Алиенист - Калеб Карр

На этот раз натренированным взглядом он сразу обнаружил следы на стенах заведения Эллисона, которые могли быть оставлены шипованными ботинками или же питонами – большими стальными крючьями, которые скалолазы вбивают в камень молотками для дополнительной опоры и в качестве анкеров для веревок. Следы эти едва ли могли пока привести к каким-либо выводам, так что он не упоминал о них на наших собраниях. Однако в Кэсл-Гарден на гребне стены Маркус обнаружил явные волокна от веревки, и это укрепило его подозрения относительно скалолазных навыков убийцы. Волокна, казалось, подводили к основанию ограждения, довольно прочному. Маркус попросил нас спустить его вниз, и на задней стене форта обнаружил следы, очень похожие на те, что он видел в «Холле». С этого момента он начал разрабатывать свою версию того, что произошло в Кэсл-Гарден.

Убийца со своей последней жертвой на плечах взбирается на крышу, используя крючья. (Смотритель не услышал, как тот забивал их в стену, поскольку большую часть своей вахты, как это выяснил Маркус, проводил в сладких снах, о чем, как подозревал детектив, убийце было хорошо известно.) На крыше человек совершает убийство, затем привязывает веревку к ограждению и «раппелирует» вниз. Последним термином европейцы описывают технику спуска по отвесной скале с помощью веревки, закрепленной на анкоре в начальной точке спуска. Обе половины троса свободно свисают вниз, так что скалолаз, оказавшись внизу, может стащить его за собой. А по мере спуска он убирает крючья, вбитые при подъеме.

Удовлетворившись таким рассуждением, Маркус попробовал отыскать аналогичные следы от крючьев в стене «Парез-Холла»: с момента убийства Санторелли прошло немало времени, и полиция там дежурить не должна. Но на месте он понял, что в этом случае убийца скорее спустился в окно с крыши, а не поднялся с земли, следовательно, крючьями ему было пользоваться ни к чему (следы же, которые Маркус нашел в прошлый раз, могли не иметь к делу никакого отношения). Так что Маркус перед нашей встречей поспешил в Кэсл-Гарден и продолжил начатые ночью поиски – я был прав, подозревая перед нашим поспешным отъездом, что он ищет что-то конкретное. Несколько полицейских, дежуривших в Кэсл-Гардсн, к заднему входу и близко не подходили, так что Маркус мог без помех осуществить задуманное.

Тут мой собеседник прервал рассказ и извлек из кармана пальто совершенно безобидный стальной колышек, обнаруженный им, по его словам, в траве у стены. У колышка имелось ушко – для тросов, пояснил Маркус. Вернувшись домой, он покрыл питон составом для снятия отпечатков и немедленно обнаружил их – один в один совпадающие с образцом, взятым ночью с керамического дымохода. Услышав это, я не мог восторженно не хлопнуть парня по спине: Маркус был так же упорен, как те детективы, с которыми я сталкивался на ниве уголовной хроники, а интеллектом их намного превосходил. Неудивительно, что он не поладил со старой гвардией Отдела расследований.

Остаток пути он посвящал меня в значение своих выводов. Несмотря на то, что в 1896 году скалолазание в Северной Америке еще не вошло в моду как разновидность отдыха, в Европе этот спорт уже прижился. За последнее столетие опытные отряды европейских скалолазов успели покорить вершины Альп и Кавказа, а один бестрепетный немецдаже съездил в Восточную Африку и побывал на Килиманджаро. В большинстве своем, рассказывал Маркус, отряды эти состояли из англичан, немцев и швейцарцев – именно в этих странах скалолазание менее амбициозной разновидности получило широчайшее распространение. Поскольку наш убийца несомненно проявил себя настоящим профессионалом, логично было предположить, что он занимался этим спортом издавна, возможно – с юных лет, и более чем возможно – его семья в недавнем прошлом могла эмигрировать в Америку из одной из перечисленных европейских стран. Пока это мало что значило, но в будущем, в сочетании с остальными факторами, на многое могло пролить свет. Именно такие сведения не позволяли терять надежду.

