популяцией паразитов самостоятельно, тщательно осматривая одежду и, выискав затаившихся бестий, безжалостно давил их ногтями.