Брат мой, враг мой - Митчел Уилсон

Он поймал себя на том, что для неё бреется и одевается с особой тщательностью. Уступив настояниям Кена, он тоже приобрел себе новый костюм, правда, не сшитый на заказ, как у Кена, а готовый, – в магазине студенческого городка. Дэви завязал черный с золотом галстук и попытался отвернуть пристежной воротничок так, как это делал Кен. Серый фланелевый двубортный костюм с небольшими лацканами Дэви аккуратно застегнул на все пуговицы. Ни один из его прежних костюмов не сидел на нем так хорошо, и Дэви, поворачиваясь перед небольшим зеркальцем, мельком подумал, похож ли он хоть чуточку на изящного франта в небрежно накинутом енотовом пальто, который улыбался с рекламы фабриканта готового платья, поставив одну ногу на подножку голубого «джордан-плейбоя». Но никакого сходства между ними не было, и Дэви это знал. Прежде всего, Дэви не улыбался. При мысли о предстоящем вечере сердце его начинало стучать, разгоняя по телу смутный сладкий страх, моментами становившийся нестерпимым. «Если бы мне было всё равно, – с болью подумал Дэви, – наверное, мы бы весело провели вдвоем вечер». Его брал ужас, когда он думал о предстоящем свидании, но тайное опасение, что их встрече может что-нибудь помешать, придавало этому ужасу странную сладость.

Вики ждала его у книжной лавки, на ступеньках, служивших ей спасением от хлынувшей на улицу субботней толпы. С того дня, как она неожиданно увидела здесь Кена, явившегося просить прощения. Вики молилась про себя, чтобы это чудо повторилось ещё раз. Если бы она сумела сосредоточить всю свою волю на одном желании и смотреть зорче, Кен, наверное, опять возник бы из толпы пешеходов, посмеиваясь над её долгими и тщетными поисками. Вики стояла на ступеньках, поворачивая голову то в одну, то в другую сторону. Она казалась очень одинокой, и это придавало ей особую прелесть. С весны лицо её заметно осунулось. На веках обозначились крошечные голубые жилки, а взгляд расширенных сухих глаз был словно устремлен в безнадежность.

Вдали показался маленький «додж», медленно пробиравшийся сквозь уличную сутолоку, и какая-то частица души Вики взмолилась: «Пусть это будет Кен, господи, – и я поверю в тебя!» Но столько раз её молитвы оказывались напрасными, что, увидя Дэви, она лишь покорно вздохнула. Когда Дэви распахнул перед нею дверцу, Вики пытливо взглянула на него, точно надеясь услышать более убедительное объяснение отсутствия Кена – объяснение, которое как-то докажет ей, что Кен всё-таки любит её. Но Дэви даже не произнес его имени, а она из гордости не стала расспрашивать.

Дэви повез её к Беллу – в ресторан, где встречались политические деятели и конгрессмены во время сессии законодательных органов. Темный дуб, штукатурка «под шагрень», жестко накрахмаленные скатерти и салфетки – таков был стиль этого заведения. Здесь царили комфорт и двуличность, здесь сытые люди спокойно сговаривались между собой, как утопить своих друзей, таких же сытых людей, сидевших за соседним столиком. И как человек, обостренным чутьем улавливающий малейшие следы запаха, от которого ему когда-то стало дурно, Вики мгновенно почувствовала эту атмосферу, ибо она уже на себе испытала, что такое предательство. Она знала все оттенки ощущений, которые проходит тот, кого предали, – смесь гнева, боли, отчаяния и, наконец, всепрощающей покорности, – ведь в конце концов приходишь к убеждению, что предатель был не волен в себе, подчиняясь законам, диктуемым некоей властью, будь то власть бизнеса или власть равнодушия, сменившего любовь.

Вики слушала Дэви, стараясь изобразить на лице внимание, но ни на секунду не переставала сознавать, что матовые стекла окон лишают её возможности глядеть на улицу, искать глазами Кена. Она как бы очутилась в западне. Если, конечно, Дэви не дал знать Кену, куда они идут, и он не придет сюда, как только освободится. При входе каждого нового посетителя глаза её устремлялись на дверь.

Она изо всех сил боролась с собой, стараясь прекратить эту предательски фальшивую игру. Кен не придет – это ясно. Усилием воли она заставила себя увидеть Дэви, на которого до сих пор смотрела невидящим взглядом. И с таким же усилием напрягла сопротивляющееся внимание и заставила себя слушать то, что он говорит. Она завидовала тому, что Дэви так поглощен своей работой. Словно впервые она разглядела его смуглое серьезное лицо – лицо Кена, но вылепленное более грубыми руками. «А что если бы я влюбилась в него», – вдруг подумала Вики. И с той же напряженностью, с какой она томилась по Кену, Вики попыталась представить себе, как она прижимается губами ко рту Дэви, обвивает руками его шею, льнет к нему… Сидеть у него на коленях и тереться щекой о его щеку; лежать рядом с ним на диване в гостиной деда, блаженно изнемогая от темноты, от прикосновения его рук, ласкающих её тело» от долгих пауз между произнесенными шепотом нежными словами, в которые выливается смутный вздох желания…

– Вы не согласны со мной? – вдруг перебил себя Дэви.