А этого свойства при посещении «Золотого Правила» нам требовалось в изобилии, ибо место сие представляло собой крохотную зачумленную дыру, ироничнее имени коей сочинить было сложно. «Парез-Холл» по крайней мере был просторнее и располагался на поверхности земли, здесь же был просто волглый и тесный подвал, разделенный ветхими перегородками на крохотные «номера», из которых удовольствия клиентов становились известны всем окружающим если и не по виду, то по звуку. Заведением правила огромная и крайне отталкивающая женщина, которую все называли Виски-Энн, ассортимент же борделя состоял из женоподобных подростков и юношей, которые красились и разговаривали только фальцетом, а друг друга называли женскими именами. Прочие разновидности содомии были отданы на откуп заведениям, подобным хозяйству Вышибалы Эллисона. Печальную известность «Золотое Правило» получило в 1892 году, когда преподобный Чарльз Паркхерст, пресвитерианский священник и глава «Общества по предотвращению преступности», удостоил сие подземелье своим визитом в рамках развернутой им и те годы кампании по выявлению тайных связей между преступным миром Нью-Йорка и разнообразными государственными учреждениями, в частности – Управлением полиции. Паркхерст был человеком старой закалки и мужем, исполненным истинного благородства, куда более терпимым, нежели большинство его крестоносных соратников, посвятивших себя искоренению порока. Он обратился за помощью к частному детективу, которого звали Чарли Гарднер, – моему доброму приятелю. Предполагалось, что эту одиссею мы совершим втроем: Чарли незамедлительно предложил мне поучаствовать в мероприятии, обещавшем стать веселым и познавательным.

Но, увы, к 1892 голу мой юный пыл угас, и я вознамерился покончить с былым распутством. Рассудив, что пора начинать зрелое и мирное существование, как профессиональное, так и домашнее, я нацелился на постижение нюансов политической жизни Вашингтона и Джулии Пратт, опасаясь рисковать журналистской карьерой и любовным романом ради даже одного ночного приключения в компании Чарли Гарднера. Так что моим скромным взносом в ставший впоследствии знаменитым священный поход преподобного Паркхерста стал лишь краткий список злачных мест, рекомендуемых к посещению. И они их посетили, равно как и многие другие обители порока; и от воспоследовавшего письменного отчета преподобного о его знакомстве с дном вообще и «Золотым Правилом» в частности волосы приличного общества встали дыбом.

Именно откровения Паркхерста о том, насколько выродился Нью-Йорк и сколько городских чиновников на этом вырождении наживается, привели к учреждению Сенатом штата особого комитета по расследованию коррупции. Комитет возглавил Кларенс Лексоу, и в итоге в Сенат поступил официальный рапорт, содержавший ряд «прямых обвинений всего Полицейского управления Нью-Йорка целиком», из-за чего не один старый полицейский служака ощутил на себе всю остроту жала реформ. Хотя, как я неоднократно уже говорил, растление и коррупция – явления не преходящие, а суть постоянная черта жизни в Нью-Йорке. И невзирая на все удовольствие от речей праведно негодующих ораторов, какими по праву считались Паркхерст, Лексоу, мэр Стронг, не говоря уже о Теодоре, искренне старавшихся убедить нас, что мы слышим голос крепкой основы городского населения, поход в такое место, как «Золотое Правило», никогда не преминет жестко напомнить гостю, что низменные позывы и страсти, порождающие такие притоны – в других частях Соединенных Штатов они вызвали бы остракизм, если не прямое судебное преследование, – здесь располагают таким же количеством адептов и защитников, что и так называемое «приличное общество».

Разумеется, поборники приличий и последователи растления часто оказываются одними и теми же людьми, в чем мой спутник не замедлил убедиться, едва мы ступили на ничем не примечательный порог «Золотого Правила» тем субботним вечером. Почти незамедлительно мы нос к носу столкнулись с пузатым пожилым господином в дорогом вечернем платье, который, покидая заведение, старательно прикрывал лицо рукой, а оказавшись на тротуаре, тут же юркнул в поджидавший у поребрика очень дорогой экипаж. Следом за джентльменом показался мальчик лет пятнадцати-шестнадцати в типичном наряде «для ночной работы»; с глубоким удовлетворением он пересчитывал купюры. После чего выкрикнул что-то вслед господину своим хрипловатым фальцетом – непосвященному уху голос его мог показаться странным и отталкивающим – и профланировал мимо нас весьма игриво, обещая несказанные вечерние наслаждения, коли мы пожелаем выбрать из всей когорты именно его. Маркуса от этой демонстрации развернуло в другую сторону, и он уставился в потолок, а я ответил юнцу, что мы не клиенты и хотим видеть Виски-Энн.

– Оу-у… – вяло протянул мальчишка своим обычным голосом. – Не иначе еще одни фараоны. Энн! – И он направился в глубину кавернозного подвала, откуда несся сиплый смех. – Тут еще господа насчет убийства!