Солдаты афганской войны - Сергей Бояркин

Предлогом для первого шмона послужило исчезновение с рабочего стола Бабрака золотых письменных принадлежностей: ручки, промокательного катка и ещё чего-то. Когда пропажа обнаружилась, зашерстили весь батальон.

Построив личный состав, замполит батальона мрачно произнёс:

— Опять у нас случилось происшествие. Кто-то ночью проник в рабочий кабинет главы государства и спёр там со стола письменные принадлежности… Мы сюда прибыли, чтобы помочь афганскому народу строить новую жизнь, а что получается?.. А если Бабрак будет жаловаться нашему правительству?.. Представьте только — сам Брежнев узнает, что наши десантники стащили промокашку со стола Бабрака! Позор!.. И ведь это не просто какой-то один единственный случай. Что ни день, то жалобы — то одно исчезнет, то другое. Ещё вчера что- то было — сегодня уже нет! Вы что здесь себе позволяете? A-а?.. Мы точно знаем, что многие ухитрились набрать себе всякого барахла и тут, да и там — ещё в Кабуле. Вы позорите честь советского солдата! С этим надо кончать! Хватит! Я предлагаю всем добровольно сдать всё похищенное. Сразу предупреждаю, кто отдаст сам — тому ничего не будет, а у кого обнаружим потом — те по всей строгости пойдут под трибунал!

Для сбора трофеев перед строем, прямо на земле, было расстелено несколько белых простыней.

— Все, у кого что есть, выйти из строя! Вещи выкладывать на простыни! Повторяю, кто отдаст сам — тому ничего не будет. А если у кого найдём — пеняйте на себя!

В строю началось слабое шевеление. После некоторых размышлений из строя стали выходить угрюмого вида гвардейцы и выкладывать на простыни всякую мелочь. У меня ничего не было, и я был спокоен. Мне вообще всё это было глубоко безразлично: солдатских дел хватало по самые ноздри, тут не до вещей. Однако к моему крайнему удивлению, многие другие, а точнее — почти половина личного состава — думали совсем иначе, и голова у них в первую очередь была озабочена именно тем, как бы что- нибудь где стащить. Кое-кто не стесняясь говорил прямо, что только сейчас, в это смутное время, время всеобщего хаоса, когда ещё ничто не определено, можно неплохо поживиться. А пройдёт неделя-другая — всё утрясётся, уляжется, новая власть укрепится и такая возможность уйдёт навсегда. Они это поняли сразу — ещё во время кабульского переворота — и помимо взятия запланированных объектов, успевали ещё и "заглянуть" в ближайшие магазины. Один из наших позже рассказал, как они втроём для "взятия" одного ювелирного заведения отправились с линии огня прямо на БМД, чтобы своротить металлическую решётку и витрину, отделяющие их от сокровищ. Набив карманы золотыми изделиями и прочими ценностями, уже через несколько минут они опять были на передовой — в неразберихе боя никто даже не заметил их недолгого отсутствия.

…- Так, так, — продолжил замполит. — Неплохо, неплохо, что и говорить… Батальон! Раздевайтесь до трусов и отходите назад!

Мы разделись и отошли от своих вещей. Начался доскональный шмон. Одни офицеры просматривали оставленные нами одежду, подсумки, аптечки, а другие в это же время исследовали БМДшки, шарили там по всем потаённым местам, раскручивали различные приборы и даже фары. Обнаруженные вещи складывали в общую кучу на простынь. Получился неплохой улов. Здесь грудились разнообразные безделушки, одежда, джинсы, валюта и множество всякой всячины. Закончив с обыском, дали команду одеться и разойтись.

С этого раза шмоны в батальоне стали проводиться регулярно, чуть ли не через день. Вначале нам объявляли:

— Через час уезжаем! Всем приготовиться к отъезду. Вольно! Разойдись!

У кого были заначки, те быстрее неслись вырывать свои вещи из тайников. А это время специально для того и давалось, чтобы каждый успел прихватить припрятанные шмотки с собой. И тут же командовали:

— Рота, строиться! Раздевайсь!

Снова тщательный обыск одежды, снаряжения, техники, и снова белые простыни наполнялись всё новыми и новыми трофеями.

С самых первых дней как нас закрепили за Бабраком, наши офицеры наладили тесный контакт с его личными охранниками — КГБшниками (как оказалось позже — бойцами «Альфы») — с виду самыми обычными парнями. И в том виделась материальная выгода для обеих сторон — особисты были полными хозяевами внутри дворца, а наши офицеры — контролировали все подходы к нему.