– Я?

– Вы сказали «нет» и покачали головой.

Вики отвела взгляд.

– Я просто подумала о том, что никогда не может случиться, – сказала она, словно очнувшись, ибо Дэви давно уже исчез из её мыслей и всё это время она была опять с Кеном.

Она поглядела на Дэви серьезным, испытующим взглядом и в приступе самоуничижения решила, что он удивляется, как можно быть такой дурой. Минуту назад он говорил ей, что теперь окончательно убедился в одном: их работа имеет несравненно более важное значение, чем кажется с первого взгляда. Если рассматривать электронную схему как подобие нервной системы, то и в радио, и в их изобретении основные схемы функционируют точь-в-точь, как мозговые центры, управляющие слухом и зрением. И если существует возможность воспроизвести эту часть работы человеческого мозга, говорил Дэви, то в будущем…

Вики молчала, и Дэви, приняв её притворную внимательность за поощрение, с ещё большим жаром стал рассказывать о своей работе, пока она вдруг не сказала «нет» и даже не сумела толком объяснить, что имела в виду. И теперь Вики никак не могла понять, что означает выражение его лица – презрение, досаду или, быть может, сочувствие? Как тоскливо и жутко стало вдруг у неё на душе!

Когда Вики впервые заметила, что Кен начал охладевать к ней, она старалась уверить себя, будто это лишь потому, что их отношениям не хватает полноты – не свершилось некое волшебство, или то, что, как ей давали понять, должно быть волшебством. Но сейчас она сомневалась, удержало ли бы его даже волшебство. В ней уже не осталось ни умения владеть собой, ни гордости – ничего, кроме предельного отчаяния, которое доводило её до того, что, когда с ней кто-нибудь заговаривал, она с трудом подавляла желание взмолиться: «Сделайте так, чтобы он снова полюбил меня!»

– Я уезжаю, – сказала Вики. – В Кливленд.

– Надолго? – спросил Дэви.

Вики удивленно взглянула на него – ей казалось, что все должны понимать, в каком она смятении.

– Навсегда, – ответила она.

Дэви пристально разглядывал узор на скатерти; лицо его помрачнело.

– Но ведь Кен не единственный человек в городе. Если, конечно, это из-за Кена.

– Конечно, из-за Кена, – устало произнесла Вики. – И он – единственный.

– Откуда вы знаете? Вы когда-нибудь присматривались к другим?

– Нет. Мне и незачем присматриваться. Но жить возле него слишком мучительно. А раз так, то надо быть сущей дурой, чтобы не встать и не уйти.

На худом лице Дэви не дрогнул ни один мускул, но трудно было выдержать взгляд его голубых глаз.

– Если вы так настроены, – сказал он немного погодя, уже не глядя на неё, – то, пожалуй, вам действительно лучше уехать.

Когда Дэви вернулся домой, Кен в своем новом костюме сидел за столом в кухне, положив перед собой крепко сцепленные руки. Увидев брата, он даже не шелохнулся. Потом вместо того, чтобы спросить о Вики, он сказал:

– Кажется, мы расстанемся с Броком.

– Почему?

– Он хочет, чтоб мы реорганизовали дело: построили его, как он говорит, на деловой основе. – Кен встал и зашагал по кухне. – Это значит – мы с тобой уже не будем работать на пару, как изобретатели, а должны создать промышленное предприятие. Чем больше народу будет работать, тем скорее мы добьемся осязаемых результатов – так он считает. Говорит, будто средства он доставал именно на таких условиях.

Дэви подавил готовый вырваться протест и спросил только:

– А ты что сказал?

– Что думаю, то и сказал. Пока мы не будем точно знать, в каком направлении продолжать поиски, мы не можем сказать, какие помощники нам понадобятся. До какого-то момента он меня охотно выслушивал, но я тебя уверяю, Дэви, рано или поздно мы с ним расстанемся. Я его побаиваюсь. Ему наплевать на то, чего мы хотим. Он сидит себе и улыбается. Это, знаешь ли, не человек, а самая холодная рыба на свете. Ты бы посмотрел на него в этом Загородном клубе! Я знаю, как люди пьют. Но такой пьянки, как там, я в жизни не видел. А Брок держался так, будто ровно ничего не происходит. Кончил допрашивать меня, тут же встал и вышел, буквально шагая через валяющиеся тела. – Кен сжал губы. – Волрат тоже появился там ненадолго. Угадай, с кем.