Как-то раз ночью я, стоя на посту, в общем-то с безразличием наблюдал, как командир моего взвода Дьячук и ротный вместе с двумя КГБшниками таскали из дворца мимо меня большие тюки и укладывали их в чёрную “Волгу”. Мне только показалось странным — почему Хижняк не приказал таскать эти тяжёлые тюки мне. То было единственный раз, чтобы я видел, как ротный что-то делал сам. Они быстро забили тюками багажник машины, кое-что положили в салон. Затем Хижняк и Дьячук пожали руки КГБшникам, и те уехали. Перед тем как вернуться во дворец, Хижняк подошёл ко мне и сказал:

— Бояркин, ты ничего не видел. Понятно?

— Так точно! — отчеканил я.

И Хижняк ушёл во дворец.

Через день, когда я заступил на этот же пост, наши офицеры и КГБшники провели ещё две такие же тайные ночные операции.

Тем же днём, чтобы удовлетворить своё любопытство и узнать каков настоящий размах вывоза вещей из дворца, я осторожно поинтересовался у молодого, который был моим сменщиком на посту:

— Слушай, а ночью пост проверяли?

— Нет.

— А особисты проходили?

— Не, вообще никого не было, — равнодушно ответил он. По его спокойной реакции я понял, что он на самом деле никого не видел и ничего не темнит.

Мне стало приятно — ведь ротный в таком деликатном деле доверился именно мне. И правильно сделал — другой ещё распустил бы язык, и поползли бы по роте всякие сплетни. А я о ночных похождениях ротного и особистов никому слова не сказал.

Между тем изо дня в день велась упорная борьба с незаконным хранением вещей среди личного состава. Правда, вся борьба сводилась только к изъятию незаконно присвоенных ценностей, и никого за это не наказывали.

По слухам, всё изъятое добро, находившееся на ответственном хранении в одной из комнат штаба полка, долго там не залёживалось: туда частенько любили наведываться офицеры, и как-то незаметно, мало-помалу эта груда вещей сама по себе рассосалась и исчезла в неизвестном направлении.

Мало кому из личного состава удалось сохранить "честно" добытые трофеи. Одним из таких счастливчиков оказался механик-водитель, возивший на БМД комбата и других офицеров из штаба батальона.

Однажды для очередной поездки в его БМД село несколько офицеров. Пока ещё не тронулись в путь, один из офицеров, капитан по званию, намётанным глазом определил в дальнем углу что-то подозрительное, замаскированное тряпками. Капитан там порылся, и действительно, под тряпками прятался переносной магнитофон.

— А это что такое? Твоё?

— Ну, да.

— Где украл? A-а?.. Я кого спрашиваю? Чтоб сегодня же магнитофон сдал. Ясно?

— Обожди, обожди, — неожиданно прервал капитана майор Кирин, который находился рядом. — Чего это он будет отдавать свою вещь? Раз его, значит — его. Пусть слушает музыку. Мы тут, понимаешь, жизнью рискуем, а ещё, получается, и взять себе ничего нельзя. Оставь его в покое, не приставай из-за ерунды.

Бросив на механика злобный взгляд, капитан, соблюдая субординацию, сразу примолк.

Второй раз судьбу механик решил не испытывать. В тот же день он упаковал магнитофон в посылку, написал на ней свой адрес и, как только поехали по делам на кабульский аэродром, отправил её к себе домой.

— Ну, всё! Теперь можно спать спокойно, — с облегчением рассказывал он мне, — Подошёл к лётчику с транспортного самолёта, попросил его переправить домой посылочку по почте. Он согласился, а я снял с руки импортные часы — их я тоже достал во время переворота, и отдал ему — всего и делов-то. Для них такое не впервой. Всё уже налажено: офицеры постоянно им суют всякие посылки. А как ещё отсюда переправить? Только так все и выкручиваются!

Через месяц механик получил письмо от родителей, в котором сообщалось, что посылка с афганским подарком благополучно дошла до дома.

Резиденция меняет место

В конце января, когда 40-я армия в основном перевалила через горный хребет Гиндукуш, развернулась и укрепилась на ключевых рубежах, Бабрак переселился в главную правительственную резиденцию — дворец Apг, или как его называли мы Дворец Народов. Наш батальон охраны переехал вместе с Бабраком. Это было то самое место, где я пролежал на земле всю бурную ночь декабрьского переворота.

Дворец Народов в Кабуле — это правительственная резиденция, то же самое, что и Кремль в Москве. Дворец включает в себя несколько зданий, окружённых высокой, метров семь, каменной стеной, которая охватывает его в виде квадрата. Возле стены на довольно большой площади располагались вспомогательные здания и постройки. Всё это хозяйство опоясывалось второй каменной стеной высотой метра два.